Мои родители были земледельцами. В деревне Ходачкув Вельки, район и воеводство Тарнопольское. У них было около 5 гектаров земли. Там они жили до 1937 года. Деревня Ходачкув Вельки была славна тем, что в 1920 году солдаты и местные жители большевиков в деревню не впустили. В 20-ые годы ХХ века украинцев называли русинами. Земля в Ходачкове была очень плодородная. Но земли у родителей было мало. Они хотели купить земли больше, чтобы обеспечить будущее своих детей. В этом районе промышленности не было. У кого была земля, тот мог лучше жить. И родители решили в 1937 году продать землю в Ходачкове и за деньги с продажи земли в Ходачкове купили в районе Бжежаны, вблизи украинской деревни Слобода, десять гектаров. Там была польская колония Любянка. В Любянке землю купить могли только поляки, украинец купить не мог, хотя и были желающие. Такой был закон польского правительства. Никаких домов и хозяйственных построек в Любянке не было, только голая земля. Родители построили кирпичный дом, конюшню, скотный двор и колодец. Так поступали и другие поляки. В Любянке жило 16 польских семейств: Базюк, Хмужиньски, Дерень Марцин, Дерень Станислав, Допта, Фельчиньски, Лясковски, Козлубски, Перцак, Медло, Вёнцек, Верещак, Сливка, Шотт Францишек- мой отец, Шотт Юзеф- мой кузен, Шлявски. Каждый имел около 10- ти гектаров земли, а Верещак даже 20. У него было почти образцовое сельское хозяйство. Когда мы возвращались в1946 году на Родину, Верещак захотел посмотреть как выглядит его хозяйство, выбыл из транспорта и поехал на своё хозяйство и не вернулся. Местные украинцы убили его. Вблизи была колония Плосква, в которой жили польские осадники с района Жешова и центральной Польши.

Школа четырёхлетняя находилась в Плоскве. Учил один учитель, он был очень образованный, знал французский язык. Он умел поощрять нас к науке. Помню, что обещал дать шоколад тому, кто на выборку будет знать таблицу умножения. Шоколад в то время был чем то исключительным. Мой друг, Марцинишин, получил его. Тогда мы все бросились к нему и хотели хотя бы кусочек достать и попробовать вкус шоколада.

Взаимные отношения между украинцами и поляками в 20 ые и начале 30-ых годов были хорошие. Никакой вражды не было. Поляки женились на украинках, украинцы на польках. Но в конце 30-ых годов всё ухудшилось. Вражда против полякам увеличивалась. Правда, что были и хорошие украинцы. Дочь моего кузена вышла замуж за украинца и это был очень порядочный человек. Помню, как пришёл к нам бедный украинец и велел нашей семье скрыться у него, потому что будут нападать на поляков. Отец убежал и где-то скрылся, а мы с мамой пошли к этому украинцу. Ночью пришли к нему эти украинские бандиты, искали моего отца. Украинец не хотел впустить бандитов в свой дом, они оттолкнули его и вошли, заглянули в комнату. А там была мама и мы, её дети. Посмотрели на нас и ушли. А вот украинец, который работал у нас на хозяйстве и отец платил ему деньгами или продуктами, приступил к этой банде, которую организовал украинец Ткач. До войны он сидел в Березе Картуской. И в наш дом с бандой он пришёл. Искали оружья. Они знали, что кузен отца, Шотт Юзеф, был комендантом организации ,,Стжелец,, и у них было оружье, но когда вспыхнула война оружье отдали полиции. Коменданта побили. Потом пришли к нам. Отец сказал ему, Гералько, ведь ты меня знаешь, у меня оружья нет. Их разговор услышала мама и испугалась и что-то сказала отцу. Гералько закрычал на неё: -Ты почему по украински не говоришь ?- Я не знаю украинского языка. - Так зачем на нашу землю пришла?.- Вытянул пистолет и погрозил ей если не будет с ними разговаривать по-украински. Взяли отца с собой, мама думала, что убьют его. Но кончилось всё только вопросами где оружье, угрозами и ударами.

До войны украинцы тоже имели свои организации и оружье. Бывало, что польские власти хотели их арестовать и они скрывались в сарае нашего отца. У украинцев были шпионы, один из них, Чапски, принял польское гражданство и о всяких известных ему намерениях польских властей информировал украинцев. Это стало известно, когда вспыхнула война. Нам трудно было поверить, что так могут измениться люди, которых мы считали порядочными и честными. Недоразумении религиозных между поляками и украинцами в Слободе не было. После падения польской власти было очень плохо, украинцы нападали на поляков, особенно на мужчин и убивали их, грабили их хозяйства. Отец моей жены, Гапа, был украинцем и был войтом в воеводстве Станиславув. Когда настала советская власть его арестовали и он пропал без вести, а нападения на поляков частично прекратились. Мой отец решил покинуть колонию Любянка и поехал в Ходачкув Вельки. Когда нападения как бы устали вернулся с семьёй в Любянку, а я остался у семьи в Ходачкове.

Депортация.10 февраля 1940 года отец взял зерно и поехал к еврею продать его. Когда там появился еврей сказал ему: Франек, ты поезжай на станцию Кузова, твоя семья там уже находится. Продай мне зерно и коней и поезжай туда! Отец не поверил ему. Когда ехал обратно встретил осадников из Плосквы, которых русские везли на станцию. Они подтвердили, что поляков депортируют. И отец поехал на станцию. Мы были уже в вагонах. Один из украинцев подошёл к отцу и сказал - Тебе кони уже не нужны, ударил кнутом коней и помчался. Большинство поляков было застигнутых врасплох таким оборотом вещей. Никто не подозревал, что советская власть готовится к переселению поляков в Сибирь. Хотя после праздника Рождества была перепись населения, но никто не подозревал, что после этого наступит ссылка. Некоторые поляки видели, что на станции было больше чем обычно товарных вагонов с железными трубами на крыше, но не подозревали, что это для нас их готовили.

В нашем вагоне было 5 семей:- Шотт Францишек 5 человек, Шотт Юзеф 5 человек, Дзюбака 9 человек, Пончка 6, Ружицкего 6. Столько я помню. Говорили, что Дзюбак был очень богатый, он был в Америке, там работал и привёз доллары, в Сибирь ехал с польскими злотыми, имел их будто 20 тысяч, а в Сибири помер от голода. Наш транспорт состоял кажется из 70-ти вагонов. Через Тарнополь и Подволочиска мы доехали до русской границы. Там нас погрузили в русские вагоны. В них были нары, железная печь, мы её называли коза, а в полу дыра, это был клозет. Мужчины не стеснялись и пользовались ним, но для женщин это была проблема, надо было давать занавески. Мужчины мочились через щель в двери. И случилось так, стоял там нкавудист в шубе и почувствовал мочу за шиворотом. Поднял тревогу, потребовал коменданта эшелона и кричал, что поляки это некультурный народ. Хотели найти виновного, но мы говорили, что это сделал вероятно ребёнок. Комендант не был заинтересован поисками, а мы радовались. С едой в пути было по разному. Некоторые имели с собой убитую свинью, украинцы позволили им убить и взять, у других было много муки, а были и такие кому украинцы не позволили взять слишком много. Моя мама не взяла даже горшка. Отца не было, а мы, дети, не могли маме помочь. Но помогали нам в пути другие. Во время езды много людей умерло, на станциях покойников выносили из вагонов, а где их хоронили никто не знал.

И вот прибыли мы в Канск. Там мы узнали, что в нашей одежде появились вши. Они падали с нас на пол, так много их было. Под нашими ногами они трещали. Из Канска автомобилями везли нас в Абан, а оттуда на санях завезли нас в посёлок Почет и поместили в большом бараке, в котором было три печи. По обеим сторонам стояли нары. Семьи занимали на них место одна возле другой, как скотины в скотном дворе. В этом бараке мы пребывали до весны. На работу взрослых не гнали, но ежедневно проверяли, не убежал ли кто. Столовой не было. Семьи готовили еду на печах из собственных запасов, если они ещё были, или покупали в местной лавочке.

После двух месяцев повезли нас в посёлок в тайге. Там было три барака. Мужчин отправили на лесоповал. Через некоторое время на работу пошли женщины и старшие дети. Глубокий снег не позволял идти в лес, обуви на такой мороз и снег у поляков не было, Валенки мог получить только стахановец. Вечером люди измученные возвращались в бараки. Начались жалобы начальству. Оказалось, что комендант всё уже знает. У него был доносчик. Поляки обнаружили его, побили, погрозили смертью если будет доносить на соотечественников. И доносчик успокоился. Летом 1940 года дети в группах ходили в лес собирать бруснику и продавали её в местной лавочке. Никаких участков земли полякам не давали. Я сомневаюсь хотел ли бы кто-нибудь брать такой участок. Ведь с работы в тайге приходили измученные, у них не было сил, чтобы заниматься участком. Летом надоедала нам мошка. Охранных сеток не хватало, так некоторые мазали лицо дёгтем. По вечерам на нас нападали комары, а ночью в бараках клопы.

Наступила осень 1940 года и нас, детей, направили в 7- летнюю школу с интернатом. Там была столовая. Занятия вели только на русском языке. Польские дети были в отдельном классе. Учитель учил нас русскому языку указывая жестами на части тела- рука, голова... А мы повторяли за ним. Во время перерыва играла гармонь и русские дети пели песни. Учитель приглашал и нас петь. Наши девочки вполголоса пели, а мальчики отказывались. Быть может потому, что песня была о Сталине ,, Приезжай товарищ Сталин,, . В комнатах интерната были только польские дети. Дети, русские были отдельно. И однажды воспитатель привёл в нашу комнату русского мальчика и дал ему место возле печки. А это место было уже занято нашим другом. Русский мальчик не хотел покинуть этого места, тогда мы выбросили его на коридор. Он начал кричать. Пришёл воспитатель и направил его в другую комнату.

В праздник Рождества мы пели коляды, отчётливо и громко. Это не понравилось русским. Появился воспитатель, он тоже был обеспокоен нашим громким пением. Мы объясняли ему, что это наши праздничные песни. Кажется он не был убеждён и русские начали петь ,, Помнят псы атаманы, помнят польские паны, красноармейские наши клинки...,, Они знали, что мы понимаем содержание этой песни, с времён польско- большевистской войны, славящей Красную армию.

Год спустя от поселения нас в тайге, построили новые бараки с отдельными комнатами, каждая 8 квадратных метров. Нас переселили в эти бараки. Летом 1941 года нам подали информацию, что гитлеровская Германия напала на Советский Союз. Все поляки обрадовались, все надеялись на то, что наше положение улучшится. - Это хорошо, что вспыхнула война, это очень хорошо! Такое было всеобщее мнение.

Амнистия. Неделю спустя в посёлок приехал комендант НКВД и его заместитель, Батюшкин. Они привезли документ, в котором было написано, что ,, поляки теперь свободны, чтобы мы не бунтовались, что теперь мы союзники Советского Союза, и что организуется польская армия. Документ был на польском языке и прочитал его поляк Маркович. После этого собрания комендатуру в посёлке ликвидировали. Советская власть стала более гуманнной. И тогда мне вспомнились слова коменданта, которые он сказал поляку :- Ты Польшу увидишь, когда мне, здесь на ладошке, вырастут волосы. Вставай и иди на работу!Могу сказать, что самые жестокие из русских были те, которые принимали участие в польско-большевистской войне в 1920 году. Они были садистами. При малейшей провинности, а то и без провинности, издевались над поляками. Очень часто, когда поляки возвращались измученные с работы, они ехали на санях и когда поравнялись с поляками и приглашали сесть на сани, а потом погоняли коней и громко хохотали, а поляки оставались позади.

Русских мужчин призывали в армию, а поляки зная, что они свободны, уходили из тайги и искали работу в колхозах и совхозах. Там их принимали с радостью, потому что недоставало рабочей силы. Мой отец нашёл место в совхозе № 3 именем Томакова в Ирбейском районе. Оттуда прислали в посёлок подводы и привезли нас в совхоз. Отец работал на ферме № 3. С нами были польские семьи:- Ухмана, две семьи Вежбиньского, Шотта Францишка и Шотта Юзефа. Чтобы нам жилось лучше, совхоз дал нашей семье корову, но после некоторого времени взяли обратно. Мне тоже дали работу и я получал 600 грамм хлеба. Мой отец совместно с Ухманом работал на ферме скота. В 1942 году меня назначили пастухом скота. Дали мне коня и деревянное седло. Садясь на коня я часто носом ударял в седло. Стадо скота состояло с 130 штук. Пас я в одиночку. Ответственность была большая. Я пас днём, а отец ночью. Кроме 600 грамм хлеба я получал 80 литров молока в год. Это молоко позволяло нашей семье хорошо питаться, мама готовила из него сыр и творог. Иногда получали мы и мясо, обыкновенно это было мясо с павшего скота и коней, которое совхоз признавал как непригодное к еде. Но времена были тяжёлые, нашим главным врагом был голод. Так нечему удивляться, что мы ели мясо падали. Падаль конечно иногда очень воняла, но голод был сильнее от всякого отвращения. Падаль возили на ,, кладбище падали ,, и велели закапывать, а мы выкапывали её, снимали кожу и отрезывали куски получше для еды. Мой отец был при такой обработке падали. Кто не успел прийти во время, тому оставалась кожа и скупые в мясо куски. Они и это брали и ели после варения и жарения. Помню одну, приволжскую, немецкую женщину, Эмму, которая едва держалась на ногах, и брала совсем непригодные части конского мяса. Отец сказал ей -Эмма, не бери этого, это не годится для еды.- Она ответила: -Дети дома голодные, есть хотят.- Взяла в сумку и ушла. Голод принуждал нас к воровству. Я тоже ходил воровать с поляками и русскими. Но русские желали воровать со своими. Крали мы зерно в магазинах, которые были в полях. Долбили дырочку в стене и зерно сыпалось в сумочку. Всё это мы делали ночью. Если было зерно, можно было приготовить суп. Весной садили картошку, мы садили только очко, а остальное отрезывали для еды. В совхозе дали нам участок земли, на нём мы садили картошку и капусту. Лес тоже помогал нам прожить, в нём были ягоды и грибы. В лес мы ходили группами, никогда в одиночку. Часто люди блудили. В поисках принимали участие поляки и русские с ружьями. Выстрелы были далеко слышны и блуждающие могли вернуться. В реке, Ана, было множество рыб. Я занимался их ловлей, удочек хороших не было. Крючки я делал с обыкновенной проволоки, на него давал приманку с червяком и иногда удалось поймать и большую щуку. Если бы были сети и хорошие удочки, так голода летом бы не было. Два раза я падал в воду и топился, но к счастью удавалось мне выйти на берег. Потом я ловил рыбы в мелкой воде руками с тряпочкой в руке. Рыбы были, но недоставало соли, а без соли рыба кажется мало вкусной.

Помню, что больше всего я голодал в конце 1942 года. Это было перед Рождеством. Хлеб на карточки был с зерна овса, в нём было полно шелухи и было его мало. Я пошёл к своему другу, Миколаю Сенку, и почувствовал запах вареной картошки. Я надеялся, что меня тоже угостят. Его отец поставил горшок на столе и мне тоже дал ложку и предложил есть. Я попробовал и не мог проглотить. Сперва я подумал, что эта еда без соли и с принуждением проглотил, хотя это было трудно. Но голод был сильнее. Через несколько минут я бросился проч из комнаты, а за мной мой друг. Нас очень тошнило и мы начали рыгать. Едва я добрался в свою квартиру и лёг. Мама спрашивает, что со мной случилось. Я думал, что это тиф, потому что мой брат умер от тифа, а теперь пришла очередь на меня. На следующий день я пошёл к своему другу. Он тоже был болен. Оказалось, что его отец собрал у русских гнилой шелухи из картошки и сварил с ней суп. Видно она была совсем испорчена. Я ел тоже мясо сороки, оно отвратительно. Другое дело мясо тетерева, вот это деликатес, даже без соли! Ловить тетеревов лучше всего ранним утром, птица садится в траве, перья её мокнут и подниматься к полёту ей трудно, она тяжёлая. Подбирал я и яйца птиц из гнёзд. Местные жители имели одну корову и свиньи. Летом они паслись на пастбищах, а зимой, когда я возил сено, шли за санями и кормились. Иногда шли далеко от построек, тогда бывало, что нападали на них волки. У нас тоже была свинья. Летом кормить было её легко, было молоко, зимой мы её убивали и ели.

Соблюдать гигиену и чистоту было невозможно. Никаких средств на это не было. В совхозе была приученная медсестра и на всякие болезни давала какие-то порошки. Вшей было так много, что когда в бане мы раздевались они падали на землю с нашей одежды и были хорошо выкормлены нашей кровью. Иногда мне казалось, что эти насекомые вылезают из моего тела. Если были вши, тогда был и тиф и мой брат умер от тифа в 1943 году. Недостаток пищи и витамин были причиной куриной слепоты. Помню как мой друг пришёл к нам и родители предложили ему тарелку супа. Он охотно согласился, взял ложку и не мог попасть ложкой в тарелку.- Я ничего не вижу -сказал он. На следующий день я тоже заболел куриной слепотой. Лечили нас печенью, печень сварили и мы ели её. После нескольких дней зрение поправилось. Одна женщина больна куриной слепотой вышла вечером за нуждой и не могла вернуться назад, ничего не видела, всю ночь просидела недалеко барака и отморозила себе ногу. Надо было ампутировать. Муж её был в армии. В 1946 году они встретились в городе Щетин и вместе плакали.

Самой грозной болезнью была опухоль водная. Такой человек был очень слабый. Весной такие люди выходили из барака и грелись на солнце. Большинство из них умирало. Бывали среди поляков семьи где умирали родители, а детей брали в детдомы. Русские воспитывали их по своему. Дети забывали кто они и их родители. Многие не вернулись в Польшу. Никто за них не заступился. Мне известно, что таких детей искал Красный крест. Некоторых нашли и они вернулись в 50-ые годы. Я лично знал одного мальчика, который был полным сиротой и не знал, ехать или не ехать в Польшу. Как решил мне не известно. Ещё несколько слов о голоде. Чтобы не умереть от голода поляки брали разные работы в разных профессиях. Во время войны недоставало профессионалистов и поэтому поляки исполняли всякие профессии. Раз лучше раз хуже. Помню как в нашем совхозе женщина принесла починить валенки и суровую свиную кожу. Поляк, кажется Вежбиньски, посмотрел на кожу и сказал друзьям- Кожа свежая, можно её сварить и съесть, а женщине скажем, что кожу собаки съели. Как задумали, так и сделали. Пришла женщина за валенками. Отдали ей такие как принесла. - А где кожа ? спросила она. -А вот несчастье случилось, собака кожу вытащила и съела.- Русские тоже так поступали. Овцу в поле зарезали и съели, кожу расторгали на куски и разбросали по полю. Начальству заявили, что волки овцу увели и сожрали. Начальство приехало, проверило и действительно кожа в поле лежала изорвана. Волки съели. Я тоже рисковал, чтобы добыть хотя бы кусочек макуха. Сперва пошёл в магазин и попросил. Не дали ни кусочка. Я решил украсть. Поймал меня русский и так мне жопу избил, что я ходить не мог несколько дней. А после сказал -Тебе повезло, что ты малыш, а то бы я тебя в тюрьму посадил.

В трудных условиях, которые решают о жизни человек способен к невероятным подвигам и поступкам, лишь бы прожить. Рассказывал мне Владыслав Медло работающий на прииске золота, как ему удалось вынести кусочек золота, хотя контроль была солидный. Как ты это сделал?-спросил я. Я перехитрил контролирующих. Когда мы переправлялись через замерзшую реку я выбрал такое место где лёд был слабее, лёд сломался и груз утонул, мы тоже попали в воду. Мне удалось спастись, контролирующие тоже спаслись. Они были так возбуждены, что на другом берегу меня не контролировали. И этот кусочек золота я привёз в Польшу. Конечно, я рисковал жизнью, но какая жизнь лагерника?

Русские поставщики товаров в магазины тоже воровали, особенно водку и хлеб. Я был кучером в совхозе, а мой начальник-поставщик, Петя Кустов, инвалид. Без руки вернулся с фронта и возил товары в магазины, иногда и водку возил, которая была дополнительным вознаграждением для рабочих. Приехали мы в наш совхоз, а Петя велел мне задержаться возле больницы. Там друзья его с фронта были. Взяли мы их и едем, а Петя с друзьями эту водку пьют и хлебом закусывают. Приехали мы в посёлок, Петя велит напоить коней у колодца. Я сделал как Петя приказал. Потом Петя зовёт меня в избу, хозяйка угощает меня лепёшками, а Петя и его друзья в дальнейшем водку пьют. Думаю я, как он в колхозном магазине рассчитается с хлеба и водки? К вечеру мы должны быть на месте, я знал, что не успеем, потому что в посёлке Петя с друзьями водку пил. Наконец приехали. Петя велел мне коней у колодца напоить. - Я уже напоил сказал ему. -Ничего, подъезжай к колодцу. Я подъехал. Он сказал: -Смотри, что я делаю ! И наливает в банки с водкой воду, чтобы не было убытка. Подъехали мы под магазин, а там люди стоят, ожидают на хлеб и водку. Внесли мы товар в магазин, Петя велел продавцу водку подогреть, ибо водка тёплая крепче холодной. Началась продажа. Некоторые пили водку на месте, в магазине, и им водка показалась слабоватая. Петя нашёл объяснение :- Водка крепкая солдатам на фронт выслана, а вы можете пить и слабее.

Когда формировалась армия Андерса, поляки получали помощь. Это были продовольственные продукты, мука, порошковое молоко, консервы а также одежда. Из этой муки мама пекла хлеб, а когда я угощал ним русских друзей они не могли поверить, что хлеб этот из муки зерна, думали, что из крахмала. Вести о организации армии Андерса мобилизовали многие польские семьи к выезду на юг Советского Союза. Уезжали целые семьи. Сборный пункт был в Канске. Там грузились на вагоны, на которых висели польские флаги. От радости люди плакали. Они радовались, что наступило время исполнения надежды на полную свободу. Моя семья тоже решила ехать на юг, мы были уже в вагоне и ждали на отъезд. Не знаю почему велели нам покинуть вагон и мы остались в Сибири. Кто был ближе железной дороги и решил ехать на юг раньше, тот туда доехал, а некоторые даже выехали из Советского Союза. Из нашей колонии, Любянка, депортированных в Сибирь в армию Андерса попали: Дерень Марцин, он живёт теперь в Лондоне, и Дерень Станислав, который живёт в Польше. Правду сказать, я иногда думаю, может лучше, что мы остались в Сибири. Быть может судьба наша могла быть похожей на судьбу многих поляков, которые приехали на юг, но с армией Андерса им не удалось выехать в Иран. Многие остались в Узбекистане и Казахстане, терпели там голод, болели малярией, многие умерли. После выхода армии Андерса из Советского Союза положение поляков ухудшилось. Русские смотрели на нас подозрительно, власти снова репрессировали нас. Состояние такое продолжалось до 1943 года. Но когда Ванда Василевска и Союз Польских Патриотов начали организовать армию имени Т. Костюшко, поляки снова активизировались. Мы снова верили, что в Польшу вернёмся, несмотря на злобные предсказания начальства, что в Сибири останемся навсегда. Какая бы Польша ни была, для меня, она была Польшей. Я нигде не хотел бы жить, только в Польше. Теперь мы чувствовали благожелательность советской власти к нам, полякам.

С фронта возвращались солдаты и они привозили хорошие вести. Рассказывали о действиях наших партизан, о формировании польской армии. Всё это утверждало в нас, что в Польшу вернёмся. Мой отец, как многие другие, был призван в польскую армию, но из-за последствии болезни Гейне Медина, не был принят в армию. Информации с фронта о победах над немцами подбодряли нас. Борьба была всё ближе и ближе границ Польши. Легче нам было переносить жизнь на ссылке.

Наконец наступило время возвращения на родину. Это было в 1946 году. Оформлять документы на выезд в Польшу надо было ездить 12 километров в комендатуру. Одни получали их скорее, другие позже и они волновались, что останутся в Сибири. Мы тоже долго ожидали на документы, наконец получили их. Собрали свои вещи и поехали на станцию Селянка. Там стояли уже вагоны украшенные польскими флагами, люди пели, танцевали, радовались. В Красноярске составляли большой эшелон. Прибывали наши земляки из тайги, рудников и колхозов. Русские прощались с нами доброжелательно. - Всего доброго - говорили нам на прощание. Это были обыкновенные люди. Такие же как и мы сосланцы. Они не были виноваты тому, что в России была такая власть. Там были и потомки польских сосланцев с Январсого восстания. Одна женщина, которая очень хотела с нами ехать, говорила, что её предки жили в Варшаве. Но к сожалению ехать не могла, не получила документов. Были случаи супружеств поляка с русской и они получили документы на выезд. Одна из них живёт в Гожанове, она русская, её муж поляк.

На дорогу нам дали железный паёк, а детям сахар. Путешествие длилось довольно долго. Границу мы переходили в Бресте, а когда въехали на польскую землю радость была огромная. Направили нас в город Щетин, где была ещё советская армия, многие из них были пьяные. Мы боялись выходить на улицу. Были грабежи, но нас они оставили в покое, потому что мы знали русский язык. Один русский спросил отца: Колхозы у нас ещё есть или нет. - Отец был озадачен, не знал что сказать. И сказал ему- Я был в совхозе, а не в колхозе. Русский вопрос этот задал потому, что будто во время войны Сталин обещал, что колхозов не будет, хотел завоевать себе симпатию русских крестьян. В воеводстве Щетин отец жить не хотел. Он узнал, что в воеводстве Вроцлавском есть уже наша семья. Мы приехали в Быстшицу Клодзку и нам дали сельское хозяйство в деревне Гожанув и здесь мы остались.

Что я думаю о депортации? Думаю очень часто. Войны я не видел, то что было в 1939 году, это было мало. Но приходят и такие мысли, что если бы мы жили там, на Украине, то быть может мы бы не выжили. Когда я слушаю рассказы членов семьи, которые там остались, мне трудно было поверить, что так могло быть, что украинцы убивали поляков. Однако это так было. Такой Дерень, быть может и был счастлив, что его миновала наша судьба. Но когда пришли туда немцы, то украинцы живьём сдирали с него кожу и умер он в страшных мучениях. А те поляки, которые остались на колонии и не убежали в город, то погибли, их убили украинцы. В деревне Плосква жил пан Добош, он печи строил, не был богатый. Русские не сослали его в Сибирь. И ничего хорошего из этого не получилось. Во время немецкой оккупации украинцы пришли к нему и убили его и его семью. Среди украинцев до войны были националисты и левые. Те последние были для советской власти выгоднее, а когда пришли немцы так их расстреляли. Со мной в школу ходил Перцак, его отец был будто коммунистом. У его сына были всегда мелкие деньги. Люди говорили, что ему платят русские, чтобы им служил. В 1939 году исполнял какую-то должность в местной власти, а во время немецкой оккупации немцы его расстреляли. С его сыном я ходил в лавочку покупать конфеты. Среди украинцев были и богатые, хорошие хозяева, они пользовались уважением соседей, в том числе и поляков. Они пребывали в Америке, там заработали доллары и покупали землю. Некоторые имели высшее образование. Не всегда соглашались с решениями польских властей. Во время погромов поляков предостерегали их о намерениях бандитов. Благодаря им многие поляки не погибли во время погромов. Отец моей жены был украинцем, его жена полькой. Он был войтом в воеводстве Станиславув, а когда вошли русские его арестовали и он пропал без вести. Его жену в 1944 году украинцы убили, а моя жена спаслась, потому что во время погрома была у своей тёти. Моя жена рассказывала, что украинцы открыто сотрудничали с немцами и указывали на тех поляков, которых следует депортировать на работу в Германию.

После возвращения на Родину я несколько раз посетил родные места - Ходачкув Вельки и Любянку. Я хотел увидеть как сейчас выглядят эти места. К сожалению колонии Любянка уже нет, никаких построек нет, кое-где только останки фундаментов видно. Я хотел тоже узнать как теперь относятся к полякам украинцы. Стоило же сопоставить прошлое с настоящим. Я был в гостях у старших украинцев. Пир был солидный. Во время беседы один украинец разговаривал со мной о суверенитете Польши. Я был ещё трезвый, он солидно подпивший. Он мне доказывал, что у Польши такой суверенитет как у Украины. Я ему сказал -: Ты, ошибаешься. Когда у нас идут в армию, дают польские мундиры и шапку с орлом, а у вас советский мундир и шапку со звездой. У нас есть границы и паспорта, а ты можешь ехать в Сибирь и никто тебя не будет контролировать на русской границе, потому что её нет. Потом присел к нам председатель колхоза и мы беседовали о совместной истории. Я напомнил ему, что из истории следует, что поляки были на высшем культурном уровне чем украинцы. Наши постройки были более современные, выгоднее. Полемика между нами была продолжительная, и кажется мы употребляли аргументы мощные и не всегда цензурные, потому что на следующий день мой опонент пришёл извиниться, ибо ему казалось, что он нехорошо вёл себя. А я вовсе не обиделся, потому что в пьяном виде случается нам говорить разные глупости. Я посетил тоже город Станиславув, был там у брата своей жены. Он военнослужащий. Пригласил меня в офицерский клуб. К полякам офицеры относились доброжелательно. Быть может потому, что мы были союзники, а может действительно так думали. Ведь это уже не то, давнейшее поколение. Я беседовал тоже со старшими украинцами с моих родных мест. Те относились к полякам отрицательно, были вспыльчивы, старались унижать поляков. В дальнейшем мечтали о своей Украине, скучали за ней. Я собственно считаю, что украинские власти тоже недоброжелательно относятся к полякам. Ведь мы выступали к украинским властям за посредничеством Польского посольства в Киеве, дать нам реабилитацию. А какой был результат? Немногие получили реабилитацию. Большинство получило отрицательный ответ:- Украинские власти не нашли документов о нашей депортации. А депортация ведь была, не только одиноких лиц, но и целых семей. Нас было сотни тысяч. Всё было старательно подготовлено, нас раньше списывали в колониях и деревнях и документы находятся и в Киеве и в Москве. Отказ выдачи реабилитации свидетельствует о том, что дружба есть только на бумаге.

Что я думаю о Сибири, о шести годах там прожитых? Могу сказать, что ссылка оставила следы в моей памяти и психике. Я часто о тех временах думаю, иногда и во снах она появляется. Когда -то мама спросила меня: -Почему так кричишь и ругаешь во сне ? - А как кричу?- Куда, куда ты, ёб твою мать! Вернись!- Так кричишь и ругаешь - сказала мама. Я и сам испугался. Почему я кричу во сне? А это пастух скота кричал. А пастухом был я. Другое моё мнение о тех временах такое :- Сегодня если я, или кто-нибудь другой рассказывает о жизни на ссылке, так некоторые слушатели и верить не хотят. - Так не могло быть ! Это невероятно! Когда я в суде оформлял документы на паспорт, судья спросила меня, где и какую я выполнял работу? Я сказал, что я иногда круглые сутки пас коровы. Она сказала: - Ночью корова лежит и жуёт, а вы такое говорите! Многие поляки тоже не верят нам и тем, кто на Украине пережил погромы и издевательства украинцев над поляками. Им кажется, что всё это мы придумали. Однако действительно так было. Сегодня я уже пожилой человек, но память у меня хорошая, только здоровье стало слабее. Я пришёл к выводу, что у старших людей есть мудрость своя, они на жизнь смотрят поумнее. Раз бывает хорошо, раз хуже. Но самое главное это здоровье. Самое лучшее богатство это здоровье. Какая польза от того, что ты богат, образованный, а здоровья у тебя нет? Иногда при встрече с соседями и знакомыми говорим о том и другом. Одному в жизни повезло, другому не повезло, а те у которых здоровья нет говорят - Янек, рюмки водки выпить не могу, а хочется, но диета суровая. Что из этого, что я богат, а здоровья нет ? Есть люди добрые и злые, трудолюбивые и лентяи. У каждого свой крет, который нести надо. У каждого своя свечка. Одним свечка потухла там, в Сибири и креста своего уже не тащат. Моя свечка пока ещё горит, я свой крест ещё несу и нести буду пока моя свечка горит.

Гожанув 1998 г. Ян Шотт.
Перевод Ежи Кобрынь.

Перечень депортированных в Сибирь в 1940 году, их судьбы.

Семья : Шотт Францишек г.р. 1908, мой отец, вернулся в Польшу. Шотт Анна г.р. 1908, моя мама, вернулась. Шотт Ян г.р. 1930. автор воспоминании, вернулся. Шотт Стефан г. р. 1932, мой брат, вернулся. Шотт Антони, мой брат, умер в Сибири в 1943 годую
Семья : Шотт Юзеф г. р. 1896, кузен, умер в Сибири. Шотт Иоанна г. р. 1900, кузена, умерла в Сибири. Шотт Стефан г.р. 1922, кузен, умер в Сибири. Шотт Антони, кузен, армия им. Тадеуша Костюшко. Шотт Кароль г. р. 1892, кузен, умер в Сибири. Шотт Виктория, кузена, вернулась. Шотт Валерия, кузена, вернулась.
Семья Дерень : Дерень Антони г.р. 1908, умер в Сибири. Дерень Михалина, вернулась. Дерень Мария г.р. 1933, вернулась. Дерень Ягна г.р. 1933, вернулась.
Дерень Марцин, армия Андерса, остался в Англии. Дерень Станислав, армия им. Т. Костюшко.
Семья Гудыка : Гудыка ? отец, умер в Сибири. Гудыка Ян г.р. 1909, армия им. Тадеуша Костюшко. Гудыка Францишка, вернулась. Гудыка Зофия, вернулась. Гудыка ? , вернулась.
Семья Каня : Каня Юзеф, армия им. Тадеуша Костюшко. Каня Бронислава, вернулась. Каня Тадеуш, вернулся. Каня Лешек, вернулся. Каня Матыльда г. р. 1935, вернулась. Каня Казимера, вернулась.
Семья Татаранович : Татаранович ? , отец, умер в Сибири. Татаранович ? мать, вернулась. Татаранович Мария, дочь, вернулась. Татаранович Станислава, дочь, вернулась.
Семья Круль : Круль ? , отец, умер в Сибири. Круль Болеслав, армия им. Тадеуша Костюшко. Круль Владыслав, вернулся. Круль Юзеф, вернулся. Круль Юзефа, вернулась.
Семья Вежбиньски : Вежбиньски ? отец, вернулся. Вежбиньска ? , мать, вернулась. Вежбиньска Вероника, вернулась.
Семья Сенк : Сенк Анна, мать, умерла в Сибири. Сенк Михал, отец, вернулся. Сенк Мечислав, вернулся. Сенк ? , вернулся.
Семья Вежбиньски : Вежбиньски Хенрик, армия им. Тадеуша Костюшко. Вежбиньска Мария, вернулась. Вежбиньска Геновефа, вернулась. Вежбиньска Станислава, вернулась.
Семья Ухман : Ухман Михал, армия им. Т. Костюшко. Ухман, жена, вернулась.
Семья Пончек : состав семьи 5 человек, судьбы их мне неизвестны.
Семья Ружицки : состав семьи 5 человек, два сына -армия им. Т. Костюшко, судьба остальных неизвестна.
Семья Маркович : отец и сын, судьбы их мне неизвестны.
Гуты ? , умер в Сибири.
Семья Дзюбак ? , умер в Сибири, судьба семьи мне неизвестна.
Бабуля ? , судьба его мне неизвестна.
Цужитек ? , судьба неизвестна.
Семья Медло : Медло Кароль. Отец, вернулся. Медло Мария, мать, вернулась. Медло Юзеф, армия им. Т. Костюшко. Медло Владыслав, армия им. Т. Костюшко. Медло Станислав, армия им. Т. Костюшко. Медло Станислава, вернулась. Медло Ян, вернулся. Медло Казимеж, вернулся. Медло Эдвард, вернулся.
Базюк ? возврвщался с нами, поехал в Любянку на Украине и там его убили.
Пахолек ? , вернулся.
Судьбы ниже указанных поляков мне неизвестны :
Хмужиньски ? , . Фельчиньски ? , . Лясковски ? , . Козлубски ? , . Шлявски ? , .

Гожанув 1998 год. Ян Шотт.

Перевод Ежи Кобрынь.

источник: Wspomnienia sybiraków. Zbiór tekstów źródłowych, Koło Związku Sybiraków w Bystrzycy Kłodzkiej

Bystrzyca Kłodzka 2008 ISBN: 978–83–926622–0–4