Роберт Ридель. Ограничения
Программ по трудовому воспитанию у нас, конечно, не было, но трудом мы занимались постоянно. Для текущих работ у нас существовала система нарядов, как в армии. По очередным нарядам, которые давались по определённому графику, мы дежурили на кухне и в столовой, пилили и кололи дрова для наших печей, делали уборку в спальнях и в коридорах, чистили двор. Внеочередные наряды давались, как водится, за провинности и получали их обычно мальчишки.
Кроме «нарядных» работ, мы работали на детдомовском огороде, заготовливали сено и дрова, работали в соседних колхозах. На работы за пределами детдома мы выезжали бригадами, которые формировались из старших ребят. Состав бригад определяли воспитатели, но некоторые из ребят (в том числе и я) вызывались добровольно – на таких работах сытней кормили.
Про детдомовские сенокосы я уже рассказывал. Такой же непростой для нас была и заготовка дров. Каждый год в начале лета мы выезжали в лес. На выделенной нам делянке мы, мальчишки 12 –14 лет, валили деревья, обрубали сучья, пилили стволы на метровые куски, которые складывали для просушки в поленницы.
Самым трудным было валить деревья – пилы были тяжёлые, их часто зажимало, а силёнок не хватало. Потом появились лучковые пилы, работать с ними было легче.
Заготовка дров была не только тяжёлой, но и опасной работой, но, как это ни удивительно, серъёзных травм у нас не было (только порезы и разные ссадины).
Заготовленных дров, как всегда, не хватало, и несколько раз за зиму приходилось снова отправляться в лес. Зимой работать в лесу тяжелее, чем летом. Особенно осложнялась валка деревьев – их надо было спиливать у основания, чтобы не оставалось высоких пней. В уральских лесах снега глубокие и, чтобы добраться до основания дерева, иногда приходилось глубоко закапываться в снег. В снежной яме и пилить было труднее.
В детдоме был свой огород, на котором выращивали только картофель. В первый год под огород нам выделили целину, и при её вспашке просто переворачивали плотный дёрн. Копать в нём лунки под картошку было трудно, особенно нашими лопатами, поэтому мы просто подсовывали картошку под дёрновые пласты. Мы, честно говоря, думали, что картошка не вырастет, а уродился такой её урожай, какого никогда потом у нас не было. В последующие годы посадку и уборку картошки мы производили под конный плуг, что было намного легче.
В соседних колхозах мы работали на зерновых токах, собирали в поле горох, дёргали кормовой турнепс и «букву», о которой я уже писал. А один раз мы трудились на болоте – собирали мох, которым конопатят деревянные срубы.
Срезанную пластину мха мы нанизывали на тонкий прут с сучком внизу. Нанизывали до тех пор, пока не собирался столбик мха. Брали следующий прут и процедура повторялась. Пруты со столбиками мха мы выносили к дороге и там грузили на телегу.
В «господском доме» у нас организовали столярную мастерскую. Старый мастер чинил там нашу мебель и понемногу изготавливал новую. Нам, нескольким мальчишкам, предложили поработать в мастерской и мы, конечно, согласились. Мастер учил нас столярному делу, и через какое-то время мы уже сами делали табуретки и стулья. А однажды мы изготовили вполне приличный деревянный диван.
Выполняли мы и плотницкие работы - вокруг нашей территории поставили забор (из жердей, о которых я писал), участвовали в строительстве нашей бани. Сруб для неё заготовили в лесу приглашённые плотники. К нам его привезли в разобранном виде и здесь снова собрали. Мы помогали ставить перегородки, сооружать полки, стелить полы. Ну а полностью нам доверили только засыпку чердака шлаком.
Поработали мы и штукатурами. Второй этаж нашего здания представлял собой неоштукатуренный сосновой сруб. Чтобы утеплить, решили его оштукатурить изнутри. Эту работу директор заказал своему родственнику, а в помощь ему собрали бригаду ребят. Несколько недель мы прибивали дранку, готовили растворы, на отдельных участках штукатурили. Нам даже немного заплатили. А родственник директора, как рассказывали, отхватил за эту работу хороший куш.
Каждый год и всегда в конце декабря наш кладовщик отправлялся в Свердловск за товарами. Оттуда он привозил детскую одежду, обувь, одеяла, ткани и много ещё из того, что необходимо детдому на целый год. Товара было много, и в помощь он брал с собой ребят. Раза два ездил с ним и я.
В последнюю из поездок мы возвращались на полуторке. Был поздний вечер 31 декабря 1947 года. Кладовщик сидел в кабине рядом с шофёром, а мы, трое ребят, находились в кузове. Проехать надо было двести с лишним километров, и, чтобы не замёрзнуть, мы зарылись в наваленную одежду и накрылись одеялами. Нам оставалось километров десять, когда дорога пошла по густому лесу – по обе её стороны высились засыпанные снегом высокие ели. Высунувшись из кабины, кладовщик громко спросил, всё ли у нас в порядке, и добавил, что до Нового года осталось минут пятнадцать и что скоро мы приедем. Мы оживились, стали гадать, какую у нас поставили ёлку, как её нарядили.
Полуторка вдруг остановилась, освещавшие дорогу фары погасли. Оказалось - кончился бензин. Кладовщик с шофёром, переругиваясь, отправились за помощью в соседнюю деревню. Мы остались одни. Наступила тишина и было жутковато. Прошло какое-то время, мы высунулись из наших нор и огляделись - стояла ясная морозная ночь, при свете луны искрился снег и над высокими елями ярко мерцали бесчисленные звёзды. Мы повеселели.
В этой сказочной обстановке, лёжа в кузове, мы встретили Новый 1948-й год!
Оглавление Предыдущая Следующая