Федор Романюк. Мысли и воспоминания
Письмо сестре Агафии из з/кл.
9/III-49г.
Дорогая сестрица! Благодарю за присланное письмо и за семейный снимок Тихона Павловича. Умилился я, увидев милые лица любимых мною людей. Особенно мне приятно видеть Тихона с бородкой. В таком виде он красивей, приятней и по внешнему виду напоминает собою человека из Батюшкиного стада. Заметил я, что Валентина стала весьма похожа на свою маму, а сама мама схвачена аппаратом в мирном духе. Вася одет в одежду которого-нибудь из старших братьев, а у самого малого мужчины почему-то вдруг на голове оказался платок. Несколько раз я доставал этот снимок, любовался и утешался, что все они остались живы, пройдя сквозь горнило всяких жизненных тревог и лишений. Думаю, что не солгу, если скажу, что семью эту люблю и доброжелательствую ей. Дай Бог, чтобы мир, любовь и взаимное послушание пребывало в семье друга моего Тихона Павловича. Пусть он при случае пошлет привет от меня сестре своей Поле, если она еще жива. Катя (неразобр. - стр.437) прислала мне письмо, проникнутое сокрушением о своей греховности. Я ей ответил по уведомлении от нея письма. Написал другое. Ответа не последовало. На дня мне сообщили, что из Осинников поступил денежный перевод на мое имя в 40 р. Думаю, что это только от Кати. Агаша, как я люблю эту Катю за ея благотворения. И зачем она так чрезмерно печалится о своем падении. Падения для нас, иногда бывают, необходимы в целях самопознания. Они обнаруживают наши немощи и бессилие наше в стоянии нашем в праведности, крепко нас смиряют и помогают нам любить людей таких же немощных как мы сами. Напиши Кате, что хотя ответа на письмо мне от Николая Петровича я и не получил, но что я ему предан всей душой и высоко чту подвиг его жизни. Где же теперь наша обличительница и учительница целомудренная Вера?!
От Кати письма ко мне не попадают. Они религиозны по содержанию и потому "в пути" теряются. Сама понимаешь, в чем дело, да и Катя должна понимать не маленькая ведь. Агаша, ты хоть и наказала Лядову сделать ящик, но посылку не посылай, потому что, во-первых, что я в ней не абсолютно нуждаюсь, а во-вторых, возможна перемена моего местожительства. Если я прибуду в Ингаш, я поставлю тебя в известность, а если выбуду, то посылка вернется домой обратно, придется вторично платить за пересылку и пропадет заряд. Ты говоришь, что сейчас пост и нужно поститься. Я так и делаю. Скоромна, которую мне прислала сестра Поля, лежит неприкосновенной и ожидает своего времени. Я должен пробыть в заключении до 12/IY 1951 года. А там Господь укажет мне путь, если доживу. Уже переживаю век моего дедушки Семена и отца Филиппа. Первый умер 48 лет, а второй 61 года. Нужно и мне готовиться в путь всея земли. Кроме родных и благочестивых знакомых жалеть мне некого, разлучаясь с миром. Слишком уж греховной стала наша жизнь. Лучше закрыть очи, чтобы не видеть греховной суеты погибающего в грязи и в крови человечества. Не пишет мне брат мой Игнатий ничего. Сын мой Онуфрий не пишет ничего. Жена не пишет. Ева пишет редко. Чем они живут? О чем они думают? Чем они руководствуются в своей тактике молчания - не могут понять. Во второй посылке Поля прислала мне кой-что из белья, но ни в чем подобном я не испытываю недостатка. Приятно мне было читать твое сообщение, что стали сыты, хорошо было бы услышать правдивое слово, что все стали святы. Даже у нас (в з/к) и то стало во много раз все дешевле. Помню как в 1943 году, имея в своем распоряжении 90 рублей дарованных мне другом-созаключенником в момент голодания, я мог купить только три пайки хлеба по 200 грамм каждая, а за черпак жидкого супу в 1/2 литра мерою приходилось платить по 8, 9, 10, 12, а то и 15 р. В голод ничего не пожалеешь. Все отдашь за пищу. Теперь и у нас сыты все. Сыт и я, Слава Богу. Получаю 650 гр. хлеба и я его даже не съедаю, а отдаю другим или продаю чего раньше делать я не мог. Когда сможешь, пришли мне свое фото. Вышеупомянутый Николай Петрович - человек с высшим духовным образованием. Был три года в заключении. Освободился. Опять посадили на 10 лет. Кончил и этот огромный срок, но по поводу войны с Германией был задержан еще на 4 года в з/кл. В 1943 г. освободили, но затем опять посадили, но насколько неизвестно, известно лишь то, что томится и по сей день. Он святой жизни и грешный мир не может его терпеть, выбрасывает из своей среды. Мне приятно знать, что Тихон будет пасти стадо. Я когда-то тоже пас стадо, но стадо словесное. Но когда в этом служении я не обнаружил желания пасти как должно, то предал меня Господь в руки человеческие для наказания, вразумления, исправления. Я уподобился точно блудному сыну, удалившемуся по стране далече. Я пас свиней и пошел есть ту самую кашу, которою я же сам кормил поросят, но самому мне есть эту кашу не позволяли. Был случай для примера. Захожу на свинофермную кухню за кашей изготовленной из крупы сечки. Там сидит безрукий бригадир з/к Иванов. "Разреши мне, т.Иванов, набрать для себя эту стеклянную банку поросячей каши". "Не могу". Банка была на 400 гр. вместимостью, Иванов выполнил то, что от него требовалось и отказал мне в моей просьбе дать сколько-нибудь из того, что предназначалось для свиней-поросят. Но вот Иванов уходит из кухни, и мы остаемся только вдвоем с поваром Федякиным. "Петр Григорьевич! Дай мне поросячей каши вот эту банку". "Ну, давай!" Наложил деревянной ложечкой. "Теперь иди куда-нибудь, что никто тебя не увидел". Взяв банку с кашей, я залез на чердак свинарника и, став на корточки, ел эту свинячую кашу с жадностью, доставая за отсутствием ложки или какой-либо щепки двумя пальцами правой руки. Однако и в этом положении был у меня однажды счастливый день, летний, теплый, светлый. Ветра не было. Выгнал я свое свиное стадо пасти. Свиньи разбрелись по зоне, я же стоял, опершись о забор. Подходит ко мне одна старушка из вольных слепая на одни глаз и рассказывает мне о том, как у нее в доме обновилась икона Божией Матери-Знамение. Подробно расспросив меня о значении этого чуда, закончила вопросом: "Что это? К чему это?" Я как думал, как понимал так и истолковал это чудо. Уговорил старушку, чтобы она принесла ко мне эту чудотворную икону. Она приносила икону, я брал ее, целовал и клал на ночь под голову для моего ума и возвратил св.икону ее владелице. Все это делалось тайно, как написано: "ниже врагом твоим тайну повям". Ведь люди нам не проверят, лукаво посмеются себе во грех и во осуждение и нам благоразумнее будет не пометать бисер пред свиньями. Сообщу тебе и следующее. Когда сидел я в Абакане в КПЗ (камер предварительного заключения) в одиночной камере, прилетела к моему окну какая-то особая птичка и села против окна моей камеры. Увидев ее, я утешился и позавидовал ее свободе. Скоро она меня оставила и улетела в известном направлении. Мне стало грустно. На другой день утром я захотел еще видеть мою вчерашнюю посетительницу. Думал - быть может и пошлет мне ее Господь. И что же? Когда поднял свой взор сквозь окно и решетку в высь, то увидел уже не одну птичку, а целую стайку голубей, летающих и кружившихся над местом, доступном моему наблюдению. В этом я усмотрел милость Божию ко мне. Господь видит нас и на воле и в заключении и утешает нас. Будь же здорова и Богом хранима, дорогая сестрица.
Твой брат Федор
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава