Норильский "Мемориал", выпуск 5-6, октябрь, 2010 г.
Среди узников Норильлага - писатели самые известные, о ком написано немало - это Алексей Гарри, Елизавета Драбкина, Александр Зуев, Лев Гумилёв, Юрий Сальников, Давид Кугультинов, Сергей Снегов, Но ими не ограничивается перечень. Есть лица, о которых норильчанам ещё не известно. Об одном из таких хочу и поведать.
Первый, кто сообщил мне о том, что в сороковые годы прошлого века в цехе металлоконструкций Норильского комбината, а потом и проектной конторе, работал Борис Львович Гальперин, был мой друг, ветеран Норильска и его краевед Иосиф Адольфович Шамис.
Бывший директор цеха металлоконструкций, к которому я по совету Иосифа Адольфовича обратился за подробностями, Б.Ф.Ермилов в августе 1986 года ответил на мой запрос предельно кратко: «Б.Л.Гальперин работал в 1942-1950 годах во вверенном мне заводе металлоконструкций. Работал он, будучи репрессированным, отлично».
А вот, что мне сообщил Иосиф Адольфович в ответ на просьбу рассказать об этом человеке подробнее: «О Борисе Львовиче Гальперине я знаю только КЛОЧКИ... Будто бы учился он в Париже (куда попал, надо полагать, из буржуазной Литвы). Из Парижа вместе с женой Сарой (кажется, Моисеевной - я её знал по Норильску) - оба имели высшее строительное образование, - уехал в Уругвай. Надо думать, что они уехали из Парижа в годы Великой Депрессии, в конце 20-х годов, когда в Париже было много безработных. В Уругвае Борис Львович занимался журналистикой, писал стихи. Очевидно, на идиш. Пользовался большой известностью и уважением. Но пришло время, когда потянуло строить социализм, и они уехали в Москву. Я запомнил рассказ, как Гальпериных провожали в порту Монтевидео. «Весь город» явился. Были речи, пели песни. Судно отчалило, а народ не расходился, продолжал приветствовать стоящих на палубе Гальпериных. Когда Монтевидео скрылся за горизонтом, они отравились к себе в каюту. Но они не смогли попасть туда: вся каюта от пола до потолка была забита цветами».
Этот по-одесски живописный рассказ записан, надо полагать, со слов самого героя. О дальнейшем Шамис вспоминает прозаичнее.
Борис Львович Гальперин. Норильск. 1950 год
«В Норильске Борис Львович работал прорабом по металлоконструкциям ЦМК (цех металлоконструкций ЦРМЗ - центрального ремонтно-механического завода), затем - до выезда - проектировщиком- конструктором проектного отдела. Сара (Моисеевна?) работала по сметному делу. В Норильске стала учиться их дочь Маша. Девушка была статная, красивая и обаятельная. Борис Львович сам был мужчина видный и очень приятный. Сара тоже была симпатичная женщина. Хороша была пара - отец и дочь! Бывало, попадутся на глаза где-нибудь у Соцгорода, ближе к дамбе через Долгое, - залюбуешься ими!.. В 51 году (кажется, так) его, как и некоторых других товарищей, «попросили» поехать на юг Красноярского края. Первое время там работы не было. Нашлась работа в проектной организации где-то за сто километров от Красноярска, где Гальперин и стал работать конструктором по металлоконструкциям. Бывал он и в Красноярске, приходил в гостиницу, когда я прилетал в командировки с Севера»
Возвращаясь к молодости своего героя, Шамис продолжал: «Он выпустил, сказывают, несколько книг стихов, на идиш и с переводом на русский. Печатался в журнале «Советиш геймланд» («Советская Родина», литературно-художественный и общественно-политический журнал СП СССР на языке идиш, редактор Вергелис, сам писатель и поэт. Редакция, помнится, на улице Кирова). Сара умерла вот уже 4-5 лет назад. Теперь ушёл и Борис Львович. Осталась одинокой в Вильнюсе Маша. Замуж она не выходила - нервами болела. И, говорят, сильно поблекла её чудесная красота. Тут, несколько лет назад, познакомился с одним гравёром, Человек красивый, как поэт (он и был поэт, читал мне свои стихи) он печатался в том же журнале. Он знал Гальперина. Но последние годы я мало бываю в центре, а когда бываю, не попадается мне гравёр-поэт..." (Из письма 21 февраля 1985 года).
Вот такие «клочки» сообщил мне Иосиф Адольфович о Гальперине.
Неоценимая заслуга Иосифа Адольфовича в том, что он дал мне возможность продолжить исследования о таких, как Гальперин: сообщал адреса родственников или людей, которые могли дополнить его сведения,; Я встречался или вступал в переписку с этими людьми и получал от них важнейшие сведения. Так было и в моей работе по Гальперину. Письма его дочери Марии Борисовны ко мне из Вильнюса 4 июня и 29 июня 1985 года, письмо Сергея Александровича Снегова 27 июня того же года, как и ещё одно письмо самого Шамиса, посвящённые Гальперину (12 июня 1985)1 раскрыли целый пласт сведений об этом человеке и писателе. «Он из той когорты, - писал мне о Гальперине Шамис 9 июля 1985 года, - которая слеталась на свет Октября - тут и Урицкий, и Володарский (Моисей Маркович Гольдштейн), и многие другие искренние революционеры духа».
Сам Борис Львович сообщал об этом в одном из своих рассказов («Залмен пишет письмо») про своего героя так: «Иногда тяжело бывает на душе, очень тяжело. Со всех сторон обступают тебя сомнения, и я тогда... бегу от них туда, в девятнадцатый год и, честное слово, чувствую, как ко мне возвращаются силы и завтрашний день кажется уже не таким мрачным. Мне тогда было двадцать, ровно двадцать. А что такое двадцать? Пора расцвета, и я был счастлив. Я слышал звук трубы, возвещавшей о крушении старого мира и наступлении нового дня. Всё вокруг торжествовало, казалось, все люди на земле тянут руки к восходящему солнцу. В двадцать лет я был красноармейцем».
И ещё свидетельство такого же рода - в рассказе «Пойди, объясни евнуху». Герой рассказа вспоминает: «После Февральской революции он примкнул к тем, кто поставил своей целью пробить новый путь для человечества. В Октябрьские дни с винтовкой в руках сражался на стороне большевиков. Потом - гражданская война, фронты, голод, сыпняк. Потом - учёба. Иногда откладывал рейсфедер и по поручению партии отправлялся в деревню: добывать хлеб, добивать врагов революции. Где только не работал - на самых отдалённых стройках, врубался в вечную мерзлоту, в таёжную гущу. Годы мучительного, сверхчеловеческого напряжения и работы. Он не выдержал бы, если бы не огонь веры, пылавший в груди и согревавший его в стужу».
Вот она, пресловутая Великая романтика революции, питавшая и развращавшая мальчишек и девчонок в начале двадцатого века! Они искренне верили, что «добивая врагов революции», таких же мальчишек и девчонок, отбирая хлеб у вырастившего его труженика - крестьянина, ими совершают великие дела, сквозь огонь и кровь прокладывают путь в светлое будущее. И когда их самих причислили их вдохновители к врагам, пускали им пулю в затылок или бросали полуодетыми и полуголодными долбить вечную мерзлоту, - они и тогда не теряли своей меры, и тогда были уверенны, будто это козни врагов революции.
«Уважаемый Сергей Львович! - отвечала мне 4 июня 1985 года Мария Борисовна Гальперина из Вильнюса. - Получила ваше письмо, постараюсь сообщить вам сведения об отце - Гальперине Борисе Львовиче. Он родился в Литве в 1902 году (д. Дарсунишки). В первой воине семья переехала в Либаву (Лиепаю). Там кончил гимназию. В первой половине 20-х годов кончил Каунасский политехнический институт, стал инженером-строителем. Тогда же женился, мама - его однокурсница, до 1972 году работала сметчицей. В конце 20-х годов | семья переехала в Монтевидео. В 1937 году отец с мамой вернулись в Москву. С 1938 года был в Норильске, работал на заводе металлоконструкций. Освободился в 1945 году, мама со мной после эвакуации переехала к нему в 1946 году. В 1950-ом я поступила в институт, а они были высланы из Норильска. Отец арестован вторично в 1951 году, после чего получил ссылку до 1954-го. Панюков, живший тогда в Красноярске и знавший бывших сотрудников, устроил в райцентре филиал Крайпроекта, где родители жили. С середины 50-х годов семья - в Вильнюсе. В 1962 г. отец вышел на пенсию и стал писать. Он в совершенстве знал еврейский язык. Говорят, что это последний еврейский писатель, но читателей тоже с каждым годом становится всё меньше. Имел персональную пенсию республиканского значения. Умер в сентябре 1984 г., через три года после смерти мамы, бывшей немного старше его. Я получила уже русское воспитание».
Печатался в журнале «Сов. геймланд». Печатал свои вещи и переводы на еврейский язык. Изданы книги: «Моя родословная» на евр. яз., 1978, «Моя родословная» русск. яз., 1983, издательство «Советский писатель», «Всё остаётся людям» на евр. яз., 1984 (за несколько недель до смерти увидел её). Сейчас рассказы по еврейской теме переводят в ГДР . Рассказы разные по тематике. Некрологи о нём печатались в еврейских газетах, самый большой - в польской газете «Фолкс-штиме». Собрала их по одному экземпляру.
Недавно началась переписка с писателем о переводе на литовский язык, не знаю, что выйдет.
До сегодняшнего дня у меня есть адреса многих бывших норильчан.
Если приедете в Вильнюс - рада буду приять Вас.
С уважением М,Гальперина».
Мария Борисосовна подарила мне книжку «Всё остаётся людям» на еврейском языке, изданную в Москве в 1985 году в качестве приложения к журналу «Советиш геймланд».
Побывать в Вильнюсе я не удосужился. Всё ограничилось перепиской.
В дальнейшем мне удалось получить другие книги Бориса Гальперина, отрывки из которых я выше процитировал.
Всё остаётся людям. В том числе - и самое главное! - разобраться в том, что такое романтика революции и как избавить от неё будущие - да и нынешние - поколения молодых людей.
И последнее уточнение. На книге «Всё остаётся людям» читаю имя автора: БЕР ГАЛЬПЕРИН. В письме 15 августа того же 1985 года Иосиф Адольфович пояснял: «Это имя на языке идиш, пришло из немецкого «Ваг», что в переводе - медведь. Вообще же это трансформация древнееврейского «барух» - благословенный, как звали Спинозу».
Таковы краткие сведения об одном из узников Норильлага Гальперине.
Норильский "Мемориал", выпуск 5-6, октябрь, 2010 г.
Издание Музея истории освоения и развития НПР и Норильского общества «Мемориал»