Василий Афиногенович Потапенко (1899—1983) заведовал историко-партийным отделом Воронежского обкома ВКП(б). 23 августа 1937 г. был арестован и осужден 16 января 1938 г. выездной сессией ВК ВС СССР в Воронеже по ст.ст. 17-58-8, 58-11. Приговорен к 10 годам тюремного заключения.

... Подготовка к суду началась с того, что ночью меня перевезли в другую тюрьму — надворное помещение где-то возле вокзала. Поместили в отдельную камеру, а на другой день вручили обвинительное заключение. Словом, все будто бы по закону.

В коротеньком обвинительном заключении указывалось, что я есть член право-троцкистской организации г. Воронежа, в вину которой ставился взрыв на заводе СК в 1935 г.('Взрыв на Воронежском заводе синтетического каучука СК-2 произошел 10 мая 1937 г.) И все! Никаких доказательств, свидетельств.

Здорово! Всю свою сознательную жизнь я боролся с троцкистско-правым течением. А сейчас меня самого причислили к этому «лику святых». Нескладно! Неотступно преследовала мысль: «Кому я помешал? Кому это нужно?»

На эти вопросы так и не получил ответа ни тогда, когда создавалось дело, ни потом, спустя много лет я не получил исчерпывающего объяснения. Все осталось покрыто мраком неизвестности.

Процедура суда проходила в здании Управления НКВД. Началось с утра. Сначала меня одного поместили в совершенно пустую комнату (ни столов, ни стульев), лишь надзиратель у двери. Минут через пятнадцать-двадцать меня переводят в смежную комнату. А в оставленную мною комнату ввели кого-то другого. Это я почувствовал: через равные промежутки времени проходило передвижение из комнаты в комнату — и все в одном направлении. Такой живой конвейер позволял организовать судебное разбирательство непрерывно: с одним кончали, подавали другого, при этом соблюдалась строгая конспирация. Заключенные переводились из комнаты в комнату, не видя друг друга, а тем более не могли разговаривать между собой, а следовательно, и сговариваться в отношении поведения на суде.

Итак, прогулявшись по шести-семи комнатам, никем не замеченный и ничего сам не заметивший, я вдруг оказался в большом зале. Не успели меня ввести в зал и усадить на стул, как из двери, расположенной за спиной, вышли трое. Уже потом узнал, что эти люди представляли Военную коллегию Верховного суда СССР под председательством Матулевича. Сделав беглый опрос: фамилия, возраст и т.п., Матулевич спросил:

~ Обвинительное заключение получили?

~ Получил.

— Признаете себя виновным?

~ Нет! Обвинение считаю неправильным!

— За что вас исключили из партии?

— Якобы за протаскивание троцкистских взглядов в моей работе. Обвинение не доказано.

— Ясно. Суд удаляется на совещание.

Это «ясно», сказанное с особым значением, объяснило мне причину моего ареста. Видимо, приговор уже был заранее написан, так как буквально через пять-шесть минут судьи вернулись, и Матулевич зачитал короткий приговор:

Признан виновным и осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 16 января 1938 г. по ст.ст. 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР к лишению свободы — 10 лет тюремного заключения, с поражением прав на 5 лет и конфискацией имущества.

Все это было так нелепо, дико, страшно и необъяснимо, что даже сейчас, спустя много лет, не хочется этому верить.

После вынесения приговора всех осужденных¹ собрали внизу в одном помещении. Теперь уже не делали секрета из нашего пребывания в тюрьме. Теперь мы для следствия являлись отработанным материалом и не интересовали его.

Собралось человек тридцать. Начались взаимные вопросы: «Тебе сколько дали? А тебе?» И выходило, что 10 лет — это «детский срок». Большинство получило по 15—20 лет. Только горько подшучивали: «Большой срок легче опровергнуть!»

Несмотря на вынесенные приговоры, люди были рады хотя бы тому, что кончились мучительные ночные допросы. До нас еще не дошло то, что мы обречены на не меньшую пытку временем и что многие из нас уйдут из жизни, так и не испытав радости освобождения.

В тюрьме меня поместили в прежнюю камеру. Езепенко там уже не было.

Получив 10 лет, я был переведен в камеры для осужденных. Нервное напряжение прошло, и я стал подумывать о том, как же я объясню Марии².

10 лет — это немалый срок, и только теперь до меня дошло, что значит 10 лет разлуки с семьей. Написал записку, в ней старался успокоить Марию, убедить, что годы не изменят меня. Рано ли поздно я разыщу свою семью, где бы она не была. Записку передал через «волчок».

Возвращаясь из санузла, я прильнул к глазку и сразу услышал голос Марии. Она не жаловалась, не плакала, она утешала меня, заверяла, что всю жизнь будет ждать меня. Надзиратель уже знал, что я осужден и жду этапа, поэтому он сделал вид, что не замечает такой вольности, как разговор через «волчок».

Меня ожидала отправка на этап - разлука надолго, может быть, и навсегда. Неведомое, что меня ожидало впереди, уже не пугало, потому что самое страшное — осуждение — произошло.

--------------------

1 Из 27 осужденных 16 января 1938 г. к 10 годам были приговорены 13 человек, к 15 — 11 и к 20 годам — 3 человека.

2 Потапенко Мария Михайловна (1904—1995) — жена В.А. Потапенко. Певица, солистка Воронежской филармонии. Арестована 7 декабря 1937 г., содержалась в Воронежской тюрьме №1. По постановлению ОСО НКВД 21 марта 1938 г. освобождена под гласный надзор.

Администрация Воронежской области
Воронежская историко-просветительская организация «Мемориал» Государственный архив общественно-политической истории Воронежской области
Воронежские сталинские списки
Книга памяти жертв политических репрессий Воронежской области В двух томах
ТОМ ВТОРОЙ
Центр духовного возрождения Черноземного края Воронеж — 2007