Издание подготовлено по заказу и при содействии администрации и управления культуры администрации Туруханского района Красноярского края

Руководитель проекта: С.Г. Юрченко

Редакторы-составители: В.А. Гапеенко, А.Г. Кофман, Л.Н. Эгленталь

Фото: Б.Х. Бобровского, А.В. Гапеенко, В.А. Гапеенко, СП. Завалишина, А.П. Казакова, А.В. Мищенко, Д.Д. Пасюкова, И.Н. Табакаева, М.А. Тарковского, М.И. Харевича, Л.Н. Эгленталь, из архивов администрации туруханского района, Туруханского краеведческого музея, администрации Борского сельского Совета и Светлогорского поселкового Совета.

Дизайн, верстка, допечатная подготовка: ООО «Издательство СОВА»

Отпечатано в типографии «POLIKOR»
Тираж 800 экз.

Авторский коллектив издания благодарит за помощь в сборе материалов и подготовке издания В.Д. Самойлову, Ю.М. Тагирова, Е.А. Сыпленко, Т.Ю. Сергиенко, ТВ. Силкину, ТВ. Мосиенко, Е.М. Марокко и Л.Т. Попову.

При подготовке сборника использованы следующие издания:

• Богатырь В.З., « Мелодии жестяных печек», Москва, «Академия поэзии», 2000 г.
• Богатырь В.З., «Обычай бытия», Москва, «Глобус», 2000 г.
• «Енисейские встречи». Писатели на берегах Енисея, Красноярск, 1976 г.
• Журавлев Ю.П., «Корейские затерянные зори», сборник стихов, Норильск, «Апекс», 2005 г.
• «Курейка - жизнь моя!», сборник стихов, Светлогорск. 1998 г.
• «Летопись Енисея», Красноярск, 1997 г.
• Лисовский К.-Л., «Клятва», Красноярск, 1944 г.
• Лисовский К.Л., «Цена строки», стихи и поэмы, Западно-Сибирское книжное издательство, Новосибирск, 1978 г.
• Немтушкин А.Н., «Костры моих предков», сборник стихов, Красноярск, 1980 г.
• «Поэтическая Игарка», сборник стихов, составители Сухова М.И., Мишечкина М.В, Бауэр Г., Красноярск, Гротеск, 1999 г.
• «Поэты-декабристы», стихотворения, сборник, Москва, «Художественная литература», 1986 г.
• Прохорова В.П., автор-составитель, «Встретимся», Минск, «Алукацыя i выхаванне», 2002 г.
• «Родные края», сборник стихов, ОГИЗ Новосибирск, 1947 г.
• Рождественский И.Д., «Встречи с тобой», сборник стихов, Красноярское книжное издательство, 1956 г.
  Рождественский И.Д„ «Избранное». Красноярск, 1971 г.
• Рождественский И.Д., «Любовь», сборник стихов, Красноярское книжное издательство, 1957 г.
• Рождественский И.Д., «Северное сияние», Красноярск. 1936 г.
• Рождественский И.Д., «Сполохи», сборник стихов, Красноярск, 1969 г.
• Рождественский И.Д., «Я к Енисею прихожу, как к другу», избранное,
• Красноярское книжное издательство, 1980 г.
• Рождественский И.Д., «Костер на льдине», издательство «Советский писатель», Москва, 1960 г.
• «Сердцерусское» (избранные стихи), издательство « Советский писатель», Москва, 1966 Т.
• «Солдатский долг», стихи сибиряков-красноярцев, участников Великой Отечественной войны, составители Ю.М.Плотников, В.Н.Пугачев, Красноярское книжное издательство,' 1985 г.
• «Пегас ворвался в класс», стихи, рассказы, сочинения, сказки, афоризмы и рисунки школьников Красноярского края, редактор-составитель Солнцев Р.Х., г. Красноярск, издательский дом «Суриков», 1996 г.
• Федорова А.П., «Барьер», Красноярское книжное издательство, 1973 г.
• Шерешевский Л.В., «Созвездие весов», стихи, Волго-Вятское книжное издательство, Горький, 1969 г.
• Эфрон А.С., «История жизни, история души», Москва, Возвращение, 2008 г., том 3. Воспоминания. Проза. Стихи. Устные рассказы. Переводы.
• Архивы газет «Игарские новости», «Коммунист Заполярья» (Игарка), «Маяк Севера» (Туруханск), «Северный колхозник» (Туруханск)
• Личные архивы Ю.П. Журавлева, A.M. Назимковой, В.А. Павлова, Л.Д. Рождественской. В.Е. Роц. М.А. Тарковского, В.П. Цепиловой.

Красноярск, 2009

От редакции сайта: мы выбрали из сборника только стихи, связанные с тематикой сайта.

Ариадна Эфрон (1912-1975) Переводчица прозы и поэзии, мемуарист, художник, искусствовед, дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. С1921 по 1937'гг. жила с родителями в Чехии и Франции. Закончила в Париже училище прикладного искусства (оформление книг, гравюра, литография) и училище при Луврском музее (история изобразительного искусства). Вернулась в СССР в 1937г. В 1939 г. была арестована, осуждена по статье 58-6на 8лет исправительно-трудовых лагерей. После освобождения в 1947 г. вновь была арестована и приговорена как ранее осужденная к пожизненной ссылке в Туруханск, где работала вначале уборщицей в школе, а затем художником районного Дома культуры. В 1955 г. освобождена и реабилитирована за отсутствием состава преступления. Вернувшись в Москву, Ариадна Эфрон готовила к изданию произведения матери, сама занималась стихотворными переводами. Написанные ею 17 стихотворений могут быть отнесены к периоду ее туруханской ссылки.

Солдатским письмом треугольным
В небе стая.
Это гуси на сторону вольную
Улетают.

Шелком воздух рвется под крыльями.
Спасибо, что хоть погостили вы.
Летите, летите, милые!

На письме — сургучовой печатью
Солнце красное.
Унесете его на счастье вы -
Дело ясное.

Нам останется ночь полярная,
Изба черная, жизнь угарная,
 Как клеймо на плече, позорная,
Поселенская, поднадзорная.

На такую жизнь не позарюсь я,
Лучше трижды оземь ударюсь я,
Птицей серою обернуся,
Полечу - назад не вернуся -
Погодите, я с вами, гуси.

1949

***

Енисей сливается с Тунгуской,
Старший брат встречается с сестрою.
Та течет полоской синей, узкой,
Тот - широкой полосой седою.

По груди широкой, богатырской
Стороны чужой, земли сибирской
Пролегают лентой орденскою.

Две реки идут одной рекою,
Две реки идут одной судьбою,
Так, как нам не велено с тобою.

И железные проходят зимы,
И чудесные проходят весны
Над моею жизнью нелюбимой,
Над чужой землей орденоносной.
Над чужбиною.
1950

***

В тайге прохладной
Ребячьей радостью,
Ребячьей сладостью
Встречают ягоды.

Черничные заросли,
Брусничные россыпи.
Мол, живите до старости,
Мол, ешьте досыта!
Мол, кушайте, други!
Мол, счастливы будьте!
Мол, только пригубьте!
Мол, не обессудьте!

Не хочу вас, заросли!
Не желаю, россыпи!
Не хочу - до старости!
Не желаю — досыта!

Мне б яблочка российского разок куснуть, Э
В том доме, где я выросла, разок уснуть!

1950

***

«Ночь - а звезды - рукой подать! Схватить, удержать в руке, Tу, самую яркую, крепко сжать, Как гривенник в кулаке, И в чум прилететь, И всем показать - Глядите, отец и мать! Я сам ее взял - поглядите, горит в руке! Довольно светить ей на небе -             пусть светит у нас в потолке! И мама задует светильник             из мха и жира тюленя, И сына лаская, посадит             к себе на колени...» ...О детстве своем говорил, покуривая и хохоча, Раскосый электромонтер из колхоза «Путь Ильича». 1950 Весна Не певунья и не красавица - По-медвежьи трудится, старается, Напрягается тучами, Кручами, Всеми реками сонно-могучими, Каждым корнем и каждой жилою, Всей своей материнской силою, Сердцевиной таежного дерева, Всей упругостью мускула Зверева, Чтоб из треснувшей оболочки Ледовитого, мертвого сна, Появилась дрожащим комочком, Необсохшим цыпленком - весна. 1951 Непростой мужик стоит у чума. Старый, косолапый, косоглазый, Не по-здешнему мужик угрюмый, Раз взглянув - его узнала сразу. Я об этом мужике читала в детстве, А теперь живу с ним по соседству. Он, как все, одет в оленьи шкуры, Только шерсть на том олене - волчья. Он, как все, обут в унты оленьи, Да по-волчьему ступает, сволочь! В веках прячет он глаза, как в ножнах, Изредка блеснут неосторожно. Непростой мужик стоит у чума, Непростого ищет в небе чудном. Непроста его ночная дума. Непроста луна над ним -             шаманским бубном. 1951 *** Первой страницей зимы             открывается день Белой страницей. Синькою в детских следах залегает глубокая тень, Синяя лыжня по белому снегу стремится. Птицы у нас не зимуют. Молчит за поселком тайга, Стадом оленей уставила в небо рога. День без событий, без почты, почти без забот. — Хоть бы скорей красноярский пришел самолет! 1951 Ночная молитва Из дому выйдешь - тьма по глазам, Будто ножом. Сразу ослепнешь - как из дому выйдешь. Из дому выйдешь - вся тишина В уши тебе. Сразу оглохнешь, как из дому выйдешь. Нету тебя. ***

Нет ни тебя, ни огня, ни земли, ни воды -
Из дому выйдешь.
Нет ни неба, ни звука, ни вздоха в груди -
Из дома выйдешь.

О. поскорей разберись в темноте,
Господи Боже!
Вновь, засучив рукава, твердь от земли оторви,
Господи Боже,
И первозданным кремнем первый высеки свет.

Глину покруче меси,
Крепче нащупай ребро,
Господи Боже!

В глиняный лоб мне вставь золотые глаза,
Ч\ткие уши из розовых раковин сделай.
Только души мне не надо.
Возьми мою душу себе.
Будет твоя. Сам поживи с ней, попробуй!
1951

**

На избах - шапки набекрень
И пахнет снегом талым.
Вчера пуржило целый день,
Сегодня перестало.
Одну и ту же множит трель
Силенки пробуя, капель.

А снег лежит на берегу
От детских лыж в полоску,
Как будто снятой на бегу
Тельняшкою матросской,
На солнце вспыхнула сосна
И замерла, сияя.
Вот и до нас дошла весна
В последних числах мая.
1952

Праздник

Над хатой - дым столбом,
А в хате - коромыслом,
И речи за столом
Без никакого смысла.
Гуляют други милые
Со всей сибирской силою,
Глотают брагу сладкую
Со всей сибирской хваткою.
Октябрь ли, Май ли, Рожество,
У нас в деревне торжество.
Венчаем иль хороним -
Стакана не уроним!
Сосед мой дорогой,
Глотни еще глоточек,
Пирог непокупной -
Кусни еще кусочек!
Сама тесто жарила - сама пекла,
Все, что понаставила, съедим дотла,
Сама брагу ставила, сама пила,
Хотя баба старая, а весела.
- Хочешь, сватай,
Хочешь, лапай,
Хочешь - в голове царапай!
Пейте, работнички,
Рыбаки, охотнички,
Столяры да плотнички,
Пейте до ноченьки!
Пейте, соседушки,
Бабушки, дедушки,
Малые детушки,
Пейте до светушка!
Больше делать нечего
В эдаком селе,
Как с утра до вечера
Быть навеселе!
А выйдешь из хаты
Пьяный и сытый.
В небе -Сохатый
Бьет копытом.
1952

***

Ax, и белы моей земли снега, моей зимы снега... Белы, как сахар, как мука, что пароходы нам везут весной, как только сбросит лед, плечами поведя, река, как сбросит лыжи самолет. Белы, как сахар, что грызут ребята наши круглый год. Ах, и белы моей земли снега, моей зимы снега... Белы, как той тетради лист, где пишет буквы младший внук. Он ростом мал и не речист, зато он знает много букв. Белы, как той тетради лист, как те тетрадные листы, где пишет знаки старший внук. Похожи знаки на следы седых песцов и легких птиц -и каждый знак, сказал мне внук, не след, а нота, то есть звук. Ах, и белы моей земли снега, моей зимы снега... Под ними спит моя тайга, в своей берлоге спит медведь, метет метель, метет пурга, и солнцу лень на нас глядеть... Я стар и сед, но старый ум живуч, что рыба подо льдом. Своих отцов я помню чум, своих сынов я вижу дом, в сыновнем доме вижу свет, в отцовском чуме помню тьму, и тяжек вес прошедших лет доныне сердцу моему... Я помню, как певала мать и ветром вторил ей Таймыр о том, как безысходна гладь, о том, как безнадежна ширь снегов, снегов зимы моей, снегов, снегов земли моей - снега, снега, везде снега, ей ветром вторила тайга.

Из рыбьей косточки иглой
оленьи шкуры шила мать,
под ветра свист, под бури вой
оленьей жилой шила мать
из рыбьей косточки иглой.
Кормилец наш, седой олень,
нас в шкуру одевал свою -
про это тоже пела мать,
про это я сейчас пою,
и внуки не ложатся спать
и песню слушают мою.

«Кормилец наш, олень седой,
твой легок шаг, твой чуток нюх,
ты нарты наши мчишь стрелой
и под копытом снег, что пух.
Кормилец наш, седой олень,
твой зорок глаз, ветвист твой рог,
копыта светлые твои
не знают езженых дорог...
Ты нарты мчишь в тот край земли,
где долог для охоты день,
где зверь пушной в лесу кишит,
а в реках - нельма и таймень.

Туда, туда твой пугь лежит,
где круглый год охотник сыт,
еда обильна и жирна,
и сыты дети и жена...
Где шкурки белки и песца
и лисий искрящийся мех
и соболя, что краше всех,
положим мы к ногам купца,
и не обманет нас купец».

Так пел охотник, мой отец,
так пел отец, молчала мать,
седой качая головой,
а дети не ложились спать,
и песню слушали его...

Где ж ты, обетованный край,
охотника мечтанный рай,
где сыт охотник, сыт олень,
где бестревожен каждый день,
где справедлив и щедр купец,
где благородный труд ловца
бесхитростно вознагражден?

Всю жизнь искал тот край отец,
всю жизнь искал и пел о нем,
пока настигла смерть отца.
Ах, и белы моей земли
снега, моей зимы
снега!
Для смерти жизнь недорога,
и жалость незнакома ей.
У смерти твердая рука,
и что ей слезы матерей,
шаманов пляс и крик детей?
Смерть бьет всегда наверняка,
 она без промаха разит,
рукой незримого стрелка
стрелок поверженный лежит...

Я стар,
но память мне верна,
верна, как старая жена,
светла, как полымя костра,
как нож охотника, остра.
И в зимний хлад,
и в летний зной
я ту весну ношу с собой,

***

Душно сердцу в груди, как в камере,
Солнцу седому - в седой лазури,
И возникает под сонной окраиной
Косо поставленный парус бури.

***

Вправду? Иль, может быть, снится
Черная эта река?
Окон пустые глазницы,
Фонарей золотые ресницы,
Лунных домов бока?

Площадью темной, сонной,
Караул печатает шаг,
Плещется опаленный
В небе забытый флаг.

Если ты сон, то вещий.
Так я приду домой.
Смолоду мне обещан
Матерью мне завещан
Город - мой!

***

Я искала тебя всю ночь,
И сегодня ищу опять,
Но опять ты уходишь прочь,
Не дозваться и не догнать.

Не остыли твои следы,
Звук шагов твоих слышу я,
Но идешь, не задев земли,
Но идешь, не смутив воды,
Ненастигнутая моя.

Веретенами фонарей
Отражается ночь в реке,
Не сожму я твоей руки
В опустевшей своей руке.

Край одежды твоей ловлю,
Между пальцев - клочок зари.
Знаешь ты, как тебя люблю,
Хоть со мною — заговори!

Иль земная чужда печаль?
Но в какой же тогда тоске
Возвращаешься по ночам
К растоптавшей тебя Москве?

***

Ветер вечерний дышит,
Каждый вздох - глубок.
Дремлет в нагретой нише
Грифельный голубок.

Рядом с живым - нарисованный
Дремлет дух святой,
Временем исполосованный,
Белый и золотой.

И прижимается к небу
Сонного купола грудь...
Думается: и мне бы
Так же вот - уснуть!

Лазарь Шерешевский (1926-2008) Российский поэт, переводчик. Участник Великой Отечественной войны, член Союза писателей СССР. В 1938 г. был расстрелян его отец, в 1944 г. сам он был арестован по сфабрикованному делу. Часть девятилетнего срока отбывал в поселке Ермаково Туруханского района на строительстве железной дороги «Салехард-Игарка». На свободу вышел в 1953 г. Окончил в 1958 г. историко-филологический факультет Горьковского университета. Занимался переводами, выпустил несколько сборников стихов. В последних стихотворных сборниках опубликованы и произведения лагерного периода.

Стройка №501

Глубок и плавен мудрый Енисей.
Над ним леса угрюмые нависли.
И - локтем к локтю, чувствуя друзей,
Волна волне подсказывает мысли.

Чеканный ход его студеных струй
 Нетороплив, как повесть старожила,
Где села Покукуй да Погорюй
Его волна легендой окружила.

Молчит мохнатобровая тайга.
Обрывы тускло блещут валунами,
И небо, упираясь в берега,
Полгода солнце носит над волнами.

А дальше - небо до весны во мрак,
А воды — в упаковку ледяную,
И промолчит бывалый сибиряк
О том, что было в пору здесь иную.

Лишь проволока с кольями да пни,
Как о свечах — оплывшие огарки,
Поведают про скованные дни
Дудинки, и Норильска, и Игарки...

Сибирь

Меня не гонит черный нетопырь
В еще не заклейменном произволе —
На этот раз отправлюсь я в Сибирь
По самой вольной, самой доброй воле.

В порядке паспорт, и билет в цене,
И вьюга не лютует, волком воя,
И не стучат по крыше и спине
Кувалды вологодского конвоя.

Ты помнишь? О прощенье не моля,
Но справиться с обидою не в силах,
«Сибирь ведь тоже русская земля!» -
Писали мы на стенках пересылок.

Мы гибли и в дожди, и в холода
Над Обью, Колымою, Индигиркой,
И на могилах наших - не звезда,
А кол осиновый с фанерной биркой.

Я сталинские статуи бы вдрызг
Разбил - и, лом в мартенах переплавя, -
Из этого б металла обелиск
Воздвиг во славу нашего бесславья!
1959

Застлало Заполярье снежной мутью,
Метет пурга, как новая метла,
Сдувая пешеходов с первопутья,
Как смахивают крошки со стола.

Здесь от мороза трескаются горы
И птицы застывают на лету.
Оленю - будь он даже самый скорый -
С пургою совладать невмоготу.

А мы, пришельцы с Запада и Юга,
На Севере не покладаем рук.
Чертою заколдованного круга
е может стать для нас Полярный круг.

Конвой сжимает ложа трехлинеек,
Доеден хлеб и допита вода,
И стеганые латы телогреек
Напяливают рыцари труда.

Поднявшись не с подушек и матрасов,
А с голых нар, где жерди егозят...
Такого не описывал Некрасов
В своих стихах почти сто лет назад.

Нас как бы нет, - и все же, мы - повсюду:
И в насыпях, и в рельсах, и в мостах.
 Возносится строительное чудо
На поглощенных тундрою костях.

Текут людей сосчитанных потоки,
Ворота запирают на засов...
О век Двадцатый, век ты мой жестокий!
Где милость к падшим? Где свободы зов?
1949

Игарка

Геле

День свадебный... Гостей к себе созвать бы,
Смущаясь, целоваться за столом...
Но мы не так справляли нашу свадьбу,
Не так мы любим и не так живем.

Мы не слыхали добрых пожеланий,
не слыхали даже добрых слов,
И гости, песни пьяные горланя,
Шатаясь, не плясали меж столов.

Нас не застала утренняя зорька
Справляющими свадьбы торжество.
Никто ни разу нам не крикнул:
« Горько!» Нам горечи хватало без того...

***

Когда пройдет кривлянье и ломанье,
И поминанье собственного «Я»,
К нам с возрастом приходит пониманье
Простых и честных истин бытия.

Те истины - не выси и не близи,
Те истины - как листья, как трава.
Они возникнут из любых коллизий,
Как некогда возникло дважды два.

Те истины, рожденные не в спорах,
Бесспорны. Но легко ли к ним прийти?
Мы тратим порох в бестолковых сборах,
Не распознав ни цели, ни пути.

Тем истинам так трудно проявиться,
Им так мешает фальшь и мишура.
Весь день мы ищем их, как рукавицы,
Что за пояс нам заткнуты с утра.

Какой ни оказалась бы суровой
Та участь, что испить пришлось до дна,
Пойми: не только третьего, второго
Нам не дано. Нам жизнь дана одна.

Она почти промчится над тобою,
Когда поймешь, что знать бы мог давно, -
Что даже самой горькою судьбою
Всю сладость жизни выразить дано.

***

До тебя не дотянутся радиоволны,
И полгода к тебе мои письма пройдут...
Как оленьи глаза, терпеливо-безмолвный,
 Непрерывной пургой я до сердца продут.

Ты — в не знающей зим Фергане многоцветной,
Мне - до полюса только рукою подать...
Здесь со мною народ холостой да бездетный,
 Здесь ни солнца, ни женщин зимой не видать.

Вот уж месяц сюда не летят самолеты,
Только иглы антенн из сугробов торчат,
Звонким снегом покрыты бугры и болота,
И на тысячи верст этот край непочат.

Здесь узнал я любви постоянную цену.
О, как буду ее я хранить и беречь! -
Как запас мой полярный, неприкосновенный
Как сухое жилье, как зажженную печь...

И теперь я кричу тебе это безмолвно:
Будет звук, словно искра, ветрами задут...
До тебя не дотянутся радиоволны,
И полгода к тебе мои письма пройдут.

Серго Ломинадзе
(1926-2007)
Литературовед, поэт, издатель. Член Союза журналистов СССР, Союза писателей СССР. Сын видного большевика Виссариона (Бесо) Ломинадзе, репрессированного в 1937'г. Серго Ломинадзе и сам был репрессирован, отбывал часть срока (с осени 1949 г.) в поселке Ермаково Туруханского района, работал на стройке. Был освобожден 5 марта 1952 г., но права на выезд не получил, поэтому продолжал работать на строительстве нормировщиком. С1963 г. работал в журнале «Вопросы литературы», в том числе с 1993 г. - заместителем главного редактора. Выпустил сборник стихов «Текст слов» (1997 г.).

Закрываю глаза - и злоба
Дня текущего укрощена.
Ермакове Тайга. Сугробы.
Бесконвойная тишина.

Ты не фея, и мы не в сказке,
И не я - чародей и маг.
И поэтому к злой развязке
Приближает нас каждый шаг.

Будет оттепель новых весен,
Схлынет жизнь и войдет в русло.
И забудешь ты шорох сосен,
И не вспомнишь ты шелест слов.

Ты не станешь тревожить хаос
Тех минут, чтобы в них воскрес
Заколдованный, полный пауз,
Запропавший в сугробах лес.

Но сегодня нас снова двое.
Ермаково. Снега. Весна.
И противоцинготной хвои
Бесконвойная тишина.
1951

Памяти Алексея Исидоровича Руденко

Итак, конец. Полней, друзья, стакан.
Навек, историк, эту дату вычекань:
Сегодня в гроб улегся Таракан,
 И лишь усы грозят нам по привычке.

Пусть имя Бога с уст еще не сходит,
И, запряженные в лафет,
Первосвященники наводят
Заупокойный марафет,

Пускай грохочут пушечные жерла,
 И мастаку по части острых блюд
Россия, сытая по горло,
Последний отдает салют,

Пусть нет конца фальшивым песнопеньям
И крокодиловым слезам, —
Он мертв. И никакой бальзам
Не заглушит его гниенья.
1953

Первый день свободы

Был день как день. Еще весной
Под небом северным не пахло;
И лес, задумчивый и дряхлый,
До плеч засыпанный пургой,

Стоял вокруг. И часовых
На вышках порошило снегом,
И век своим незримым бегом,
Казалось, не касался их.

Параллельно Полярному кругу Или, может быть, несколько вкось Пролегла от Игарки дорога, Что пробила мне сердце насквозь. Вы ее не ищите на карте, Ей себя и самой не найти, Вся она в историческом марте Потерялась в начале пути. И твержу я в последнем азарте: Да гори она синим огнем, Не был я никогда в Салехарде... Да и кто меня спросит о нем. 1984 *** В моде наши лагерные слезы, Ермаковский пасмурный причал И как петь про русскую березу Гражданин начальник запрещал. Чтобы души, склонные к побегу, Вспомня шум родимых рощ в ушах, Не качнулись к вечному ночлегу, Сделав вправо или влево шаг. 1988 *** По моей многочисленной просьбе Повторите хоть с телеэкрана Бесконвойную первую осень И студеную ширь Турухана Репродуктор вещает погоду. Песня строить и жить помогает... Ледяное дыханье свободы. Янов Стан огоньками мигает. 1988

Владимир Микушевич
(родился в 1936 г.)
Религиозный философ, поэт, переводчик с немецкого, английского, французского, итальянского, санскрита. Старейший преподаватель ряда высших учебных заведений Москвы. Публикуемое стихотворение посвящено существовавшему на строительстве железной дороги «Салехард-Игарка» театру заключенных, в котором ставил спектакли известный кинорежиссер Леонид Оболенский, солистами были корифеи столичной сцены, в том числе знаменитая Дора Петрова, постановкой танцевальных номеров занимался бывший балетмейстер Большого театра Федор Редин, художником работал сценограф Ленинградского оперного театра Дмитрий Зеленков, а пианистом - Всеволод Топилин, первый аккомпаниатор знаменитого скрипача Давида Ойстраха. Юсуф Аскаров, которому посвящено стихотворение, был актером ленинградского Большого драматического театра, после освобождения руководил Красноярским  театром кукол.

Театр на болоте

Юсуфу Аскарову, актеру стройки 503

Нал лесом всполохи
Лоскутьями флага.
На сцене эпохи -
Актеры Гулага.
Здесь разные стили.
Опошлена мода.
Святые прослыли
Врагами народа.
А хитрый виновник
И гений раздора,
Селой уголовник
Играл прокурора.

На лесоповале,
Где смерть повсеместно,
Рабы забывали,
Что подло, что честно.
Но даже в бараке,
Под властью Прокруста,
Во льдах и во мраке
Царило искусство.

Сибирь не теплица,
Где копятся краски.
Разрушатся лица.
Останутся маски.
Среди эпитафий,
Нечетких от боли,
От всех биографий
Останутся роли.

Пусть лидер сменился
На дикой охоте,
Еще сохранился
Театр на болоте.
Еще одержима
Душонка статиста
Приманкой режима
И жестом артиста.