Степан Владимирович Рацевич. "Глазами журналиста и актера" Мемуары.
В феврале 1953 года в газетах и по радио передавалось сообщение о болезни Сталина. Трудно было предположить, что так быстро наступит развязка и в первых числах марта его не станет. В обеденный перерыв, когда девчата обогревались в балке, мы узнали, что Сталин умер. Сидевшая на одной скамье со мной Галина Дробитко, одна из активных участниц нашей художественной самодеятельности, бывший бригадир, вся вспыхнула при этом сообщении. В её глазах заблестел радостный огонек. Она ни проронила не слова, даже глаза опустила, чтобы этот блеск никто не увидел. Не проронила ни слова и я. Нельзя было выдавать своих чувств, кроме скоби, которой в нас не было, ибо среди нас могли быть сексоты, готовые донести в любую минуту. Были основания бояться друг друга. Получить второй срок было проще простого, За неосторожно вылетевшее слово поплатились многие. Сексоты в лагере работали отменно.
Днем всех заключенных построили на траурную линейку. И, как ни странно, нашлись плакальщицы, проливавшие крокодильи слезы по «мудрейшему, величайшему вождю человечества». Многие из нас задавали себе вопрос: «Могли ли эти слезы быть искренними?». Ведь каждая из нас знала, что эта внутренняя политика Сталина привела к тому, что Родина превратилась в сплошной концлагерь, и что две трети заключенных пребывали в лагерях по дутым политическим делам.
В минуту всеобщего молчания морозный воздух прорезали гудки паровозов, автомобилей и сирен на предприятиях города.
Но время шло своим привычным чередом. В воздухе чувствовалось приближение весны.
На оглавление На предыдущую На следующую