Федор Романюк. Мысли и воспоминания
В ночь с субботы на воскресенье послышался звук электрического звонка, которым была снабжена наша квартира. Мы жили тогда в поселке им.Володарского возле Ленинграда по ул.Волхонке, 26. Звонок звонил долго, и мы с женой проснулись. “А посмотри, Поля, который сейчас час?” – спросил я жену. Взглянув на часы, она сказала: “Три часа”. “Значит, они”. Тогда, как и всегда большевики производили массовые аресты, выискивая лиц, подозреваемых в несочувствии большевизму и коммунизму. Так уже в течение многих лет своего властвования они пересажали весьма многих лиц из духовенства, то я и ожидал, что и я не буду ими оставлен в покое. И вот они пришли. Накинув на себя нечто из одежды, я вышел открывать дверь. Передо мной стояло четверо. Из них двое были сотрудники ГПУ, а двое с винтовками – это красноармейцы. Сотрудники с наганами и были в военном обмундировании и с широко раздутыми, формы галифе, брюками. Те, что были с наганами, последовали за мной в квартиру, а те, что были с винтовками, остались за дверями в коридоре. Квартира была во втором этаже. Войдя в квартиру с деланной вежливостью, показывая себя людьми весьма культурными и деликатными, они предъявили ордер на право обыска и ареста. Ордер этот был подписан еще 27/XII-30 г. Приступили к обыску, который продолжался с 3 до 7 ч. утра. Перерыли все. Но, чего искали, и чего им было нужно, так нам не стало известно и до настоящего времени. Пересмотрели все книги и все иконы, вскрывали рояль. Наконец, ничего не найдя предосудительного, приступили к составлению протокола, в котором было отмечено, что при производстве обыска они не бесчинствовали и ничего из вещей не похитили. Протокол был дан мне для подписания. Далее было дано приказание “собираться”. “Ну оденьтесь, пойдемте с нами”. Я стал одеваться и собираться. Жена и дети плакали. Мальчик в одном белье стоял, опершись о буфет, и плакал. Девочка, которой в день моего ареста ровно 9 лет, стояла у стола и плача, повторяла: “Папа, куда ты, папа, куда ты?” Но ни папа, ни мама и никто не знал, куда меня отправят и что они со мной будут делать. Как после выявилось, они взяли меня с тем, чтобы я уже никогда не вернулся к моей семье и детям. Таковы-то эти благодетели. Наспех собравшись и с болью в душе попрощавшись с плачущей семьей, я вышел из своей квартиры, чтобы больше ее не увидеть. Меня повели, а мальчик-подросток был послан его матерью наблюдать издали, куда меня поведут. Меня повезли в Ленинград, в тюрьму. Так у нас в СССР строилась счастливая жизнь. До отправки поездом в Ленинград я был водворен на вокзале в особую комнату под надзор часовому, пока будут взяты и таким же образом обработаны других два священника, жившие в Володарке. Вскоре привели о.Николая Васильева. Визит агентов ГПУ и арест о.Васильева совпал с днем разрешения от бремени его жены. Этот знаменательный день семьи Васильевых был осчастливлен приходом нежданных гостей-благодетелей. Нас с отцом Николаем ввели в вагон и приказали воздержаться от разговоров с кем бы то ни было. Люди, ехавшие в Ленинград, съискоса посматривали на нас, арестованных священников и перешептывались между собою, посылая по нашему адресу сочувственные взгляды, но никто не проронил ни единого слова: боялись: это были дни красного террора. Никто не смел проронить ни единого слова. Когда, приехав в Ленинград, мы вышли на привокзальную площадь, то там нас уже ждала легковая машина, но не черный, а серый ворон. Машина была серого цвета и быстро нас помчала по стогнам града в тюрьму – Кресты.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава