Свидетельствует Швиндт Валерия (1932 г.р.).

«Счастлив тот, кто может соединить начало жизни с её концом». И.В.Гёте.

Указ о нашем переселении вышел в августе 1941 г. , а с Поволжья нас 6 детей с мамой (папа был арестован ещё в 1938 г.) увезли одних из последних в сентябре, т.к. новый председатель колхоза попросил маму и мою сестру Олю помочь подоить коров. Возник настоящий ужас - скот из-за Указа оказался брошенным, коровы стали недоенными, ходят и орут. Быки, верблюды, овцы, козы, свиньи - вся эта живность оказалась без хозяйского ухода. Самым печальным оказалось то, что все животные пошли на поля, где объедались зерном и многие погибли. В том году был небывалый урожай, который уже был обмолочен и лежал на токах, поэтому зерно для скота было легко доступным. Позже нам стало известно, что весь урожай и скотина - всё погибло. Разве власть не совершила в военное голодное время по отношению к своему народу измену и государственное преступление? А ведь обстановка тогда в стране постоянно требовала иметь запасы продуктов. Однако, с интересами населения страны власть не посчиталась. Власть для себя была полностью обеспечена!

Нас повезли на ж.д. станцию, где погрузили в предназначенные для скота вагоны с нарами в два этажа без туалетов и умывальников. Из-за такой спешки с выездом ни у кого не оказались деньги и продукты. Возили нас долго, какими то окольными путями. Кормили нас во время остановок на станциях. Во время этого путешествия рожали и умирали прямо в вагонах. Когда мы были доставлены в Сибирь, то там на ж.д. станции нас уже ожидали подводы, которые нас развезли по деревням. Наша семья попала в Усть-Берёзовку Красноярского края, где мы жили не долго, переехав в Кольцово, т.к. Александр, Виктор и Оля устроились работать на маслозавод.

В сентябре 1942 года мы попали во вторую депортацию с отправкой на Крайний Север - на Таймыр. С начала нас доставили в Енисейск под открытое небо около какой-то тюрьмы. На следующий день под конвоем всех взрослых и детей погнали в баню. Раздев всех догола, одежду отобрали на санобработку (для наших родителей это было ужасно, т.к. у нас они никогда не мылись вместе с детьми). После бани нас погрузили на т/х «И.Сталин» и поплыли вниз по Енисею. Наш теплоход вёл на буксире полностью загруженный в трюме и на палубе нашими немцами. Когда прибыли в Игарку, команда нашего теплохода устроила крупную пьянку, результатом которой при отчаливании от причала лихтер столкнулся с теплоходом. В это время мы лежали на палубе т/х в том месте, где произошло их столкновение. Нас несколько приподняло вверх. Счастье наше было в том, что в трюме не было пробоины, а то бы мы все пошли ко дну. Всё-таки огромная дыра была, но выше уровня воды, поэтому её затянули брезентом и поплыли дальше.

Якорь бросил наш т/х у Дудинского рыбзавода, где уже были немцы, которых завезли до нас и уже работали на обработке рыбы. Нас, как собак, с судна на берег выкинули, на котором уже лежал снег. Мы все, как черви, полезли под строящееся помещение рыбзавода. Прибывшие все были голодные и тогда работающие на рыбзаводе женщины (немки) принесли нам рыбьи кишки, из которых на костре стали готовить еду. Через несколько дней на ботах нас развезли по станкам, а также на «край света» на реку Хатангу, омывающая полуостров «Таймыр» с Востока., в Усть-Порт, в Ананьево, а мы попали в Малышовку.

Вот здесь то и начался настоящий ад. Нас, 95 человек, поселили без окон и дверей в барак, который был построен из горбыля с не утеплёнными стенами, а просто был сколочен как сарай и обложен дерном. Потолка не было, пол земляной. Вместо окон были оставлены, как в коровниках, проёмы. Люди немедленно по берегу пошли искать доски, заколотили «оконные» проёмы, кое-как смастерили двери с шарнирами из тряпок. В бараке ни ламп, ни печек не оказалось. Нашли две 200-литровые бочки, которые поставили в оба конца помещения. На сплошных нарах от начала до конца барака каждому место определили в полметра на человека, светильниками служили лучины, которые заранее заготавливали и вешали к крыше для сушки. Можно себе только представить с какой копотью мы дышали - если выйдешь из барака и плюнешь -  на снегу отпечаток сажи. Позже стали на рыбьем жире приспосабливать коптилки. На ночь в шириной полметра «постель» не раздевались, т.к. было очень холодно. Но при такой тесноте развелось столько вшей, что это был просто ужас - ведь бани не было!

Вскоре люди начали болеть цингой. Бывало проснешься утром, а рядом лежит покойник. Умирали целыми семьями. Хоронить без гроба могли только в снег, т.к. земля в состоянии вечной мерзлоты была недоступной для рытья могилы. Наша семья благодаря тому, что мама из дома всё самое нужное из вещей, в том числе и швейную машину, сумела увести, остались живы. В то время в «Месояхе» но левом берегу Енисея работала научная экспедиция по изысканию газа для Норильска. Некоторые её участники приезжали к нам и у мамы кое-что покупали. Не имея денег, но как-то получить продукты, она стала наши продуктовые карточки им отдавать, чтобы продукты они выкупали, беря себе 2/3 их количества, а 1/3 отдавали маме. За это мы были им очень благодарны. Ещё мама для экспедиции стирала и шила, но кушать еды не хватало и дошло до того, что нам детям пришлось по помойкам собирать рыбьи кости и жгли их на печке и ели. Вот почему теперь у нас желудки болят. Из 95 прибывших людей за первую зиму умерло 37.

Через год мы из разного хлама построили себе халупу. Это было гораздо лучшее жильё, чем барак. Летом с помощью экспедиции завели печку и заготовили дрова, а также собирали дикий лук и ягоду - стало немного легче жить. Рыбы было много, но брать её было нельзя: лозунг «Больше рыбы фронту» не позволял. За 1 селёдку судили на 1год сроку. Денег почти ничего не платили. Я помню, мама, Виктор и Оля как-то за 3 месяца на троих получили зарплату только 19 руб. Было известно, что присваивали деньги себе директор и бухгалтер Дудинского рыбзавода. Жаловаться было не кому, т.к. мы были «фашисты». Наш бригадир из Астрахани так прямо и сказал: «Вас сюда привезли как зверей, а нас как охотников, поэтому мы с вами и будем делать, что хотим». Я не забыла, как мы ходили к начальству и пели немецкие песни, а они нам за это давали по кусочку хлеба. Пережито страшное время, которое, чтобы описать нужен не один день.

Швиндт Валерия, 18.02.2009.

На оглавление На предыдущую На следующую