Вилис Карлович Траубергс. Норильское восстание

запись 19 июля 1988

Был конец июня или начало июля - снег еще лежал, была весна 1953 года. Я шел в прачечную при бане, когда обратил внимание на черные флаги на башенных кранах - от Гвардейской площади до бани было несколько кранов. Впоследствии черные флаги заменили на красные с черной каёмкой, возможно, кайма была сверху и снизу, а в середине красная полоса. Начало забастовки захватило часть людей в рабочей зоне, они и вывесили флаги. В городе кое-где еще лежал снег.

Жил я тогда в компрессорной рудника "Угольный ручей", в ней был такой балкончик, площадка такая для обслуживания запорно-регулировочных устройств, метров пять всего. Помещались только я и стопка книг. Освободился 23 июля 1952 года. До освобождения работал там же, в компрессорной. Уехать не мог - ни денег, ни одежды - кроме одного лагерного костюма - не было, решил остаться, заработать немного, одеться, тогда и уезжать. Очень хотелось учиться. Дома я закончил 6 лет основной школы и 5 классов гимназии, я сын крестьянина и готовился к крестьянскому труду, потому вместо гимназии я окончил садоводческо-пчеловодческую школу. Пошел в вечернюю школу, позже поступил в ВЗПИ, учебно-консультационный пункт был здесь, заведовал Казарин и ещё была Инна Сергеевна Берлин. Не уехал и позже, появилась семья. Однажды в вечерней школе заметил, что сидящая рядом девушка очень симпатичная н вроде бы относится ко мне не плохо...

Арестовали как буржуазного националиста 17 ноября 1945 года. Я и не скрывал своего убеждения - латышам должна принадлежать Латвия. Не реабилитирован до сих пор. Был осужден на 8 лет лагерей и 3 года поражения в правах по статье 58 пункт 1а. Освобожден досрочно с зачетом рабочих дней при хорошей работе. Знал уже, что скоро освободят, дни считал, сколько осталось. Помню, пришли за мной, сказали, чтоб вымыл шею, побрился, будут фотографировать в УРО. Потом дня через два выдали фотографии на документы для освобождения. Я снова получил фамилию, имя и отчество. До этого был заключенный N 196431. Судили под Москвой в Коломне. Работал вначале на лесопосадках - было такое время, когда в моду вошли лесопосадочные полосы. Пригнали в степь, место пустое огорожено вечером уже и - "Ложись !". Спали на земле. Потом рыли землянки. Народу там погибло множество. Меня поставили бригадиром, дали двести человек и поставили сажать деревья, так как я вроде специалист, окончил садоводческую школу. А деревья сухие, погибшие от зноя, сажать их - делать бесполезное дело. Я отказался. Вот тогда меня выслали в Норильск на перевоспитание - к уголовникам в лагерь. Это вроде последнего, самого верного средства - как кладут последнюю грань алмаза... Послушным заключенным никогда не был, потому и попал сюда, в лагерь к уголовникам. Сошел с трапа баржи з/к № I9643I. А после освобождения имел право поселиться не ближе 101 километра от любого крупного города. Зарабатывали в год на теперешние деньги 6 рублей. Я при освобождении получил 512 рублей 76 копеек.

Считаю, что забастовка 1953 года спровоцирована. В 1953 году или чуть раньше энкэвэдэшникам сняли какую-то льготу. Это во-первых. Во-вторых, прошла массовая амнистия уголовников - значит, нужно сокращать штаты. А работники НКВД, как правило, не имели ни образования, ни какой-либо специальности. Вот они и решили доказать стране и новому правительству Маленкова, что НКВД еще нужен, так как над ними нависла угроза разгона, ликвидации. Метод провокации недовольства был один во всех лагерях - и у нас, и в Печоре, это я точно знаю, -выстрелы в мужчин-заключенных, подходивших при переговорах о женщинами из соседней зоны близко к предзоннику. Предзонник - это вспаханная земля по обе стороны от ограждения, на ней видны следы. В зоне стрелять в заключенных не разрешалось, только при выходе из зоны. Но эти никуда не выходили, и раньше переговоры такие не возбранялись, болтайте, любезничайте, охрана смотрела на это сквозь пальцы. А тут четверых заключенных убили. И в Печоре были такие же выстрелы. Называлось "убит при попытке уйти на рывок"(?)

Знаете ли вы, что в стрелковом бараке 15-го лагеря висел плакат:

"А ты выдал хоть одного врага народа?" (возможно,не выдал, а "выявил"). Лагерь находился рядом со 115-й подстанцией на Медвежке.

Спровоцировать восстание и успешно подавить его - такой была цель Берии и НКВД, доказать свою необходимость, создать почву для новых арестов, расстрелов и т.д.

Каковы были требования восставших? Разрешить переписку, снять ограничения (разрешалось одно письмо в год, посылки запрещены были, это им, не мне - я-то среди уголовников пользовался их правами как уголовник). Снять номера (номера писались на спине, на шапках и на правой брючине; как, скажем, считали нас при входе в вагон на железной дороге - всех бегом гнали в одну сторону вагона и бегом по одному в вагоне на другую сторону, один с фонариком, один с деревянным молотком, как не спеши, ни уворачивайся, этот молотобоец обязательно бьет тебя по плечу, замешкался кто-то при перебежке -все начинается сначала...) - молот для подбивки костылей на дороге.

Открыть бараки, разрешить з/к ночью пользоваться не парашей, а туалетов не запирать бараки на ночь. И - пересмотр дел. Все требования забастовщиков были выполнены.

Интересно, что до ареста Берии в листовках, которые разбрасывались с башенных кранов, было написано: "Берия - враг народа! Долой Берия!" Это были листовки тетрадного формата, текст писался палочкой заостренной, видимо. Я сам читал такие листовки. А он то - где прочно еще сидел Берия. И мне казалось безрассудством писать такие лозунги в листовках,Берия казался вечным.

У забастовщиков сразу начались разногласия. Были среди них минималисты, лоялисты и экстремисты. Каждый пытался повернуть по-своему события. Начался раскол. Самое интересное, что в руки забастовщиков сразу же попал архив, и они узнали, по чьим доносам сидят, наказываются и т.д. Оказалось, что доносчики - их же товарищи из бригады. Говорят, в первые два дня восстания были казни. Казнили доносчиков. Сперва их судили. Бил набат,по рельсу. Стол покрывался зеленой скатертью, выходки в черных мантиях судьи, вели допрос: доносчик такой-то, за что ты доносил на товарищей? Предоставлялось слово защитнику, спрашивалось, есть ли смягчающие вину обстоятельства? Если смягчающих обстоятельств не было, их казнили, доносчиков. Ничего не могло поделать лагерное начальство, толпившееся у входа в зону, часовые на вышках, хотя у них были пулеметы, никто не мог выручить доносчиков. Об этом рассказывал мне бывший заключенный Александр Гоган, сейчас его уже нет в живых.

Восстание пытались подавить несколько раз, но попытки были неудачны. Взвод солдат без автоматов заключенные обратили в бегство. Потом влетели на большой скорости пожарные машины. Но не успели задействовать шланги, подключить воду - кабины уже были с выбитыми стеклами. Когда пошли к з/к солдаты с автоматами, их закидали битым стеклом, залили кислотой. Маленков не решался отдать приказ о расстреле восставших, долго не решался, восстание продолжалось месяцев пять или четыре. Особенно долго держались две зоны - женский лагерь и мужской. Потом была разрезана проволока, окружавшая лагерь, установлены громкоговорители, лагерное начальство стало уговаривать покинуть зону тех, чей срок был минимальным, малосрочников, кому осталось мало сидеть. Но з/к задерживали тех, кто пытался убегать. В одну из сентябрьских ночей в зону въехали автоматчики, было начало сентября. От доносчиков уже были известны имена зачинщиков и участников восстания. Началась сортировка. Всем было приказано лежать лицом вниз - несколько часов. Направо отводили тех, кто не провинился. Налево - неизвестно, куда они девались, увезли в сторону Дудинки. Но большинство отводили направо, их всех перемещали на другие рабочие места, мало кто вернулся на своё место. Неизвестна точная цифра восставших - называют от нескольких сотен до нескольких тысяч, последние, я думаю, преувеличение. Во время сортировки несколько часов люди лежали лицом вниз, солдаты нещажно били по головам всех, кто крутился, пытался даже просто повернуть голову.

О переговорах с заключенными слышал. Пыталось здешнее начальство, Зверев пытался, по с ними восставшие не стали говорить. Из Красноярска прилетел кто-то. У ворот требование - назвать себя. "Такой-то". Ответ - свист, "не разговариваем!". Требовали генерального прокурора. Прилетал один, с ним разговаривали!. Говорят, были на переговорах столы под красныами скатертями!. Прилетевший вел себя сдержанно, тактично. Но ничего не обещал, сказал только :"Разберёмся, обсудим". Советовал вернуться к работе.

все это я слышал от других. Сам видел флаги, слышал выстрелы, читал листовки. Потом еще, года через два после этих событий, видел странные, запомнившиеся мне похороны. Гроб был на зеленом бархате, зеленые ленты на рукавах у многих, большая прoцессия шла за гробом, охрана молчала. Когда я спросил, кого хоронят, мне сказали, что умер один из руководателсей восстаноя. Кто?

Больше знает М.М. Дудутис. Он знал и о расстелах1941-1942 годов -массовые казни проводились в то время из-за ненадежности фронотов, паники, чувства страха. Один из чекистов, бывший ст.лейтенант, участник этих расстрелов, потом приезжал в Норильск, искал контакта с М.М.