Письмо Т.Н.Ворошиловой

Пишу вам с болью в сердце. Я не могу спокойно относиться, когда читаю или слышу по телевизору или радио этот далекий 1938-й год. Хотя и прошло уже более полвека, но я не могу забыть и не забуду до конца своих дней, какое горе нашей семье принес этот не забываемый год. Мне тогда не было и десяти лет и еще у нас было двое младших братишки, когда мы остались почти сиротами. Помню тот страшный февраль 1938 года, когда забрали нашего отца. Я и сейчас не вижу строк из-за слез. Мой отец Нартович Николай Ильич родился в Красноярском крае, Манском районе, в д.Ново-Никольск, год рождения 1900. Они жили и выросли в этой деревне вместе с моей матерью, друг друга знали с самого детства, учились вместе. Как рассказывала мне мать, он ушел добровольцем в Красную Армию в семнадцатом году, воевал с колчаковцами, дошел до Монголии и вернулся домой только в 1923г. Моя мать всегда говорила: "Ваш отец был хорошим и честным человеком". Да и я уже помню, он был добрым отцом для нас и хорошим честным рабочим на производстве. Помню, как его называли стахановец. Я еще тогда не понимала, что это такое стахановец. Мой отец работал на железной дороге путевым обходчиком. Вот и в тот февральский день он был на работе с 8 часов утра и до 4-х вечера. Я помню, как сказали матери, чтобы она пошла получить зарплату за отца, потому что обычно мать получала за отца, если отец где-то отлучался, а тут как рассказала мать, когда пришла домой, денег ей не дали, сказали грубо: "Сам твой муж придет с обхода и получит". Там на блок-посте "Грязная" (так называли в то время остановку - блок-пост "Грязная") стоял паровоз, и были незнакомые люди, одетые в черные милицейские одежды, а на паровозе уже сидели мужчины наши деревенские. Мать, конечно, понимала, что что-то плохое замышляется. Она плакала и не находила себе места, затем побежала опять туда, где стоял паровоз и увидела, что наш отец уже тоже сидел на нем. Мать бросилась к паровозу. Ее отшвырнули зверски, не дали ни слова сказать, не попрощаться. А мы дети так его и не увидели. И с того дня, с того далекого дня больше о нем ничего не слышали и не знали, хотя мать и ездила и жила у Красноярскому тюрьмы по две недели, хотела хотя бы что-нибудь узнать, но никто не слова не говорил только зверски захлопывали окошко и отвечали: "Такого нет". Мать стала болеть сердцем, да и простыла - ночами у тюрьмы лежали тысячи людей, а был февраль. Боже мой, как мы бедно жили. Как мы страдали. С квартиры мы выехали, потому что нас вышвырнули. Помню, как приходили, все искали отцовские документы. У отца была партизанская книжка. Все про эту книжку они пытали. Теперь уже не помню, забрали они документы или нет. Будто что-то по весне промелькнуло как страшный сон. До сей поры длится этот страшный сон. Мне уже шестьдесят и на пенсии давно, но забыть всего этого я не могу и никогда не забуду. Братьев у меня уже давно нет, мать умерла в 68 лет. Мать мою звали Евдокия Федоровна Нартович. Год рождения 1902.

И еще меня простите за то, что может, что не так или ошибки есть. Я мало училась, мне нужно было работать. Я с 13 лет уже работала в колхозе и дома, а учиться мне очень хотелось, но ничего не поделаешь такая трагическая судьба моей жизни.

Т.Н.Ворошилова