Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

П. Соколов. Ухабы


ГЛАВА 63.

С Новым Годом !- С новым несчастьем !

 

" Новый год, порядки новые.
Колючей проволокой наш лагерь обнесен,
Со всех сторон глядят глаза суровые
И смерть голодная повсюду стережет. . . "
(все из того же лагерного репертуара)

 

Все это происходило в конце 1948 г. Вольный мир готовился встречать очередной Новый Год. В лагере это событие проходит непримеченным: заключенные ведут учет годам по собственному календарю, отмечая истечение еще одного года с начала срока, и тая надежду, что удасться пережить и следующий.

Попал я на 18 лагпункт, место, куда я менее всего хотел бы попасть и вот почему: После того, как женщин сконцентрировали на нашем 9-ом лагпункте, их бывшие "мужья", конечно из тех, кто имел такую возможность, стали звонить по телефону, с просьбой вызвать для разговора своих подруг. Все телефонные переговоры шли через коммутатор, где дежурили вольняшки, и понятно, что выполнение таких просьб грозило мне неприятностями. По мере сил я все же выполнял такие поручения, но самым настойчивым оказался нарядчик с 18-го лагпункта. Он звонил каждую ночь. Уже с коммутатора грозили мне пожаловаться начальству, и я стал ему отказывать. Он меня всячески поносил, и грозил до меня добраться. Тогда эти угрозы были мне до лампочки, теперь они обретали реальность. Этот нарядчик, Аликперов по фамилии, кавказец по происхождению, кстати сидевший тоже по 58 статье, так и заявил мне, что теперь я только ногами вперед выйду из этого лагеря. Одна надежда у меня была на помощь Куровского. Он обещал позвонить начальнику погрузки 18 лагпункта, чтобы тот взял меня к себе и оказал протекцию. Куровский исполнил свое обещание, исполнил свое и начальник погрузки, старый еврей, не то Абрам, не то Абра'мович. Несмотря на противодействие нарядчика, он взял меня на погрузку, устроил у себя в бараке, и старался, как мог, оказать мне содействие. Но мог он немного. Все равно надо было выходить на работу. Работа грузчиков леса была самой тяжелой, они не знали ни дня ни ночи. Но у нас, на 9-ом, еще был шанс отдохнуть. Наша станция "И'ма" обслуживала три лагпункта. Между ними и распределялся порожняк. Часами иногда не приходил паровоз. и таким образом случались перерывы в погрузке по половине, а то и по целым суткам. Здешняя станция - "Брусничная" обслуживала только 18-й лагпункт. Паровоз был всегда готов идти на выводку груженых вагонов, попутно приводя новый порожняк. Мы часто по суткам и более, не возвращались в лагерь, кормились на бирже, спали вповалку в будке, хотя бы те немногие минуты, которые требовались для замены вагонов. Питание было несколько лучше, чем на 9-ом лагпункте, но такое же пустое, и не могло восполнить затрат энергии. Усугубляло дело и плохое обмундирование. Валенки прохудились.

В короткие перерывы, когда мы бывали в бараках, их кое-как подшивали старыми телогрейками. Этого хватало на день-два, а потом снова ходили босыми ногами по снегу. Не было и рукавиц. Изредка выдавали вязанные из толстой хлопчато-бумажной нити. Они не выдерживали и одной погрузки, пальцы торчали из дыр, и иногда, закатывая по покотам бревно, я вдруг замечал, как белеют пальцы, и нельзя было отпустить бревно. В общем я стал доходить, и перспектива выхода ногами вперед стала вполне реальной. Однажды, во время короткого перерыва, когда я валялся на мотках увязочной проволоки, меня вдруг позвали к телефону. Говорил Куровский. Он спросил меня, как мои дела. Что мог я ответить? "Грузим - сказал я невесело - Беспростойно, полногрузно, без коммерческого брака... " (В таких выражениях поступали сверху приказы на погрузку) В ответ послышался смех, "Постой, передаю трубку ", сказал Куровский, и я услышал голос Вали. Меня в жар бросило, и я потерял дар речи. Она щебетала мне что то хорошее, а я только бормотал в ответ. "Валя, -наконец собрался я с духом -Ты сама знаешь, что я хочу тебе сказать, но сейчас я не могу этого сделать. Я всегда будупомнить о тебе!" Нас разъединили. Но это была не последняя весточка от нее. Через какое то время я увидел, как через пути к нам направляется охранник в белом полушубке. Приглядевшись, я узнал в нем одного из начальников караула с 9-го лагпункта. "Хо'рошев!", непроизвольно воскликнул я. Он подошел, и мы крепкопожали друг другу руки, на удивленье всем окружающим. "А я тебя ищу", сказал охранник. "Тебе есть записка. "Он порылся за пазухой и достал листок бумаги, исписанный карандашом. Это было послание от Вали. Как она узнала, что Хорошев собирается на наш лагпункт, и как она уговорила взять письмо, что было тоже нарушением режима, я не думал. Вероятно и тут дело не обошлось без Куровского. Письмо было коротким, но теплым. Кроме своих личных чувств, она высказывала мнение обо мне ее товарищей, что все меня вспоминают и жалеют, и что она гордится мною. Трудно сказать, что в этой обстановке, когда я один во всем свете дрейфовал к могиле, значили для меня эти строки любви и привета. Наверное слезы проступили у меня на глазах. "Напишешь ответ?" спросил Хорошев. "У меня нет ни бумаги, ни карандаша. Передай ей на словах все лучшее, что найдешь сказать. "сказал я, и мы расстались. Эту записку я хранил еще долгое время, пока она не истрепалась совсем. Зима перевалила за половину, а дела мои шли все хуже. Обращаться в санчасть было бесполезно: очевидной болезни не было, даже ноги перестали опухать, а дистрофиков и без меня было хоть пруд пруди. Опять помог случай. Однажды на той же бирже, служившей одновременно вокзалом, я столкнулся с Андреевым, тем самым, который когда то одобрил мой проект дорог. "Что вы здесь делаете ?" удивился он. Я поведал ему свою эпопею. "Это безобразие ! - возмутился он - Я вас переведу на другую работу, а потом истребую вас к себе в Управление." Я поблагодарил, не очень надеясь на успех, но уже вечером прибежал помощник нарядчика, и объявил, чтобы я завтра выходил на лесосеку, в качестве бракера. Пока я оставался в бригаде, и жил в том же бараке, но работал в лесу. У меня был ящичек с набором печатей и черной краской, и я на каждом возу замерял диаметр тонкого среза бревна и ставил цифру и букву, обозначавшую сортимент - пиловочник, шпальник, рудстойка и т. д. Работа была нетрудная, но и нехлебная, но она давала мне реальный шанс перебиться до лета, а там, чем черт не шутит, может и сбудется обещание Андреева. Однако человек предполагает, а НКВД располагает. Не проработал я и месяца на новом месте, как однажды вечером надзиратели пошли по баракам, и стали вызывать по списку "с вещами". Вызванных собрали в один барак и заперли на ключ. Было очевидно, что формируется этап. Куда? Что? Как? Никто не имел ни малейшего понятия. Мне это в конечном счете было все равно. Я даже был рад, что избавился от своего "врага" Аликперова. Однако, когда шумная возбужденная , гудящая толпа наконец угомонилась и расселась по нарам, я увидел и нарядчика, также сидящего на нарах, обхватив колени руками и склонившись к ним головой. Мы даже встретились с ним глазами, но в них я прочитал только равнодушие. Во мне же на минуту вспыхнуло чувство злой радости: прошла коту масленица. Очень скоро выяснилось, что все здесь собранные, имеют 58 -ю статью. Это опять породило оживленные домыслы, для чего это делается? Оптимисты утверждали, что наконец пришла долгожданная амнистия, пессимисты подозревали, что везут в тартарары для последующего уничтожения. Я лично не строил никаких теорий, хотя в душе всегда был оптимистом, и мыслью тяготел к сторонникам амнистии. Не стоит останавливаться, как мы прожили несколько дней на тюремном режиме, в страшной тесноте и неудобстве. Важно завершение этой истории. После ряда проверок, сверки списков и т. п. нас разбили на группы, и повели на знакомую мне до печенок биржу. Здесь снова стоял порожняк, но на этот раз состоящий из теплушек с надстроенными вышками. Конвой пересчитывал, загонял в вагоны, и двери с шумом захлопывались. Долго ли, коротко ли , мы наконец тронулись. Ехали нескоро, с остановками. По толчкам можно было предположить, что к составу прицепляют новые вагоны, и наконец поезд, набирая скорость, забарабанил на стыках. На этом закончилась длинная глава моего повествования, которая прочитается за 20-30 минут, и которую я читал около трех лет, не будучи уверен, что дочитаю ее до конца.


Оглавление Предыдущая глава Следующая глава

На главную страницу сайта