Евгений Павловский. Виновата тревожная память...
Об авторе.
Только год шли в музей письма из Иркутска бывшего норильчанина Евгения Викторовича Павловского. Они были полны интересных подробностей о том, что теперь мало кто хочет вспоминать, — о событиях норильского лета 1953 года. Не все Евгений Викторович успел написать — в ноябре 1990 года его не стало. Из писем видно, что до последних дней его мучила вина. Ведь, работая с 1948 по 1957 годы помощником, а затем заместителем прокурора Норильлага, он не предотвратил беззакония, не мог из проводника карательной политики МВД превратиться в защитника невиновных. Многого он тогда не мог — даже узнать о судьбе собственного отца, который был священником, находился в заключении в Норильлаге, и по заочному приговору ОСО Виктора Ивановича Павловского расстреляли 4 марта 1938 года. А сыну сообщили о его гибели и посмертной реабилитации только через полвека, в перестроечные времена...
Тогда же, бывший фронтовик (Евгений Викторович был замполитом 19-й особой лыжной бригады на Северо-Западном фронте, осколком мины под Старой Руссой его тяжело ранило), недавно выпускник юридического института, он многое видел и понимал, но изменить был не в силах. В государстве, где террор — ведущая политика, свободных быть не может, просто степень не свободы у всех разная. Павловский вспоминал:
«Где-то году в 1951-м меня вызывает к себе Желваков — начальник отдела МГБ Норильского ИТЛ и строго предупреждает о том, чтобы я не знался, не играл с «контриками»-шахматистами, с такими как Габович, Беркович, Герцфельд, Георгобиани, Гримберг и др. Сказал, что я должен быть кристально чистым, честным, верным партии и не общаться с этой швалью — врагами народа, взял с меня подписку… И я был очень осторожен при встречах с такими шахматистами до смерти Сталина. А ведь они были умнейшими, мужественными людьми, с ними было приятно общаться, учиться у них культуре».
Публикуя письма Павловского и другие воспоминания о норильском восстании 1953 года, «Мемориал» стремится полно и с разных сторон осветить эти события, оставляя за собой право далеко не всегда соглашаться с мнением автора.
***
...В 40 лаготделениях и лагпунктах Норильлага с 1948 по 1952 гг. ежегодно было около 220-250 тысяч человек. В Горном было 6 отделений и 30-32 тысячи (он существовал с 1948 по 1955 гг.).
Среди причин «волынки» 1953 года: прошла амнистия по мартовскому Указу, в которой освобождались заключенные лагеря, имевшие судимость за бытовые преступления. А заключенным Горного лагеря стало обидно, что «шваль» амнистируют, а их нет — нет им ни зачетов, ни послаблений режима, ни условий, облегчающих работу.
Участились случаи стрельбы часовых по заключенным. Среди солдат части, охраняющей Горный лагерь, многие были из западных украинцев, у многих от бандеров погибли родные и родственники, и солдаты, неся службу, мстили заключенным, считая всех их бандеровцами. Стрелки били заключенных палками, заставляли колонной идти «паровозом», т.е. вплотную друг к другу и в ногу. Если кто сбивался с ноги, по нему стреляли. Не хотела колонна идти - «паровозом», ей командовали «лечь», «встать», «лечь», «встать» — пока не заставят выполнить этот приказ.
В июне из Красноярка прилетел А.А.Панюков, а также начальник управления лагерями Красноярского края С.А.Павлючек. На трибуне-настиле возле ворот 5-го лаготделения выступали приехавшие и начальство комбината, призывая заключенных прекратить «волынку» и выходить на работу, обещали выполнить их требования. Но заключенные не верили, настаивали на том, чтобы вести переговоры с московской комиссией, потом стали свистеть, кричать. Надзиратели начали было их теснить, те отступили в глубь зоны. Часть разошлась по баракам, но осталась группа — человек сто – эти продолжали ругаться, свистеть, бросали камни в надзирателей, и в конце концов выгнали их за ворота. Начальство к тому времени уехало.
И тут ввели в зону взвод вооруженных солдат, и они по команде стали стрелять сперва вверх, а потом по убегающим заключенным. Убито было человек 30 и столько же ранено. На второй или третий день я осматривал трупы в бане этого лаготделения совместно с патологоанатомом морга Знаменским. При осмотре установили, что у всех входные пулевые отверстия были сзади и сбоку.
Команду «пли!» солдатам дал начальник штаба воинской части по охране Горлага майор Лев. Материалы доследственной проверки на него были направлены военному прокурору Западно-Сибирского военного округа в Новосибирск по подследственности и подсудности Военного трибунала ЗапсибВО. Помню, что военный следователь из этого округа приезжал в Норильск, расследовал дело. Судили майора или нет, не знаю. Этот Лев куда-то быстро смотался из Норильска и все.
Тут вот в чем дело. Горный лагерь прокуратура Норильлага не контролировала, т.е. не имела права осуществлять прокурорский надзор за законностью содержания заключенных в этих лаготделениях и своего прокурора не имела...
...После первых случаев несанкционированного применения оружия прокурор Доргеев давал шифровки в Москву начальнику управления по надзору за местами заключения Прокуратуры СССР Н.В.Вавилову. Последний шифрованной телеграммой ответил: «Применение оружия запретить, выезжает комиссия МГБ».
Она действительно прилетела во главе с начальником главного тюремного управления МГБ Кузнецовым, начальником внутренней службы генерал-майором Середкиным и было еще человек 10 полковников. Они пробыли с неделю, ездили по лагогделениям, уговаривали заключенных бросить волынить и начать работать. А тут срочная шифровка: «Разоружить эту комиссию, посадить на самолет и отправить в Москву». И их увезли. Оказалось, что комиссия прилетела с полномочиями от Берии которого в это время уже посадили...
...Третье лаготделение (это на промплощадке, возле 25-го завода) каторжан восстало 4 июня. Часовой с вышки убил главаря бандеровцев Воробьёва. И сходу все 6 тысяч заключенных подняли бунт, из зоны выгнали всех надзирателей, всю лагобслугу из числа вольнонаемных и тех, кто пытался войти в зону, толпа грудью выталкивала за ворота. Повесили траурный флаг, сделали виселицу, на которой вешали «стукачей». Запускали «змея» высоко, у него на хвосте были самодельные листовки, их ветром отрывало и уносило в город.
Где-то в августе прилетел из Красноярска начальник УВД Красноярского края С.А.Павлючек, ознакомился с обстановкой, выслушал членов комиссии по борьбе массовыми беспорядками — бандпроявлениями, как тогда говорили, и улетел в Москву в ЦК КПСС просить санкцию на применение оружия. Заведующий отделом административных органов И.В.Шикин ему там разъяснил, что никакой санкции ЦК и даст, есть устав конвойно-караульной службы Советской Армии, где сказано: при явном нападении на караул стрелять — сперва вверх, потом на поражение.
Павлючек прилетает, разрабатываются мероприятия, согласовываются. Как запланировали, так и выполнили.
Оборудовали 10 бортовых машин: борта усилили чугунными плитами, на каждую машину посадили по десятку солдат с автоматами и одному офицеру. Быстро сломали въездные ворота зоны, разрубили колючку — на случай выезда из зоны. Сходу въезжают все десять автомашин в зону, заключенные слева и справа стали бросать в солдат камни, бутылки, самодельные пики, стали стрелять из бараков, и солдаты ответили огнем. Слева все зэки побежали, остались убитые и раненые. Справа из-за бараков, где было много заключенных, продолжалось метание в солдат пик и камней, те стреляли. Заключенные отбежали в дальний угол зоны, где было 2-3 барака. Машины уехали, солдаты остались. И вот из того дальнего угла толпа заключенных быстро, рывком, как в атаку, побежала на солдат и оперативников. Их встретили огнем, прозвучала чья-то команда: «Ложись!». Заключенные залегли — кто ранен, а кто и мертв уже. Уцелевших потом подняли и погнали за зону под отдельный конвой по 200 человек. Позднее, их этапировали по лаготделениям.
В одном бараке обнаружили в подполье штаб восставших. Стали стрелять в пол, человек десять главарей сдались. Среди них был Кароль Гуль.
Всего в 3-м лаготделении было убито примерно 100 человек, ранено вдвое больше.
Потом мне было поручено расследовать и выяснить все обстоятельства этого восстания. По сути дела, я руководил расследованием, планировал работу следствия, требовал, кого, как, о чем допросить или передопросить. Я многих заключенных сам допрашивал, брал объяснения с начальства, с «оперов», прочих очевидцев. Мне помогали следователи нашей прокуратуры, оперуполномоченные Норильского ИТЛ и Горного лагеря.
...Руководил ликвидацией восстания майор Жлоба из отдела МГБ при Горном лагере, присутствовал Самохин, старший советник юстиции, из Прокуратуры СССР.
Ущерб от простоя комбината, в связи с восстанием составил порядка 2-2,5 млн. рублей.
Главарей судили группами по 6-8 человек по ст.59-2 Уголовного кодекса — как организаторов массовых беспорядков — для порядка. А что было судить, у всех были статьи, длительные сроки, по 15-20 лет каторжных работ. Кроме 3-го и 5-го лаготделений, в других стрельбы и жертв не было.
Все материалы расследования восстания по требованию Москвы Самохин увез в Прокуратуру СССР. Там эти материалы читали, изучали разные дополнительные лица из числа руководителей в Прокуратуре Союза, КГБ, МВД и в отделе административных органов ЦК партии. На заключение, составленное в Норильске, что оружие было применено правильно и своевременно, возражений из Москвы не последовало...
Генерала Царева сняли, первый начальник отдела МГБ при Горном лагере Мильштейн застрелился, Желвакова, который был после него, посадили, надо было бы еще и Жлобу посадить. П.С.Доргеева, прокурора, сняли с работы и направили на курсы пeреподготовки прокурорских работников. Позднее он работал председателем Хакасского облсуда. Жлобу — «героя» укрощения восставших — куда-то далеко в глубинку нашей Родины просто спрятали.
Восстание ускорило отмену особых лагерей. В Норильске при такой ликвидации выяснилось, что инструкций КГБ — МВД об условиях содержания заключенных в таких лагерях не было, как не было и постановления Совмина СССР. Был только секретный Указ Президиума Верховного Совета от 19 апреля 1943 года.
В 1954 году в Норильске работала комиссия Президиума Верховного Совета по освобождению. Председателем был Филимонов, член Президиума, замом Павлов, второй или третий секретарь крайкома. Заключенные на две трети были досрочно освобождены по зачетам, а тех, кого нельзя было освободить, этапировали в Магадан.
Восстание в Горном лагере в 1953 году было самое первое (после смерти Сталина) в стране и самое массовое. Общие причины его были те же, что и в других местах, например, в Степлаге, — бесчеловечная, антинародная, карательная сталинская и бериевская политика...».