Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Васильева Александра Захаровна. Моя Голгофа


Васильева Александра Захаровна (1902-1968)
научный работник, профессор философии

1902, 7 ноября. — Родилась в Москве в рабочей семье.

1919. — Вступление в комсомол.

1921. — Вышла замуж за Михаила Гарина, журналиста, редактора.

1922. — Окончание коммунистического университета им. Свердлова в Москве.

1923, 1924. — Заведование городскими курсами марксизма-ленинизма при Московском комитете партии. Член ВКП (б).

1923. — Родилась дочь Мая.

1926–1930. — Учеба в аспирантуре на философском отделении Украинского института марксизма.

1930–1933. — Работала в Москве научным сотрудником Института философии Коммунистической академии, вела семинары в институтах красной профессуры – экономическом и философском.

1931, 14 ноября. — Рождение сына Августа. Август Михайлович Гарин – профессор, доктор медицинских наук, академик РАЕН, лауреат Государственной премии.

1933, осень. — Приезд вслед за мужем на Украину. Директор Украинского института философии в Харькове, затем – в Киеве.

1935, январь. — Исключение из рядов ЦК ВКП (б) по ложному обвинению в сокрытии принадлежности к троцкизму. Оставила занятия по философии.

1936, лето. — Добилась восстановления в рядах ВКП (б).

1937. — Преподаватель истории в 15-й средней школе Иркутска. Муж работал председателем радиокомитета при облисполкоме.

1937, 9 августа. — Арест мужа, Михаила Гарина, коммуниста с 1917 г., четыре года под следствием, приговорен к восьми годам заключения.

1937, 14 августа. — Арест в кабинете следователя НКВД, когда пыталась узнать о судьбе мужа. Ордер на арест был выписан на Гарину. Детей взяла из детского дома и увезла в Одессу старшая сестра мужа Фаня.

1938, март. — 2-й «конвейерный» допрос в течение одиннадцати суток. Разрешали сесть на пол только во время еды. Друзья среди заключенных – сотрудник областной газеты Цицилия Шейнина, первый секретарь Борзинского райкома партии Анда Дрейзеншток, сотрудник Наркомздрава Рива Бравая, заместитель областного прокурора НКВД по спецделам Елизавета Тавровская, врач Валерия Александровна Флоренсова, второй секретарь горкома ВКП (б) Надежда Горбунова, секретарь Ново-Удинского райкома партии Анна Игнатьевна Трусевич, руководитель-хозяйственник Тося Кустова. В тюрьме заключенные увлекались рукоделием, пытались отмечать советские праздники, играли в шахматы, рассказывали друг другу книги, пьесы. В камере прочла курс лекций по философии.

1939, лето. — Разрешение заключенным читать книги.

1940, 7 апреля. — Приговор: к пяти годам заключения в лагерях за участие в контрреволюционной право-троцкистской организации. Этап в Карагандинский лагерь. Разнорабочая в Кзыл-Тау.

1942. — Работа в контрольно-плановой части.

1942, 14 августа. — Окончание срока. Задержана в лагере до особого распоряжения.

1943. — Возобновление переписки с мужем, отбывающим срок в Абези на реке Печоре. Уезд из Кзыл-Тау. Работа на ферме. Учеба дочери в Ташкентском мединституте.

1946, апрель. — Освобождение мужа из лагеря, жизнь в г.Кувшинове Смоленской области, работа зубным техником. Переезд в новую бригаду, на ферму в Шажагай. Получила вызов на освобождение в конце года. Переехала к мужу и сыну в г. Кувшинов Смоленской области.

1948. — Арест и через несколько месяцев тюрьмы высылка А. Васильевой на поселение на лесоповал, в Красноярский край, мужа – в Казахстан. Затем переезд к мужу в Казахстан, Джамбульскую область, Чуйский район, село Новотроицкое.

1955, май–июнь. — Приезд в Москву на пересмотр дела. Реабилитация, восстановлена в правах, в рядах партии.

1962 – 1963. — Написание первой части книги «Без вины наказанные».

1965, 26 февраля. — Написание части второй «И на камнях растут тюльпаны».

1968. — Скончалась Александра Васильева.

* сведения, выходящие за рамки воспоминаний, выделены курсивом

Васильева А. З.Моя Голгофа / Предисл. А. М. Гарина. – М. : ООО «ИТИ ТЕХНОЛОГИИ», 2008. – 365 с.

Публикуется по HTTPS://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=author&i=1531


Фрагмент про Надежду Горбунову-Шапир

<...>А сейчас я расскажу еще об одной  женщине, с которой близко сошлась в то страшное время. Надежда Горбунова — член партии с начала революции, второй секретарь Иркутского горкома ВКП(б).

На воле я как-то была у нее на приеме, когда проходил обмен партдокументов. Тогда это была полная, лет сорока женщина с приятным лицом. Спокойная, внимательная, тем не менее, откровенно говоря, никакого особого впечатления она на меня не произвела.

В камере я с трудом узнала ее. Худая, изможденная, а главное — лицо. Я не могла глаз от него оторвать: не лицо — маска. «У нее же красивые черты, — думала я,— почему раньше они были незаметны?» Все линии какие-то тонкие, чистые. Ни морщин на лбу, ни сдвинутых бровей, ни опущенных уголков рта, но все лицо пронизано таким страданием, что в тот миг оно напомнило мне всемирно известную Джоконду с ее загадочной улыбкой. Только теперь передо мной быкла Джоконда страдающая.

Подружились мы с Надей не сразу, и открылась она мне не в первый день. Однажды, уже после отбоя, лежа со мной рядом, она поведала мне о своем допросе. Она прошла через «конвейер», только он у нее был не стоячий, а сидячий. В течение нескольких суток день и ночь без сна сидела она на покореженном венском стуле, не имея права даже прислониться к его спинке. Группы следователей, меняясь, беспрерывно ее допрашивали. Надя яростно отбивалась, отказывалась в самой решительной форме. Ей зачитывали протоколы уже «признавшихся» ее товарищей по работе, в которых были умопомрачительные вещи: все они будто бы состояли в контрреволюционной организации, и Надежда Горбунова была вместе с ними. Ей устраивали очные ставки с бывшими работниками горкома, и те «обличали» ее в лицо, а один из них тихонько ей сказал: «Надежда, не сопротивляйся, не мучай себя, наша судьба предрешена». Это были не люди, а тени с потухшими глазами.

«Я была вконец измучена, — рассказывала мне она, — мне уже недорога была жизнь. Стало ясно, что этот клубок лжи и обмана никакими силами мне уже не опровергнуть. Я погибла! Жаль только было своего честного имени. Хотелось хотя бы собственными поступками его не опозорить. И я боролась, боролась из последних сил. И все-таки они меня обманули, коварно сыграли на моей любви к детям. На воле у меня осталось их двое — сын и дочь. И вот следователь мне говорит: «Не дашь показаний, возьмем твоих детей». Эта угроза вконец сломала меня. Я согласилась возвести на себя клевету, подписать протокол. Шура, я теперь жду только плохого, знаю, что жизнь моя у последней черты, но ты и представить себе не можешь, какие муки ада я испытываю, таю в себе. Это так безумно тяжело, что и смерть меня не страшит, она избавит меня от всего. Если же паче чаяния останусь жива, никогда не объявлюсь детям: пусть считают, что меня нет в живых.

<...>