Л.О.Петри, В.Т.Петри. Таймырская быль
«Наша семья из трёх человек - Бруннер Мария (1893 г.р.), Артур и Эрна в сентябре 1942 года в составе 3-й партии «спецпоселенцев» на полностью набитом людьми грузовом лихтере с двухъярусными нарами плыли из Красноярска ровно месяц, без котлового питания, с бесконечными очередями в туалет и наличие у всех массы вшей - как результат большой скученности жизни в трюме. Рейс был тяжёлым и мучительным и наконец окончился, когда был брошен якорь у станка «Дорофеевск» Усть-Енисейского р-на Таймырского нац. округа. На чистом песчаном берегу голой тундры нас «пассажиров» с лихтера встречали 5 построек-4 жилые избушки, 1 магазин и 15 человек население. Это был рыболовецкий колхоз «Заря» с председателем и бухгалтером.
Весь приезжий народ разместили в избушках и палатках. Шла глубокая холодная полярная осень - ведь до Карского моря и о. Диксон всего только 300 км. Немедленно возникла проблема с дровами, которые в виде выброшенных на берег брёвен находились на правом противоположном берегу, где ширина залива Енисея 60 км. До ледостава мы на парусной 3-х тонной лодке успели сделать 1 рейс за топливом. Было ясно, что мы в зиму окажемся без дров. Незадолго до появления шуги (появление крошева льда перед ледоставом) пришёл из Игарки со стройматериалами самоходный лихтер, но подойти близко к берегу из-за мели он не смог и весь лесоматериал сбросили с борта, а мы в ледяной воде вылавливали его и несли на берег. Это были готовые сборные двухквартирные из бруса дома.
Приезжие в основном оказались немцами из Поволжья и Ленинграда, латышами, евреями и финнами, дети подростки и женщины. За какую провинность мы оказались здесь на краю света? Только по национальному признаку. Местные колхозники – это настоящие и бывшие ссыльные - для власти «социально опасные лица».
Людей поделили на строителей и рыбаков, к последним из которых отнесли и нас, назначив меня 16-летнего молодого человека бригадиром рыболовецкой бригады. Нам повезло, что мы оказались «у рыбы» и нам не пришлось голодать и болеть цингой, как это досталось другим. Конечно, не имея достаточного опыта плавания по воде нам во время шторма приходилось до 3-х суток болтаться в Енисейском заливе, т.к. пристать к берегу из-за больших волн не было возможности. В один из таких штормов я был на грани гибели, когда при сильнейшем порыве ветра нижней реей паруса меня из шлюпки выбросило в верхней одежде и сапогах в залив, но я сумел доплыть до шлюпки и спасся. На всём рыбном промысле не было ни одного спасательного средства. Одно звено по этой причине погибло. И что было удивительно - этот случай ни кого не волновал, ни каких мер предпринято не было - человеческая жизнь ни во что не ценилась. В отношении опасности при рыбной ловле в штормовую погоду с сетями и парусом мы находились в зоне риска, т.к. с такой работой мы впервые столкнулись и вот беда - в шторм, когда залив был перед ледоставом, погибло ещё 7 рыбаков.
Свою бригаду в 13 человек я кормил хорошей породистой рыбой. Это узнал председатель колхоза и запретил рыбу брать домой, хотя рыбы было излишек из-за недостатка на рыбоприёмном пункте соли. Рыбаки взбунтовались и решили в один из штормовых дней проучить этого деятеля. Но, от греха подальше, наши женщины напоили его брагой и спрятали от рыбаков. Больше его не видели - он был снят с работы. Дома наши строители быстро собрали, но из-за постоянного дефицита дров и сырых стройматериалов температура в таком жилье с наступлением зимы не поднималась выше минус 7 градусов. Топливо тратилось только для приготовления пищи.
В условиях Енисейского залива, где его ширина достигает 60 км, особо опасно во время частых пург. Чтобы как-то спастись от домашнего холода, мы с приятелем сделали попытку на нартах привести с другого берега дрова. Такой риск одолеть 120 км пути туда и обратно чуть не закончился нашей гибелью, т.к. поднялась снежная пурга и мы оказались в «молоке» без компаса. Мы уже замерзали, когда случайно встретились на льду с местным охотником - он нас спас, приведя в посёлок. Теперь можно только удивляться как можно было тогда завести массу людей без соответствующей одежды и без необходимого топлива на Крайний Север, где наличие дров является основным условием противостояния суровой девятимесячной зиме Заполярья. Эта преступная деятельность властей дорого обошлась спецпоселенцам – за два года 20-30 % их лежат здесь в вечной мерзлоте вблизи Ледовитого океана. Помнится второй случай попадания в пургу - весной при подлёдном лове рыбы вся бригада вышла на майну (фарватер залива) в 10-15 км от обеих берегов и вдруг разыгралась страшная чёрная пурга, когда вокруг ничего не видно, компасов не было, ориентировались кончиками носа, а ветер за сутки менялся на 360 градусов. Бригада шла 18 часов без отдыха и попали туда откуда вышли с майны. Моя мама в течении всей пурги стояла в тамбуре дома с открытой дверью, молилась и призывала божью помощь. Бригада вышла на берег и продолжала идти, попав на рыбоприёмный пункт, а затем ещё 3 км почти бегом до посёлка. Я считаю, что нас спасла моя мама, которая своими молитвами посылала нам сигналы.
Когда весной появилось солнце, то при первом выходе на лёд, не зная о необходимой защите глаз от яркой белизны снега, бригада на несколько дней «ослепла», получив ожёг и боль в глазах . У меня до сих пор левый глаз всю жизнь даёт о себе знать». Так, тремя короткими эпизодами дополнил свои воспоминания о Таймыре А. Бруннер». В заключении своих Таймырских впечатлений сестра написала: «... ты правдиво изобразил те гибельные условия, которые постигли немцы Поволжья, прибалты, финны и евреи «на краю света». После смерти «отца всех народов» наши жизненные пути с сестрой разошлись - теперь я в Москве, а Эрна в Германии».
На оглавление На предыдущую На следующую