II

Из синей тетради

Из мрачной пропасти ущелья
Нам небо кажется синей.
И.Бунин

***

Мне скоро стукнет тридцать два.
Пустяк, что годом ближе к смерти.
Держись прямее голова!
Стучи, не падай духом, сердце!

Сгоревших в бурях прежних дней
Не воскресить любой ценою.
Весна промчалась и о ней
Я не печалюсь и не ною.

Что мне дала моя весна?
Штыки, заборы и решетки.
Зато судьбу свою сполна
Я осознал предельно четко.

Я твердо уяснил себе
Как сын несчастного народа:
Мое призвание - в борьбе
За справедливость и свободу.

И мне известно наперед,
Что налетит коса на камень,
И палачи зажмут мне рот
Своими красными руками.

Но не последняя гроза
Трясет застенков их основы,
И я смогу еще сказать
Им обвинительное слово.

1956

***

Великим и мудрым не кланяясь в ноги,
Я знал на веку и тоску и обиды.
И все же я в жизни счастливее многих:
Я много узнал, еще больше увидел.

Прожить на земле - это значит, страдая,
Любить эту землю. Прожить - значит надо
Изведать всю жизнь от начала до края
Со всем ее раем, пустыней и адом.

Нельзя, не познав ни тюрьмы, ни изгнанья,
Измерить великое чудо свободы.
Нельзя ощутить красоты обаянье,
Ни разу в лицо не увидев урода.

Нельзя, не изведав житейские ямы,
Ценить по достоинству чистые чувства.
И счастье способны беречь лишь тогда мы,
Когда нахлебаемся слез до безумства.

Любовь нас не трогает, если без муки
Пришла, если мы за нее не страдами,
Мы ценим любовь лишь измучась в разлуке,
Когда нас разделят и годы, и дали.

И если над нами топор не повиснет,
Мы жизни не знаем, не любим, поверьте.
Лишь тот постигает значение жизни,
Кому приходилось бороться со смертью.

Пускай моя жизнь тяжела и сурова,
В любой ипостаси ее принимаю.
На том берегу, где ни взгляда, ни слова,
Не ждут меня счастье и доля иная.

На том берегу лишь безмолвие смерти,
Там спят непробудно и мысли, и страсти.
А здесь у меня беспокойное сердце
И радость борьбы, и надежда на счастье.

Лишь здесь, на земле, - и зовущие взоры,
И трепет улыбки, и жар поцелуя.
Лишь здесь, на земле, листопады и зори,
И солнце, и люди, которых люблю я.

1956

***

Ты мне твердишь с настырностью шамана,
Что я чудак, каких на свете нет,
Что собственность моя - одни туманы
Да шум дождя, да розовый рассвет.

Ты говоришь, что я живу без цели,
Что я чудак, каких не видел мир,
Что не имею даже сносной щели
На фоне комфортабельных квартир.

Совсем не так. Но я с тобой не спорю,
Что я чудак, и ты не балаболь.
А собственность моя - людское горе,
Чужая грусть, моя и наша боль.

На сквозняковых перекрестках века
Мне дорогие вещи ни к чему,
Они не главный признак человека,
Я поклоняюсь Слову, лишь ему.

1956

***

Юность, ты так хороша.
Все у тебя впереди.
Пусть за душой ни гроша –
Жаркое сердце в груди.

Трудное будет потом –
Совесть, терпение, злость –
Не под звездой так крестом,
Как на Руси повелось.

Русь, ты мой рай или ад?
Или Голгофа и крест?
Не оглянувшись назад,
Не разглядеть твой секрет.

Что же там было вдали,
В тягостном сумраке лет?
Юность на плаху вели
И хохотали вослед.

Милую, жуткую Русь,
Кровь, как цветы на снегу,
Я проклинать не берусь,
Но оправдать не могу.

Нет, я не жалуюсь, нет,
Ни на печаль, ни на боль.
Благословляю как свет
Эту земную юдоль.

Я - как безвестный пилот,
Что прекращает полет,
Сбитый в неравном бою
В невероятном краю.

Близится аэродром
В россыпи звезд и планет.
Выживем или умрем?
Нет, я не жалуюсь, нет.

Если я все еще жив,
Если душой не устал, -
Значит, возможен прорыв
В новую, лучшую даль.

1956

***

Наконец-то разорваны путы.
После долгих мучительных лет
Я стою на великом распутье,
Одинокий бездомник-поэт.

И спокойно осмыслить стараясь
Весь проделанный каторжный путь,
Я в архивах судьбы не копаюсь,
Ни о чем не жалею ничуть.

Что жалеть об отравленной жизни,
О годах, проведенных в тюрьме,
Если в тягостной мгле сталинизма
Вся Россия плетется в ярме.

Что жалеть о разрушенном доме,
Если отнято все, что имел,
И теперь в этом страшном содоме
Странно мне, что я сам еще цел.

Три дороги расходятся круто.
Надо выбрать, куда мне идти.
Здесь сложу ненавистные путы
Перед новым началом пути.

1956 

***

Я не знаю, есть ли что на свете,
Что бы так вот за душу брало,
Как вот это море, чайки эти,
На песке лежащее весло.

Хорошо уйти сюда от скуки,
От довольных собственным мирком,
Показать судьбе веселый кукиш
И бродить по дюнам босиком.

Пропитаться воздухом и солью
И с дубленым, бронзовым лицом,
Посмеяться над давнишней болью,
Что пугала иногда концом.

Подружиться с пенистой волною,
Позабыть о горе и беде,
И мечтать над синей глубиною
О свободном, радостном труде.

1956

***

Море, как курортник, дремлет, нежась,
Трется в полусне щекой о берег.
Ветер умер. Задохнулась свежесть.
Волны смирны, как ручные звери.

Мне противна тишина. Руками
Отыскал нарост я на обрыве
И бросаю в волны острый камень,
Чтоб прервать их сытую сонливость.

Отвернувшись, ухожу навстречу
Солнцу, что зажгло пожаром небо,
И в глаза мне прямо стрелы мечет,
Чтобы я пустым и тусклым не был.

Солнце! Выжги эту жажду бури,
Эту жажду, ставшую судьбою!
Или всколыхни пласты лазури –
Я пойду по бурям за тобою!

1956

***

Все проходит - радости и драмы,
И любовь, которой нет давно.
Только в сердце остаются шрамы
И сильней потом болит оно.

И когда тебя полюбят снова,
Ты уже не веришь ничему –
Ни чужому искреннему слову,
Ни больному сердцу своему.

Сколько раз ты в жизни был обманут,
Сколько уходил, не разлюбя?
Да, ты прав, боясь, что люди станут
Вновь и вновь обманывать тебя.

И тебе так хочется забыться
И уйти туда, где нет людей,
Где один простор да в небе птицы,
Давние друзья души твоей.

Если больше ничему не веришь,
Значит, больше нечего терять.
Почему ж страшат тебя потери?
Неужели любишь ты опять?

1956

***

В небе строчка журавлиной стаи.
В добрый час! Лететь ей далеко.
Ей вдогонку ветер надувает
Паруса высоких облаков.

Я слежу за стаей, точно школьник,
Будто вахту важную несу.
И лимана синий треугольник
Подо мной колышется внизу.

Я слежу и, наконец, теряю
В небе потонувшую строку.
До свиданья, птицы! Я желаю
Счастья вам на дальнем берегу.

И легко и грустно. Что же это?
И домой не хочется идти.
И душа моя над морем где-то.
В дальнем небе с птицами в пути.

1956

***

Шел я в дебрях лесных
И в барханах пустынь —
Из холодной весны
Да в осеннюю стынь.

Много снилось мне снов
И миражи влекли,
Возникая и вновь
Исчезая вдали.

Но под, грузом оков
Я напрасно искал
Родники средь песков
И сады среди скал.

Я нашел только пыль,
Только снег да буран,
Только мертвый ковыль,
Серебрящий курган.

1956

***

Не найти любовь, не встретить –
На дороге не лежит.
А на черно-белом свете
Без любви не стоит жить.

Что ж осталось? Водка, что ли,
Ходуном чтоб шла земля?
Или тополь в чистом поле
Да пеньковая петля?

Или, может быть, иначе –
Бросить все – и в дальний путь.
И начать житье казачье
Без ошейников и пут?

И на дальнем побережье.
Незнакомом и чужом,
Может, там любовь забрезжит
И ее мы сбережем?

Нет, ни то я ни другое.
Надо думать, а не ныть.
Надо здесь, борясь с пургою,
Душу живу сохранить.

Без любимого порога
Жизнь не входит в берега.
Но ведь есть твоя дорога,
Есть Россия, степь, тайга.

Если, выйдя из Гулага,
Ты, увы, не на коне, -
Есть же ручка, есть бумага,
Есть же слово, наконец.

В бытие страны вникая,
Надо думать, надо жить.
А любовь, она такая –
На дороге не лежит.

1956

***

Добро и зло - извечные начала.
Антагонисты бытия людского,
Нам не дают спокойно отсидеться
За бруствером, нашептывая тихо:
Везде, во всем царит неразбериха.
В любом из нас враждуют черт и ангел.
Душа - как поле битвы бесконечной.
Пока один не победит другого
Или пока не упадут у гроба,
Той битвой обессиленные оба.
Как нереальны цельные натуры!
Они живут лишь в сказках и поэмах,
Романах одичавших графоманов.
А жизнь идет, ей наплевать на сказки,
Со всяких морд она срывает маски.
Так жизнь идет, опустошая души,
На части рвя их и уничтожая
Безжалостно и неостановимо.
И ясно: в бесконечном том сражении
Мы все обречены на поражение.
А нам хотелось мира и гармонии.
И тишины. И душ соединения.
Однако в битве яростной и вечной
Добро и зло завязаны узлом.
Но как подняться над добром и злом?

1956

***

Метет буран. Не видно фонарей.
Автобусы, как овцы, сбились в кучу.
И человек спешит к своей норе,
Чтоб влезть в нее и ждать минуты лучшей.

Торопится в подъезд, скорей, скорей!
Так страшен ветра вой и снег секущий.
Я не спешу и не ищу дверей,
Хотя буран все злей и тьма все гуще.

Я бесприютен, словно этот ветер,
За временем бегущий по пятам,
Мой давний друг, единственный на свете.
Куда спешить, когда вокруг бедлам,
И нет души родной на всей планете?
Куда идти? Пустыня здесь и там.

1956

***

Не обремененные годами,
Что мы знаем о чужой беде?
Лишь когда хлебнем мы горя сами,
То поймем, что счастья нет нигде.

Нет его нигде в готовом виде.
Счастье создается на ходу.
Растворяясь в горечи обиды,
Перевоплощается в беду.

Круг замкнулся. Но опять надежда
За собой ведет на новый круг,
Чтоб за счастьем торопясь, как прежде,
На несчастье натыкаться вдруг.

Что ж, теперь мы накопили опыт,
На мякине нас не проведешь.
Мы не станем зря в ладоши хлопать –
Знаем точно истину и ложь.

Но когда мы с жизни сдуем пудру,
Нас постигнет главная беда:
В тот момент, когда приходит мудрость,
Счастье исчезает навсегда.

1957

***

Был я с самого детства придавлен
Всемогущей неправдой людской.
Мой дорожный мешок был заправлен
И набит под завязку тоской.

Но средь жизни опасной и зыбкой,
Но на фоне жестокого зла
Ты была мне веселой улыбкой,
Соловьиною песней была.

Мы расстались в военную осень
И, тревожные, порознь пошли,
Чтобы счастье возможное бросить
В черный пепел спаленной земли.

Годы те отгремели, как взрывы,
Затихая в горящей дали,
И случайно остались мы живы,
Но друг друга найти не смогли.

Я не знаю, какою ты стала
После этих обугленных лет.
Жизнь безбожно меня исхлестала,
Но не надо о прошлом жалеть.

И не надо ни встречи, ни взгляда.
О тебе я лишь память храню,
Чтоб не сдвинуть с чудесного лада
Напряженную сердца струну.

Чтобы мир одномерный и серый
Озаряла мечта иногда,
Чтоб надежду и капельку веры
Я сумел сохранить навсегда.

Изменяется все, неизбежно.
Но и все ж, через тысячи дней,
Для меня ты останешься прежней –
Молодою, красивой, моей.

1957

***

Тепла все меньше в сентябре.
Проходят дни, недели, годы.
И может быть, в моей игре
Всего осталось два-три хода.

Из кожи лезем - жить спешим
И суетимся одержимо.
А что мы видим? Только дым.
Без нас промчался лайнер мимо.

Мы только слышим гул и гром,
Триумф чужой и чуждой воли.
И сами нехотя орем
"Ура" до хрипоты и боли

Во славу всяких подлецов,
Во славу Славы и Гордыни
И, потеряв свое лицо,
Теряемся в людской пустыне.

А жизнь на месте не стоит,
Ей наплевать, что в общей давке,
Как мухи, гибнут соловьи,
А процветают только шавки.

Но нем и немощен народ,
В глазах тревога или злоба,
А у вельмож кривится рот:
Эх, задавить еще кого бы!

Куда идти, чего искать?
Жизнь неприкаянно пустынна.
А где-то горько плачет мать
И молится о счастье сына.

Ей не понять на склоне лет
Среди сплошной житейской тряски,
Что никакого счастья нет,
О нем лишь сочиняют сказки.

Вовеки не поймет она,
Что в нашу каторжную эру
Счастливым может быть сполна
Лишь тот, в ком сердце изувера.

1957

***

Кто бы ни звал - не хочу
На суетливую нежность
Я променять безнадежность
И, замыкаясь, молчу.
А.Блок

Зажигает сиреневый вечер
Надо мной голубую звезду.
Но не жду я восторженной встречи,
Невозможного счастья не жду.

Счастье, где оно? Сколько ни ройся
В пепле лет, отпылавших давно,
Ничего не найдешь все равно,
Просто счастья и не было вовсе.

Только были бессонные ночи
Да тревоги обветренных дней.
Были встречи улыбок короче,
А разлуки - столетий длинней.

Ничего мне не надо. Довольно.
Все испытано - горечь и мед.
Человека, которому больно
В этом мире никто не поймет.

Да и кто его выслушать может,
Если каждый, кто вынужден жить,
Обречен в своей собственной коже,
Как в тюрьме, задыхаться и гнить.

Не зови, не протягивай руки,
Не мани в заколдованный круг.
Я хочу постоянной разлуки,
Потому что устал от разлук.

Счастья нет в нашем мире безбожном.
Нет его и в слиянии тел.
Ведь слияние душ невозможно,
Как бы этого я ни хотел.

1958

***

Я брожу по улицам без дела,
Только бы убить воскресный день,
И тоску средь скуки оголтелой
Волоку, как Гамлетову тень.

Лозунги, запреты, директивы
Превратили жизни благодать
В узкую до жути перспективу.
Ну а что она мне может дать?

Мне рисуют выси семилеток,
Диаграмм крутые чертежи,
А мне надо жить вот этим летом,
Понимаете, не ждать, а жить,

Что мне эти дутые программы?
Никакая цель, система, строй
Не помогут мне в любви ни грамма,
Не избавят от земли сырой.

Что мне нужно - я не точно знаю,
И ответ пока приберегу.
Но волнует даль меня степная
И заря на дальнем берегу.

А покуда призрачные выси
Мне сулит столь щедрая Москва,
От меня нисколько не зависит
Эта вот воскресная тоска.

Потому-то и брожу без дела,
Только бы убить ненужный день,
И тоску средь скуки оголтелой
Волоку, как Гамлетову тень.

1960

***

Вижу, как ты борешься с болезнью,
Вижу, как сгораешь в той борьбе.
Как же больно мне, что быть полезным,
Что помочь я не могу тебе.

Взял бы цепи на себя любые
И любые муки бы стерпел,
Чтоб спасти глаза твои живые,
Положить беде твоей предел.

Но все тает, уплывает, тонет
В океане маленький челнок.
Что тебе, что мое сердце стонет?
Перед бездной каждый одинок.

1962

***

Я шел по кладбищу. Я шел и понимал,
Как все-таки ничтожен я и мал.
Я шел, ногами землю попирал,
А мысленно уже в земле лежал.
Я шел по кладбищу, по лебеде в пыли.
Там, под осевшим холмиком земли,
Лежала мать моя, вернее то,
Что мы спасти от смерти не смогли,
Что оставалось от нее и что
Теперь уж больше не спасет никто.
Так велика была моя печаль.
Я шел и никого не замечал,
Боясь в чужих глазах увидеть фальшь.
И в этот миг я глянул на асфальт,
Весь взломанный ростками тополей,
На них бальзам был, как душистый клей
И отступали ладан и елей.
Вот сила жизни, света торжество.
Вот бы занять упорства у кого.
Я шел по кладбищу, я шел и понимал,
Как все-таки ничтожен я и мал
Перед лицом бесчеловечных сил,
Толкающих людей во тьму могил.

1962

***

Мы выросли из плоти и любви.
И вот однажды обратимся в нечто,
Похожее на землю или торф.
Материя, мой друг, не исчезает,
Она лишь возвращается в иной,
Начальный вид энергии и массы.
И только дух останется. Да, да!
Останется навеки, навсегда!
Запечатленный на листках бумаги,
Он будет жить, помимо нас с тобой,
В эмульсиях дырявых фотопленок,
В холстах, стихах и нотах будет жить.
Закономерно превращаясь в тлен,
Растает плоть и растворится сердце.
И только дух останется. Да, да!
Останется навеки, навсегда!

1963

***

Приморский сад пока еще цветет,
А ветер на лету цветы целует,
И мотылек летит напропалую
На огонек, не зная, что умрет.

И девушка навстречу мне идет,
С иронией веселой улыбаясь;
Хрустальная мечта и голубая
Ее пока за поворотом ждет.

Присяду на сороковой ступени,
Сегодня никуда не тороплюсь.
Что - наша жизнь? Фата-моргана плюс
Сплошная цепь потерь и упущений.

Взыскующие братства и любви,
Внутри себя мы гибнем в одиночку.
Старуха Смерть в конце поставит точку,
На помощь тут хоть черта позови.

И не помогут нам ни брат, ни друг,
Ни женщина, что нас любила нежно.
О, как жестока эта неизбежность!
Уходим мы, а жизнь шумит вокруг.

Судьба, увы, трагична и конечна.
То восстаем, то миримся мы с ней.
Но с каждым днем становится ясней:
Материя бессмертна, мы не вечны.

И все же нет обид на долю злую.
И не нужны ни слава, ни почет.
Приморский сад пока еще цветет
И вместе с ветром я цветы целую.

1964

***

Как будто огибая мыс Надежды,
Я подхожу к черте сорокалетья,
К бушующим сороковым широтам,
Которые ревущими зовутся.

Чтоб мой корабль не захлестнули волны,
Чтоб он летел могучим альбатросом,
На берегу, вдали, за горизонтом,
Оставил я тяжелый груз былого.

Он был велик и непомерно тяжек,
Тот груз тоски, несбывшихся мечтаний,
Надежд разрушенных, прозрений поздних
И горьких неисправленных ошибок.

А горизонт становится все шире,
И круче волны, и упорней ветер.
Но слышу сердцем радостную песню
И вижу солнце - значит, я не сбился.

Все стало ясно. Цель определилась.
Из множества разрозненных порывов
Сложился путь с единым направленьем:
Плыву вперед, плыву навстречу солнцу.

1964

***

Шумят дожди, поют ветра.
Желтеют, опадают листья.
И то, что отцвело вчера,
Становится до боли близким.

Деревьям, мокрым и нагим,
В такую пору не до шутки.
И сам я становлюсь другим,
К печали бесконечно чутким.

Я долго вглядываюсь в даль,
В сквозные, дымчатые рощи.
Душа, принявшая печаль,
Уже смирилась и не ропщет,

А в небе плачут журавли,
Родную землю покидая:
"Прощай-прощай, курли-курли..."
Близка мне песня их простая.

Стихи пиши, хоть не пиши,
Но с каждой отлетевшей птицей
Уходит капелька души
И сердца, горькая частица.

И тает дней скупой заём,
Как деньги в год дороговизны.
Мы цену жизни познаем
Ценою уходящей жизни.

1965

***

Унылые пласты холодных туч
Сметают с неба метлы тополей.
Один бы луч, один бы жаркий луч –
И стало бы светлей им и теплей.

С людским упорством трудятся они.
Сметут один, появится другой –
Дождливые и ветреные дни.
И все ж они счастливей нас с тобой.

Пусть день за днем стволы древесных тел
Скрипят и гнутся - доля их ясна,
Но как бы ни был горек их удел,
У них всегда в запасе есть весна.

А человек, когда прошли года,
Свою весну утратил навсегда.

1965

***

Метель листопада
Задула кленовое пламя.
И я у ограды
Стою средь пожухлого хлама.

Сирень облетела,
Кусты акварельно прозрачны.
И степь опустела.
И что-то навеки утрачено.

Что было нам мило,
Навек при себе не оставить.
Надежда, как мыло,
Из рук ускользает уставших.

Куда же идти мне?
Куда мне податься такому?
В тревоге предзимней
В печаль погружаюсь, как в омут,

Кого осчастливлю
Щемящею этой печалью?
Последнему ливню
Усталые руки подставлю.

Светлы и лучисты
Дождинки в пронзительном свете.
Но кружатся листья,
И гонит, и гонит их ветер.

1965

***

Я хотел бы уйти в бесконечную даль,
Где синеет звезда и туман невесом.
Чтоб развеять в степях свою боль и печаль,
Чтоб забыть навсегда обо всех, обо всем.

Только как мне уйти? Я прикован навек,
До последнего дня к суете городской.
Но в душе я храню и лелею побег.
Но в груди моей бунт обвенчался с тоской.

1965

Закат

Над горизонтом, там, где запад,
Висит зари багряный меч,
И держат тучи солнце в лапах,
Чтоб голову ему отсечь.

Толпой стремительной, летучей,
Горящею огнем борьбы,
Спешат на казнь светила тучи –
Его восставшие рабы.

Меч поднят, занесен, опущен –
Кровавый в небо бьет фонтан –
И солнце падает в ревущий
И ненасытный океан.

И хохот туч гремит над миром,
И вторят эхом стены скал,
И мир к ногам ночных кумиров,
Слепой, подавленный, упал.

Но не ослепли в нас надежды,
Не задохнулись в нас мечты.
И солнце снова, как и прежде,
Нам улыбнется с высоты.

1966

***

Мы все умрем. А мир вокруг гудящий,
Как колоссальный улей будет жить.
Но нас положат в деревянный ящик,
А может быть, не смогут положить.

Да, мы умрем. И это так же точно,
Как дважды два - четыре, а не пять.
Но на граните временем источенном,
Древнейшие писания пестрят.

Писатель тот, что начертал на камне,
Давно истлел, менялись времена.
Но трепетно мы трогаем руками
Те знаки - в них былая жизнь видна.

И воскресает мир испепеленный,
Судьба людей, печальна и горька.
Так смертный раб, зубилом закаленным
Долбя гранит, перешагнул века.

Душа на вечность не сдала экзамен,
Зато, по крайней мере, не лгала.
Не бойся смерти и долби свой камень:
Людей переживают их дела.

1966

***

От клена ложится прозрачная тень.
Слетает последний листок.
Солнце на грани. Осенний день
Уходит каплей в песок.

И думаю я: всемогущ человек.
Не ведая, что творя,
Он преграждает теченье рек
И разливает моря.

Ракеты огненную стрелу
Вонзает в Луну, как гвоздь.
И пристально глядя в ночную мглу,
Метит в мишени звезд.

Не рай он построил, а сущий ад.
Природа уже подчинилась ему.
И нет, и, наверно, не будет преград
Безумству его, а хотелось - уму.

Зазнайством своим он настолько богат,
Что нищим кажется Крез.
Пространство и скорость у ног лежат,
А времени вечно в обрез.

А время... Оно ускользает, как тень.
Непрошеный снег серебрит висок.
Бессильно гляжу, как и этот день
Уходит каплей в песок.

1967

***

Жизнь бушует водоворотом.
И оглушенный суетой сует,
Ты забываешь прекрасное что-то,
Какой-то далекий синий рассвет.

Но иногда наступает прозренье:
Где-нибудь в уличной беготне
Вдруг почувствуешь чье-то волненье,
Звучащее на твоей волне.

И встрепенешься трепетом давним,
И станет ясно, что было главным.
И эти глаза, и ресницы эти
Увидишь в другом, уже новом свете.

И эти взгляды - тревожные, странные,
Неизъяснимые и желанные, -
Станут воздухом, станут хлебом,
Синим морем и ясным небом.

Но жизнь бушует водоворотом,
Неумолимая в суете.
И вновь исчезли за поворотом
Глаза, ресницы и взгляды те.

А ты не успел, не сказал ни слова,
Ты только смотрел с неотрывной жаждой,
Переживая снова и снова
Прежнее чувство до черточки каждой.

И кончилось все. И как будто со дна ты,
Из бездны из самой крикнешь: «Вернись!»
И сердце аккордами Аппассионаты
Будет биться потом всю жизнь.

1967