Из записок отца сыну.
Дудинка 1975 год

Одинцов Николай Алексеевич. Из книги «Святые берега»

Родился в 1923 году в деревне Зиновка Ивановской области в крестьянской семье. В 1931 году вместе с родителями переехал в Московскую область, г.Краснозаводск. Первого мая 1941 года был арестован за «антисоветскую агитацию». Десятый класс закончить не удалось. Сначала была Лубянка, потом Таганская тюрьма. В первые дни войны отправили в Омск. В июле 1946 года с этапом заключенных привезли на Таймыр, в Дудинку. Из дудинских лагерей освободился в 1949 году и до конца августа был на положении ссыльного. Работал в Дудинском порту. В настоящее время — начальник лесных районов. Почетный гражданин Дудинки.

Писать свои воспоминания начал в 1994 году. Автор нескольких книг: «Святые берега» (1999), «На таймырских перекрестках» (2002), «Судьбы людские» (2005), «Поздняя осень»

Давно это было. Так давно, что порой кажется, будто все происходило в иной жизни или с кем-то другим...

На долю каждого человека в жизни выпадает много разных дорог. И всякий раз на новом витке невольно закрадывается тревога: какие трудности ожидают его на неведомом пути и хватит ли сил одолеть их? Собственную судьбу не обойдешь стороной...

В этот раз этап на Север формировали долго. Никому из заключенных не хотелось ехать в далекий, пугающий лютыми морозами и пургами северный край. Рассказы, а еще больше домыслы, иные порой на грани фантастики, коими был полон злобинский пересыльный лагерь, сжимали и без того угнетенные страхом души. Всем казалось, что у этой дороги только одно направление — туда... Ранним утром, после длительных сборов и утомительного перехода, началась посадка в трюм парохода. Продолжалась все утро и закончилась только к середине дня...

Во второй половине ночи совсем незаметно отплыли в «страну белого безмолвия»...

Лагерь, куда нас вели, размещался в восточной части селения Дудинки. От берега Енисея мы прошли несколько улиц. Последняя, улица Ленина, обрывалась (в ту пору она только начинала застраиваться) в метрах ста перед железнодорожной станцией. В этом месте колонна свернула немного влево, а затем по довольно широкой проселочной дороге двинулась прямо на восток. С левой стороны был пустырь (теперь там стадион, в годы реформ пришедший в запустение), справа тянулось большое озеро, вокруг которого кое-где виднелись немудреные избушки. Один его берег почти вплотную подходил к железнодорожным коммуникациям и станционным постройкам, а другой обрывался совсем недалеко от лагерной зоны...

Не дойдя метров тридцати до лагеря, колонна остановилась. Перед нами вытянулся довольно длинный забор из колючей проволоки, посередине которого стояли широкие ворота с проходной вахтой. За долгие годы много людей прошло через них. Весь лагерь хорошо просматривался. Его территория широким прямоугольником уходила вверх по отлогому склону в сторону виднеющихся вдали довольно высоких горных холмов и оканчивалась немного не доходя до их основания. Вверху, сразу за зоной, проходил узкоколейный железнодорожный путь от сортировки на 19-м пикете до угольного участка, развалины которого уцелели и до сих пор.

Иногда мне приходится бывать в тех местах. Теперь там пустынно и тихо, особенно в безветренную погоду. Гляжу на длинные траншеи, выкопанные в земле (копали тогда вручную). В них сохранились деревянные эстакады для транспортеров. Время мало тронуло их — так прочно они были сделаны...
Колонну в транзитный лагерь запускали долго. Сверяли списки с формулярами. К самому утру закончилась эта нудная процедура.
Впрочем, мало кто заметил, когда наступило утро: в это время над Дудинкой стоял полярный день. На транзитном лагпункте (его называли по-всякому: расформировочный, пересыльный, но больше транзиткой) нас продержали недолго.

На третьи сутки нас всех распределили. Большую часть людей, в основном политических заключенных, направили в центральный дудинский лагерь — 4-е лаготделение. В порту разворачивалась навигация, людей требовалось много. «Бытовиков» и уголовников за малым исключением, отправили в норильские лагеря. Начальником транзитного лагпункта в те далекие времена был Павел Петрович Самошин. Он немного проработал в этой должности и перешел в порт...

Мне посчастливилось остаться в Дудинке и попасть в 4-е лаготделение. Кроме него было еще несколько лагпунктов: один на 19-м пикете, другой — на судоверфи, и где-то еще, небольшой, для расконвоированных, но тот я уже не помню. 4-е лаготделение размещалось в самом центре селения Дудинки и имело форму квадрата довольно внушительных размеров, огражденного в один ряд тремя нитями колючей проволоки. Охранялся лагерь слабо: бежать практически невозможно. В моей памяти был один случай, но окончился он неудачно. Все жители в поселках и деревушках по берегам Енисея были строго предупреждены, и беглецам не оказывали никакой помощи. Наоборот, их выдавали властям. Такие случаи в первые годы образования лагерей имели место.

На каждом углу лагерной зоны стояли караульные вышки: две — параллельно берегу реки Дудинки и две — со стороны Дудинского села. Размещались в такой последовательности: одна на месте теперешнего здания станции перекачки, другая — там, где торговый центр. Соединены забором из колючей проволоки, в середине которого была большая контрольно-пропускная вахта, они как бы замыкали лицевую сторону (фасад) лагеря. Вторая пара стояла от береговой примерно метров на 700-750. Одна из них была на правом берегу Ароматного ручья, другая – с внутренней стороны теперешнего магазина «Енисей». Все четыре стороны были обтянуты колючей проволокой в три нити (убежать было легко, но никто не пытался — куда?), сквозь которые было хорошо видно, что происходит на воле, а дудинские жители видели жизнь заключенных. Иногда переговаривались между собой.

Фасад лагеря был обращен в сторону устья реки Дудинки, где на правом ее берегу виднелись бревенчатые причалы. Они и сейчас там же, только стали много выше и растянулись далеко по береговой линии вверх и вниз, оделись в прочный бетон.

Уже много лет с наступлением навигации на причалы спускают такое количество кранов, что они закрывают собой величие енисейского раздолья.

Параллельно лицевому забору, а он начинался чуть далее вышки почти от самого управления порта (теперь в этом здании после многократных перестроек магазин («Долгун»), пролегал железнодорожный путь, идущий на морские причалы. Между ним и забором была неширокая пешеходная дорога (теперь объездная трасса для автотранспорта), по которой расходились бригады заключенных грузчиков на морские и речные участки для обработки барж и вагонов. Они выходили из лагеря через контрольно-пропускную вахту (на этом месте сейчас здание АКБ 3-го района) и сразу же расходились без всякого конвоя (производственные объекты порта со стороны селения тоже были огорожены) по своим рабочим местам.

В лагере кроме главной было еще две вахты. Одна стояла на южной стороне, где сейчас разместился магазин «Орфей», другая — перед поликлиникой, на месте дома геологов, как раз посередине. Через южную зону выпускали заключенных для работы на лесозаводах и биржах. Через нее же принимали и отправляли этапы заключенных, которых перед началом навигации привозили с «большой земли», а после ее завершения лишних рабочих увозили в норильские лагеря. И так повторялось каждый год...

Северная и южная вахты соединяла натоптанная проселочная дорога, трасса от которой сохранилась и до сих пор. Сейчас по обеим ее сторонам стоят дома улицы Горького. Кроме них на бывшей территории лагеря разместились жилые корпуса: улицы Бегичева, 40 лет Победы, Андреевой, часть Островского, школа-интернат. Все эти здания поднялись после ликвидации лагерной системы. Особенно бурно в 60-и 70-е годы. Ну об этом знают многие. А тогда вдоль этой дороги стояли здания лечебно-профилактического и бытового назначения: поликлиника со стоматологическим кабинетом, хирургическое отделение, парикмахерская, клуб, комендатура, кухня, много бараков. Дальше, в глубь зоны, с восточной стороны, были терапевтическая больница, здание штаба лагеря (администрации), большой барак КВЧ, бухгалтерия, хлеборезка и жилые бараки. Женщины жили в двухэтажном кирпичном доме. В нем было потом управление торговли...

Надо отдать должное: все лагерные здания и строения были более благоустроены, чем дудинские жилые домишки. А поликлиника с больницей не уступали по обслуживанию и лечению городским лечебным учреждениям, а в некоторых были намного лучше.

Главной отличительной чертой всего медперсонала (а это отмечалось и в омских лагерях) было человеческое отношение к больным. Через несколько месяцев по прибытии в Дудинку мне довелось опять проваляться в лагерной больнице около трех месяцев. Поэтому знаю все не понаслышке, а испытал на себе. Я и сейчас храню самую добрую память о многих лечащих врачах. Главный врач терапевтической больницы Алексей Владимирович Орлов, главный хирург Василий Ионович Петухов. Оба из бывших заключенных, были осуждены по политическим мотивам, проходили по «процессу Кирова». Вряд ли они имели хоть малейшее отношение к этому делу. И тот и другой отличались суровой справедливостью. Не отступали, не нарушали своих медицинских постулатов и заповедей. Свято соблюдали клятву Гипократа. Милосердие и сострадание исходили от них до каждого больного, независимо от того, за какие преступления он был осужден...

...Судьба у каждого своя. Иногда делает крутые виражи. После ликвидации лагерной системы в развитии Норильского комбината, Норильскснаба, Дудинского порта многое изменится. Пройдет немного лет, и на фундаментах, заложенных первопроходцами, поднимутся благоустроенные города, и жить в них будут другие люди. А тогда? Передо мной лежала длинная дорога, и где-то далеко в беспросветном тумане скрывался долгожданный день освобождения....

Таймырский окружной краеведческий музей
Фонд культурных инициатив
(Фонд Михаила Прохорова)
2006 г.

На оглавление На предыдущую На следующую