Как цепко память сердца вобрала…
Шел 1930-й год – год коллективизации (по взрослому понятию). В селах крепкие хозяйские семьи стали притеснять – не принимали в колхозы, внесли в списки на высыпку в глухие далекие места.
Вот и в наш дом в один из июньских дней пришли трое мужчин, забрали деда, папу и дядю и увезли в Нерчинск. А маме, бабушке и тете приказали вместе с детьми выйти из дома, взяв только самое необходимое из вещей, чтобы жить теперь в маленьком полуразрушенном домишке на краю села.
Так мы оказались нищими, полураздетыми, ничего не имеющими в своем родном селе Зюльзя Нерчинского района Читинской области.
Зимой жить в той халупе стало невозможно. Нас приютили дальние родственники мамы в другом конце деревни, у них мы и прожили зиму. Сюда вернулись наши мужчины. В июне 1931 года их снова увезли в Нерчинск. А семью повезли в товарных вагонах до Красноярска.
Было тесно, жарко, хотелось пить. Плакали матери, плакали дети... И тут же многие дети умирали...
В Красноярске нас посадили в пароход "Мария Ульянова" и повезли вниз по Енисею. Иногда пароход останавливался, из него выносили трупы, спешно хоронили на берегу Енисея и отправлялись дальше в путь.
Нашу семью и другие семьи из села Зюльзя высадили в селе Никулино Туруханского района.
Срочно построили балаганы и в них жили. Было очень много комаров, мошки – страдали от этого страшно. Питались скудно.
Взрослые, а это были в основном женщины и старики, так как мужчины наши еще сидели в забайкальской тюрьме или были расстреляны, пошли рубить пес, очищать от сучьев, шкурить и сплавлять для строительства бараков. Так построили четыре барака, в них поставили нары и посередине железную печь. Каждая семья занимала уголок на нарах.
Спали все вместе, было то душно, то холодно. Старики и дети продолжали болеть. А потом стали и умирать от недоедания и трудной работы. В нашем бараке умерли шесть человек, в том числе моя мама. Бабушка от горя заболела. В доме есть было нечего... Соседка по бараку собрала нас, детей, и повела в комендатуру к начальнику по спецпереселенцам Бородулько. И попросила у него для нас, десятерых детей, продукты. А он в ярости закричал: ''Веди их на берег Енисея, там много льдинок, камушков – пусть грызут..." Одна девочка не выдержала, плюнула ему на стол, заплакала и убежала. А этому горе-начальнику хоть бы хны. На всю жизнь я запомнила его грубость...
Местные жители Никулино помогали нам, чем могли: давали молоко, овощи, учили ловить рыбу. Весной и летом ребятишки ходили в лесосеки, где рабочие нас кормили, отрывая от себя тот скудный паек, что им давали на поддержание сил для тяжкой работы. Я часто ходила на могилу к маме, сидела у нее часами. Однажды там нашла меня местная жительница – бабушка Высотина: "Шура, нельзя так долго сидеть на кладбище". Привела меня к себе, накормила и потом часто мне помогала.
Вспоминая все это, я часто задаюсь вопросом без ответа – за какие проступки так мучили людей? За их упорный крестьянский труд на родине? Это было так жестоко.
Умерла моя бабушка. Благо, приехал отец. И он устроил меня в детский интернат в селе Ярцево. В нем жило более ста детей из семей спецпереселенцев, живущих в поселках, Смольное, в деревнях Никулино, Фомка, Сергеево, Грива, Нижне-Шадрино, Колмогорово, заимке Леднево. Пришкольный интернат содержался на средства лесопунктов, в которых работали на заготовке леса наши родные и земляки. Из Ярцево мы в каникулы ходили пешком домой – за сорок километров – по льду Енисея и Сыма (а осенью через этот приток Енисея была переправа).
В Ярцево я закончила среднюю школу и поступила учиться в Енисейский учительский институт. Мечтала стать врачом, но нам, детям спецпереселенцев, лишенных гражданских, прав, нельзя было выезжать за пределы района, а в районе мединститута не было. Многие мои друзья поступили в Енисейское педучилище.
Но спокойно учиться долго нам не удалось – началась война. Опустели студенческие комнаты и коридоры – наши мальчики ушли на фронт, в большинстве своем добровольцами. Мы, девушки, тоже рвались на фронт. Но меня не взяли – не прошла медкомиссию по близорукости, очень плохо видела. Военком утешил: "Работай, учись, учителя нужны, так как многие из них ушли на фронт..."
Петом 1942 года после вручения дипломов мы, выпускники, поехали в лес заготавливать для института дрова, а через месяц, получив направления, разъехались по районам Красноярского края – 18 человек из 300 поступивших (остальные были на фронте или уже погибли за Родину).
В селах нас ждала нелегкая работа – днем в школе, а вечерами – на уборке и погрузке зерна, овощей (отпусков до 1945 года не давали).
Так прошла наша юность – труд, общественные дела. В школе я проработала 44 года. Имею награды. Может, нескромно об этом говорить. Но, наверное, награждение "детей кулаков" было в те годы своеобразным извинением Родины перед нами, ни в чем перед ней не повинными, своего рода реабилитацией...
И мы испытывали неподдельную любовь к Родине, преданность ей. Старались не помнить зла. Но можно ли было забыть то, что выпало на нашу долю? Голод, холод, политический надзор, грубость, тяжкий труд в лесу с редким отдыхом в селе, в семье, цингу и другие болезни, раннюю смерть... Все, что пережили мы в первые годы в ссылке. И вообще сам факт этой мучительной ссылки.
Хотелось ли нам на родину, в Забайкалье? Отцу – да. Он попросил меня в 58-м году свозить его туда. Съездили, посмотрели, но жить там уже не остались. Наверное, отвыкли... Вернулись в Красноярский край.
Мимо тех мест, где я выросла, – Никулино и Ярцево – я проплывала как-то со школьниками на теплоходе. Вышла рано утром на палубу, когда плыли мимо села Ярцево, смотрю – та тополиная роща, что посадили ребята, уходившие на фронт... Стою, плачу. Ко мне подошел кто-то из членов экипажа: "Что вы плачете? Здесь ваша родина?" "Да, я здесь выросла. Здесь прошла моя юность..."
И какая юность! Без слез ее никак не вспомнишь.
И теперь эта встреча через 65 лет с земляками. Она всколыхнула, разбередила, придала сил... И гордости за то, что мы все стали уважаемыми людьми, все получили образование, много работали, живем достойно, хоть и трудно в последние годы. Спасибо, друзья, что вы есть!
Александра Золотухина,
дочь реабилитированного Ефима Ивановича Золотухина,
родом из с.Зюльзя