Теленгидов Лиджи Теленгидович
финансовый работник
Родился в поселке Удрюш Долбанского района Калмыцкой АССР (ныне Лиманский район Астраханской области).

1938. — Работа учителем. Призыв в армию. Служба в г. Каменец-Подольский на Украине.

1939. — Работа заместителем начальника РОВД по политчасти на Украине.

1940, август. — Поступление в Ленинградскую школу НКВД.

1941, июнь. — Начало Великой Отечественной войны. Закрытие школы. Зачисление в отдельный разведбатальон 21-й дивизии НКВД Ленинградского фронта. Участие в обороне Ленинграда. Направление в артиллерийское училище в г. Ирбит.

1944, апрель. — Окончание учебы. Отчисление из училища в связи с депортацией калмыцкого народапо Указу Президиума ВС СССР и направление на станцию Половинка. Прибытие в Широклаг. Работа на сооружении котлована. Руководящий состав Широклага. Назначение начальником штаба 2-го батальона. Знакомство в лагере с Ариной Назаровой. Женитьба.

1945, январь. — Отъезд командира 2-го взвода старшего лейтенанта Постникова. Назначение командиром 2-го взвода.

1945, май. — Освобождение из лагеря. Отъезд на спецпоселение в г. Ачинск Красноярского края. Работа в Заготскоте, инспектором сберегательных касс в Ачинске. Обучение на курсах в Красноярске. Получение звания младшего советника финансовой службы. Работа ревизором Красноярского краевого управления. Переезд в Элисту.

ИСПЫТАНИЕ СУДЬБОЙ
Л.Т. ТЕЛЕНГИДОВ

Родился я в пос.Удрюш Долбанского района Калмыцкой АССР (ныне Лиманском районе Астраханской области). Там началась моя трудовая деятельность, работал учителем. В 1938 г. меня взяли в армию. Служил на Украине в г.Каменец-Подольский. После службы в армии в 1939 г. остался на Украине, работал заместителем начальника РОВД по политчасти. В августе 1940 г. я поехал в Ленинград и, сдав экзамены, поступил в Ленинградскую школу НКВД. Учились в этой школе человек 800-900 со всего Советского Союза. А когда началась война, школу закрыли, а курсантов зачислили в войска НКВД. Я попал в 21-ю дивизию НКВД Ленинградского фронта, служил в отдельном разведбатальоне. У меня есть медаль "За оборону Ленинграда". С Ленинградского фронта нас, 300 человек, послали в г.Ирбит, в артиллерийское училище. В апреле 1944 г. учебу мы закончили и ждали представителя Государственного Комитета Обороны на распределение.

И как раз в это время меня отчислили из училища, как калмыка, и направили на станцию Половинка, а оттуда — в Широклаг. Нам не объяснили, зачем и почему направляют в Широклаг, говорили только, что создается национальная часть. Меня вызвал начальник строевой части и сказал: "Курсант Теленгидов, готовьтесь к 6-ти часам, поедете в военный округ, на Урале формируется национальная часть, мы вас досрочно посылаем туда. Вы же артиллерист".

Я взял документы и поехал в Свердловск, передал документы начальнику штаба, переночевал там. Мне дали другой пакет и я поехал в г.Кунгур. В Кун-гуре отдал начальнику пакет. Он его раскрыл, что-то дописал, опять закрыл и отдал мне. С этим пакетом я поехал на станцию Половинка, где находился распредбатальон. Там калмыков собирали со всех концов страны и направляли в Широклаг. Если бы я знал, что мне выпадет такая судьба, сразу бы уехал в Сибирь или еще куда-нибудь. Меня ведь никто не сопровождал, и я мог уехать, куда угодно. Но правды я не знал и был рад, что попаду в национальную часть.

По приезде я сразу понял, что это, по существу, лагерная колония. Но поскольку мы туда попали с фронтов, все были в военной форме с наградами и званиями, колонией нас назвать не могли. А снять с нас военную форму никто не имел права. В лагере оставили военные названия: батальоны, роты, взводы и т. д. Это было нужно для поддержания внутреннего порядка. Были прорабы, бригадиры, которые руководили строительством. Командир батальона выводил своих людей и передавал их бригадиру или мастеру. Но военными делами мы там совершенно не занимались. Орудиями труда были лопаты, кувалды, кирки, с помощью которых мы долбили и разворачивали вековые камни.

Вначале мы копали котлован — основание ГЭС. Это самая тяжелая работа была. Лучшие мужские силы народа были здесь: молодые люди, призванные в армию. Многие из них остались навсегда в Широклаге. Тогда говорили, что котлован ГЭС строился на костях калмыков.

Когда уложили фундамент камнями, залили несколько сот тонн цемента, стало полегче. Приступили к возведению стен котлована. И эта работа также выполнялась только руками людей, без использования механизмов.

Некоторые из широкстроевцев работали на лесоповале. Валили лес, пилили, очищали бревна от коры и вывозили из лесу лошадьми на маленьких санках. Из бревен строили мосты, бараки, клуб строителей, Калмыков было два батальона: первый и второй. Их разделяло небольшое расстояние — метров семьдесят, как улица. Внутри зоны люди ходили свободно, встречались, разговаривали. Командиром первого батальона был Рябов, командиром второго батальона — Постников. Оба старшие лейтенанты.

Постников был человеком уважительным, к людям относился без грубости и не применял к нам жестоких мер.

Рябова, командира первого батальона, я не знал, но по оценкам людей, он был грубоват, высокомерен.

Мичко был начальником третьего отделения, которому подчинялись оба батальона. К людям он относился терпимо. Но на территории батальона он никогда не появлялся. Он не знал, как живут люди, чем питались, и не изучал условия их жизни.

Среди руководителей был еще Афанасьев — начальник Широклага. Но он находился далеко от нас и нами не занимался.

У меня сложились хорошие отношения с командиром второго батальона Постниковым. Он часто со мной разговаривал, расспрашивал о Калмыкии. Оказывается, он был с Северного Кавказа и знал калмыков. Он сам был офицер, кавалерист. В ходе бесед он лучше узнал меня и, видимо, поэтому взял меня начальником штаба. А когда он уезжал, пригласил меня вместе с ним пойти в третье отделение. Пришли к Мичко, и Постников порекомендовал ему меня на должность командира батальона вместо себя. Мичко не возражал и сказал; "Хорошо, пусть Лиджи Теленгидович будет командиром батальона". Однако в этой должности я был недолго. В Широклаге я находился с апреля 1944 г. по май 1945 г. А командиром батальона я был уже перед отъездом домой месяца четыре. Моя задача как командира батальона заключалась в том, чтобы внутри лагеря следить за дисциплиной,

За каждым батальоном закреплялся врач, был здравпункт, куда брали людей для отдыха, Если человек уже совсем "доходил", его клали в здравпункт, немного подкармливали, давали возможность отдохнуть, доводили до нормы, а когда становился похожим на нормального человека, опять выписывали на работу. Как-то у меня произошел небольшой, инцидент с Мичко. Однажды во время получения обедов в столовой (все мы питались одинаково, независимо от должности) ко мне подошел дежурный и сказал, что какой-то мужчина ходит по лагерю и командует. Я его знал, подошел к нему и спросил, что он здесь делает. Он ответил, что ходит по лагерю и проверяет. Я ему возразил: "Порядок есть порядок, командиром батальона являюсь я. Прежде чем ходить и командовать, вы должны прийти ко мне, сказать о цели своего посещения, а потом уже ходить по объектам и проверять" и добавил: "А так я вам не разрешаю, будьте добры, уходите". И он ушел, но с угрозой, что пойдет к начальнику политотдела и потребует отобрать у меня партийный билет. На это я ему ответил: "Не вы его мне дали и не вам его отбирать". После этого меня вызвал полковник Мичко. Я ему рассказал все как было и высказал свою точку зрения по этому вопросу. На этом все кончилось, мне ничего не было. Мы тогда дорожили партийными билетами, несмотря на ссылку. У нас там были и партийная, и комсомольская организации. Во втором батальоне секретарем партийной организации был Шараев Нарн, его уже нет в живых, а секретарем комсомольской организации — Очиров Михаил, награжденный орденом Красной Звезды. Все награжденные писали в Москву, и их к осени" отпустили. Очирова Михаила тоже отпустили. После него секретарем комсомольской организации был Бакаев Сумьян. А в первом батальоне секретарем комсомольской организации был Болдырев Дандыш, его тоже нет в живых, умер на родине.

Во втором батальоне комсоргом был Рокчинский Гаря. В Широклаг он приехал из авиационного училища, не закончив его. В батальоне он работал художником-оформителем, на котлован не ходил. Его рабочим местом был Красный уголок. Он рисовал пропагандистские плакаты о социалистическом соревновании, о выполнении плана. У него был природный дар художника. Он написал на ткани картину "Кавалерист". На бумаге карандашом рисовал портреты участников Широкстроя, особенно девушек. Бывало, пойдет к ним, немного побудет у них и портрет готов. Талант есть талант! Жаль, что наши портреты в исполнении Гаря Рокчинского ни у кого не сохранились.

Из Широклага мы с супругой поехали в г.Ачинск Красноярского края. Там я встретил бывшего командира второго батальона Широклага Постникова. Он пригласил меня работать в организацию, где был руководителем, и прислал мне телеграмму: "Выезжайте, вам прием согласован. Начальник штаба ОХРа Постников". Но мы выехать не смогли, потому что у нас были маленькие дети и родители-старики.

В Красноярском крае я сначала работал в Заготскоте, а моя семья находилась в Ачинске. Заготскот от города находился километрах в 50-ти. Это создавало неудобства. И я обратился к секретарю райкома партии с просьбой перевести меня на другую работу. Секретарь райкома был хороший человек, уважительный. Он помог меня освободить от работы в Заготскоте и рекомендовал меня на должность инспектора сберегательных касс в Ачинске. В этой должности я работал долго, и оттуда меня послали на курсы. Проучившись три месяца в Красноярске, получил удостоверение младшего советника финансовой службы. Потом я работал ревизиром Красноярского краевого управления, вплоть до приезда в Элисту. Объехал весь Красноярский край, доехал до Дудинки. Будучи в Сибири, Я написал письмо Булганину — председателю Совета Министров СССР. Написал о том, что жил на Украине, учился в Ленинграде, был выслан в Сибирь как лицо калмыцкой национальности. Мне пришел положительный ответ. Нашей семье было разрешено выехать из Сибири на два года раньше, чем остальным калмыкам, но мы выехали вместе со всеми.

Нас вызвали в спецкомендатуру и сказали: "Принесите фотокарточки и получите паспорта". У спецпереселенцев паспорта отбирали, была только комендантская справка. В 1956 г. на основании этих справок стали выдавать паспорта.

Ответ Булганина помог моей семье в том плане, что мой переезд в Элисту был оформлен переводом по линии министерства финансов. Мне оплатили дорогу, провоз багажа. В Элисте дали работу в этой же системе, выдали подъемные на всю семью. Так я и моя семья выдержали испытание Широклагом, депортацией. Дети (у нас их пятеро) выросли, получили образование, у каждого из них — своя семья.

Теленгидов Л. Т. Испытание судьбой // Широкстрой: Широклаг : Сб. воспоминаний воинов-калмыков, участников строительства Широковской ГЭС / сост. и вступ. ст. Р. В. Неяченко ; отв. ред. Ю. О. Оглаев ; ред. С. А. Гладкова ; предисл. М. П. Иванова. - Элиста : Джангар, 1994. - С. 111-113: портр. - (Книга памяти ссылки калмыцкого народа ; т. 3, кн. 2).

Компьютерная база данных "Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы" составлена Сахаровским центром.

Региональная общественная организация «Общественная комиссия по сохранению наследия академика Сахарова» (Сахаровский центр) решением Минюста РФ от 25.12.2014 года №1990-р внесена в реестр организаций, выполняющих функцию иностранного агента. Это решение обжалуется в суде