Петри Лев Оттович. Техникум для немцев не строили

Лев Петри 32 года преподавал в Московском энергетическом институте (ныне — технический университет — МЭИ). В 1994 году с семьей переехал в Германию

24 июня 1942 года мы на лихтере № 15 в составе каравана из восьми лихтеров и дизельного буксира «Куйбышев» были доставлены на станок Усть-Хантайка Дудинского района Таймырского национального округа...

Усть-Хантайка — это четыре дома, магазин со складом, пекарня. При магазине комната с кухней и тамбуром в качестве жилья для семьи продавца. На берег были выгружены 105 человек (первая партия), доставленных сюда по политическим мотивам: поволжские немцы, латыши, эстонцы, финны, русские (сосланные в Сибирь). Это были женщины, дети, подростки, старики и только три «мужика». Все эти люди, не имевшие перед советской властью абсолютно никакой вины, стали здесь так называемыми спецпоселенцами и ссыльными (прибалты)...

20 июля в нашу Усть-Хантайку доставили вторую партию людей в количестве двухсот человек разных национальностей. Все они были без верхней теплой одежды, так как при отправке с места жительства конвой заявлял: «К зиме вернетесь». А впереди оказались сибирская зима 1941 года и таймырский холод 1942 года. Это был ужас обреченных людей. Началось интенсивное массовое строительство землянок. Но это громко сказано, так как в большинстве это были не землянки, а ямы или норы, покрытые горбылем, мхом и землей высотой 1,5 м с печкой из камней-валунов, без окон (не было стекла) и с освещением лучиной (не было керосина даже для лампадки-коптилки).

В начале августа 1942 года на общем собрании населения поселка был организован в Усть-Хантайке рыболовецкий колхоз имени Тельмана. Позже дудинские районные власти такое название колхоза не твердили, усмотрев, очевидно, в нем национальный немецкий подтекст. Без согласия колхозников колхоз получил название «Северный Путь». Председателем колхоза была избрана член ВКП(б) Эмилия Эрдман, заместителем член ВЛКСМ Мина Гергенредер бухгалтером Берта Гаммершмидт, медиком назначена Наталия Янкович.

19 сентября 1942 года пароход «Серго Орджоникидзе» доставил в Усть-Хантайку третью, последнюю, партию спецпоселенцев в количестве 135 человек. Население поселка увеличилось до 440 человек.

К этому времени из-за простуд и голода уже началось вымирание, особенно детей из числа приезжих второй и третьей партий. Дело в том, что третья партия доставленных в Усть-Хантайку людей, оказалась уже простуженной и больной, особенно дети. В Красноярске весь спецконтингент разместили на главной палубе (так называемый 4-й класс) и на двух открытых палубах перегруженного трехпалубного парохода на «милость» встречным осенним ветрам и туманам. Все каюты и салоны были заняты обычными пассажирами с проездными билетами. Приплыв в Усть-Хантайку, после описанной бесчеловечной перевозки, без необходимой теплой одежды, так называемый спецконтингент оказался на берегу, без укрытия, под открытым небом, то есть, по Высоцкому, с теплохода «прямо в гроб». Так оно и получилось: с одной стороны, нужно было немедленно строить землянку, а с другой — работать на выгрузке плотов со стройматериалами, чтобы получить рабочую продуктовую карточку. Это были рабские условия, в которые попали третья и часть второй партии, вновь прибывших в августе и сентябре 1942 года. Особенно пострадали прибалты, у которых, как правило, не было теплой одежды.

Вся нагрузка по оказанию помощи людям легла на семью нашего врача Наталии Викторовны Янкович: ее дочь Руту, исполнявшую обязанности медсестры и сына Юрия, которые в ранее построенной на берегу землянке обустроили хороший медпункт, в котором было два помещения. Одно для жилья, второе для пациентов. Мужественная, трудолюбивая и высокообразованная женщина из Риги, Н.В.Янкович ежедневно обходила все жилые дома, бараки и землянки, помогая чем могла в тех ужасных условиях. Она организовала сбор еловой хвои и приготовление из нее отвара для лечения цинги. Каждый больной обязан был ежедневно по одному стакану выпивать этой очень горькой зеленой «отравы»...

Финн, у которого на причале в Красноярске была проблема с продлением паспорта, за осеннее время все-таки сумел около нашего дома на косогоре построить себе небольшую землянку. Копание землянки облегчило то, что это место оказалось старым кладбищем, из могил которого он выбросил все кости и черепа. В этой землянке хозяин прожил недолго, только до первых сильных морозов, когда он, живя в одиночестве, голодный (он получал иждивенческую продуктовую карточку, так как не работал в колхозе), не выдержав холодов, замерз в землянке-могиле. Такой конец жизни тогда настиг многих...

В Усть-Хантайке, будучи «дома» или в палатке на тоне, или во время работы с неводом, или зимой в рыбацкой землянке, я постоянно думал о необходимости получения образования. С малых лет обстановка в семье способствовала познанию всего нового, творческому труду. И вот когда в Усть-Хантайке весной 1944 года я увидел в газете «Советский Таймыр» объявление о том, что в Норильске открывается горно-металлургический техникум, то сразу же выслал документы, тем более что имел право быть принятым без вступительных экзаменов, так как окончил в 1941 году в Москве седьмой класс отличником. Начало занятий — 15 октября 1944 года. Между сменами на рыбалке начал читать и вспоминать математику и физику, благо учебники нашлись. Жизнь пошла веселее. Однако у меня появились две проблемы: придется с Викторией Вальтер дружить на расстоянии. С ней мы познакомились полгода назад 17 декабря 1943 года, и в морозную полярную ночь при яркой полной луне объяснились. Это была первая нежная дружба и любовь, сохранившаяся до сих пор. Другая проблема — получить колхозную справку с места работы для предъявления в техникум. Охота за справкой длилась до сентября — правление колхоза «Северный путь» не хотело отпускать бригадира...

Уже шла первая половина октября, зима, снег, скоро начало занятий в техникуме. Я выехал из Дудинки по узкоколейной железной дороге в город Норильск. Ехали 90 километров 12 часов, так как было несколько снежных заносов железной дороги, и пассажирам пришлось брать в первом товарном вагоне ваги, ломы и лопаты для очистки пути. Сошедший с рельсов маленький паровозик деревянными вагами, ломами мы поставили на рельсы и поехали дальше. В пути один раз заправлялись водой и углем. Норильск пассажиров встретил жестким контролем документов со стороны чекистов, ведь мы прибыли в зону сплошных «врагов народа» с 75-тысячным контингентом со сроками от 10-ти до 30 лет. Мой «белый паспорт» (справка спецпоселенца, выданная спецкомендатурой), совместно с приглашением на учебу в техникум не вызвали у контролеров возражения. Я пошел в техникум по улице, обе стороны которой были сплошными концлагерями заключенных с колючей проволокой вокруг бараков и сторожевыми вышками. В памяти сохранилась картина, которую в своей жизни я никогда больше не видел: в зоне были две кучи одежды высотой с барак — одна с военной формой германских солдат, а другая — с их обувью. По кучам, как муравьи, ползали зеки, подбирая себе одежду по росту.

Мороз был в то время где-то 20-30 градусов. Зеки очень торопились, так как были полураздетыми вплоть до белого нижнего белья. Это было «самообслуживание при промтоварном снабжении врагов народа». Техникум встретил двухэтажным учебным корпусом и двумя жилыми бараками, выгороженными колючей проволокой. Каждый барак на 25 студентов, по специальностям: горное дело и металлургия цветных металлов.

Регистрацию всех прибывающих студентов проводил замдиректора горно-металлургического техникума Акулов. Я попал во второй барак по специальности металлургия цветных металлов. В столовой было организовано для нас трехразовое хорошего уровня питание. На первом занятии мы встретились со своими преподавателями по математике и физике. Их глаза светились счастьем оттого, что они, как и в былые дозековские годы, видят перед собой молодых людей — студентов, которым они в техникуме собираются преподносить основы наук на уровне высшей школы, так как их знания академиков, профессоров столичных вузов не могут опуститься до уровня средней школы. Техникум был ведомственного подчинения и поэтому учебную программу имел в соответствии со своими интересами и возможностями. А возможности были максимальными — преподаватели только высшей категории, именно такие при диктатуре пролетариата и являлись, как известно, «врагами народа». Это были авторы известных учебников и книг по различным областям науки и техники, их лекции слушали, затаив дыхание, конспектировались дословно, так как учебников не было вообще, или были единицами и распределялись один на многих студентов. Неделя для меня пролетела как во сне, я вошел в новый мир, мир науки, мир великих людей и мыслителей.

Через несколько дней жизни в бараке я почувствовал, что стал становиться носителем не просто вшей, а их массы. Во время учебных занятий я чувствовал, как они ползают по шее, за ушами, я их незаметно от соседей щелкал. Думаю, что вши ко мне переселились через общую вешалку верхней одежды.

Всю эту вшивую проблему в конце недельной учебы очень просто и быстро решил Акулов, выгнав меня из техникума, как только узнал, что я немец. Дело в том, что каждый из нас при переездах в то время по месту жительства получал справку по форме № 7 о том, что ты по такое-то число данного месяца сдал продуктовую и промтоварную карточки и по приезду на другое место получал новые карточки. Я же, как рыбак, находился на так называемом целевом снабжении и получал не месячные карточки, а рулоны за сданную рыбу. Акулов обратил внимание, что я ему не сдал форму № 7, и вызвал меня. Я ему все объяснил. Тогда он меня спрашивает: «Как ты попал на Таймыр?». Я ответил, что был доставлен в 1942 году сюда как спецпоселенец и работал рыбаком. «Постой, а ты какой национальности?». Я ответил, что немец из Москвы. «Вот что, Петри, техникум для немцев мы не организовывали. Иди». Выходя из кабинета, я заметил, как он в списке нашей группы против моей фамилии поставил крестик. Утром вышел приказ: «...по собственному желанию Петри Л.О. исключить из техникума». Студенты увидели этот приказ и мне сказали, что это исключение — обман, что это незаконно, посоветовали идти к прокурору Норильска. Я пошел. Прокурор сказал мне то же самое, что и Акулов: «Езжай, Петри, в свой колхоз. Техникум мы не для немцев строили». И я поехал, но только до Дудинки, где мои добрые старички помогли мне частым гребешком, мылом и прожаркой в бане навсегда избавиться от «спутников» человека. Одним крестиком Акулов освободил меня сразу от двух проблем — опасных насекомых и образования. Было страшно больно и обидно за несправедливую утерю связи с наукой, творчеством, контактов с большими умными людьми. И хотя я явился в отношении образования по национальному признаку политической жертвой, тем не менее движение вперед не остановилось.

Уже знакомый нам майор Овчинников дал мне разрешение остаться и работать в Дудинке, написав на моем заявлении: «Коменданту Дудинки. Поставить Петри на учет». Это в то время была для меня большая победа. В техникуме я был рад, что учусь. Наблюдая за пятьюдесятью студентами, я обнаружил, что я единственный среди них спецпоселенец, но, как уже было сказано, меня быстро разоблачили.

Но в восемнадцать лет проигранная победа — это еще не трагедия в жизни!..

Из книги Льва Петри
«Немцы Таймыра» (2006)

Таймырский окружной краеведческий музей
Фонд культурных инициатив
(Фонд Михаила Прохорова)
2006 г.

На оглавление На предыдущую На следующую