Я иду к тебе с поклоном
«При слове «Ярцево» у меня радостно стучит сердце. Так Жива память о малой родине, где я не была более пятидесяти лет. И чем старше становлюсь, тем чаще вспоминаю, смеюсь и плачу, потому что есть что вспомнить - веселого и грустного - за годы, проведенные на Енисее», - это из письма Евгении Шентелевой - Жени Козловой. И дальше: «Хочу ли я поехать на 400-летний юбилей Ярцева? «Хочу» - не то слово. Поездка на малую родину - моя мечта».
«Это наш папа - Иван Петрович Козлов», -пишут сестры Женя и Нина
...Все они - моя свекровь, Александра Александровна Козлова, ее дети - Иван, Юрий, Нина, Евгения, Валентина, Александр, Анатолий - мечтали когда-нибудь вернуться на Енисей, оказаться в тех местах, где прошло их детство. И только я, сбоку припека, невестка, имела возможность ступить на дорогую им землю. Благодаря, конечно, своей журналистской профессии. С борта теплохода наблюдая енисейские берега, расположенные по песчаным крутоярам поселки, я невольно представляла, как этим же путем, но в переполненном трюме более семидесяти лет назад следовали к месту ссылки моя свекровь, молодая девушка Александра Филюшина, и семья будущего ее мужа Ивана Петровича Козлова.
«Мой отец, Иван Петрович Козлов (1909 года рождения), вместе с дедом - Петром Алексеевичем Козловым (1872 г. р.), дядьями - Гаврилом Петровичем, Тимофеем Петровичем, тетками - Варварой Петровжной, Анной Петровной, племянниками - Иваном Гавриловичем, Геннадием Гавриловичем, Василием Гавриловичем, невесткой - Ефросиньей Константиновной и племянницей - Лидией Гавриловной, в 1931 году решением местных органов власти был выселен по категории «кулаки» на основании постановления СНК и ЦИК СССР от 01. 02. 1930 г. из с. Уровские Ключи Нерчинско-Заводского района Читинской области. Моя мать, Александра Александровна Филюшина (1912 г. р.), вместе с отцом, Александром Евграфовичем Филюшиным (1881 г. р.), матерью - Евдокией Егоровной Филюшиной (1885 г. р.), братьями - Федором Александровичем, Иваном Александровичем, в 1931 году в составе семьи решением заседания Тройки при ЧОС ППО ГПУ по выселению кулачества от 23. 10. 1931 года выселена из села 2-й Булдурай Александровско-Заводского района Читинской области на основании постановления СНК и ЦИК СССР от 01.02.1930 года». Из письма Евгении.
Их привезли на Енисей. Только из семьи Филюшиных последовала в ссылку одна «главная кулачка» Александра, так как ее брат, Федор Александрович, и его жена были учителями, их выслали в поселок Залари Иркутской области, и они забрали родителей с собой. И только по истечении многих лет свекровь свидится с ними, будучи уже замужней женщиной, представит взору отца и матери своих детей, их внуков.
А первое время в ссылке она перебирала в памяти картины пережитого: отобранный отчий дом под железной крышей, растоптанная сапогами скрипка отца, безумно мычащие недоенные-непоенные коровы, согнанные новыми хозяевами в загон. Из письма Нины Кудряшовой - Козловой: «Наши родители о прошлом не говорили. Чтобы как-то обезопасить своих детей, они не распространялись о ссылке. И только в минуты слабости, отчаяния под большим секретом приоткрывали кое-какие факты из прошлого.
Во время депортации на баржах началась эпидемия. Болели старики и дети. Их косило косой. Хоронили по дороге, то есть просто закапывали на берегу, и плыли дальше. После Назимова начали высаживать семьи на спецпоселение. Так мои родители оказались в районе Кривляка... Ни топора, ни лопаты. Кругом глухая, необжитая тайга».
Страшно представить, как было свекрови, молодой девушке, одной. Впрочем, разве одной? Рядом были свои, забайкальские, люди, гураны. В тайге, на плотбище «Наркин бор», что по Сыму, куда перекинули спецпереселенцев-«кулаков», они должны были заготавливать лес.
Снег по пояс. Холод и голод. С утра и до вечера с пилой в руках они лазили по сугробам. Пилили, раскорчевывали деревья, рубили сучья. После работы приходили в барак и валились на нары.
Тяжелые, темные вечера в бараке скрашивал «чтец», молодой парень, который держал перед глазами бумажку и, переворачивая ее, «читал» часами -безостановочно, складно, как в книге, - романы и повести с продолжением! Потом этот парень погиб под лесиной.
Утром опять надо было выходить на мороз. Одежда за ночь у печки не просыхала. Одевали ее сырой. От простуды у свекрови на теле появилось до сорока фурункулов. Но ни освобождений от работы, ни лекарств не было. За невыход на работу, невыполнение нормы строго наказывали.
Не было никаких послаблений и позже, даже беременным. Выйдя замуж в 1932 году - их брак с Иваном Козловым был зарегистрирован в Ярцевском сельском Совете, - свекровь уже почти на сносях работала на лесоповале. Многие рядом не выдерживали: специально ложились под падающее дерево. Свекровь молила бога только об одном - не родился бы ее первенец уродом!
В1934 году появился на свет Ванюша, в 1936-м -Юра, в 1937-м - двойня, Зина и Нина... Девочки долго болели, чем неизвестно. Зина умерла, Нина выжила. Росла, требовала забот семья, надо было дом обиходить, хозяйство.
Из письма Нины Кудряшовой - Козловой: «Жили трудно. Но выручала тайга. Папа охотился, рыбачил. Собирали ягоды, грибы, ореха Дичи, по рассказам родителей, было так много, что куропаток стреляли чуть ли не со двора Корчевали пни, разрабатывали землю, разводили скот. Папу, как наиболее грамотного, поставили десятником на лесосплав. И как только открывалась навигация, он до глубокой осени занимался сплавом. Дети, хозяйство оставались на маме. В районе Наркиного бора было озеро СибУЛОНское. Там росло много ягод - черники, клюквы. Но нас, ребятишек, туда не пускала Это было подводное кладбище. К озеру подводили заключенных и расстреливали. Рядом находился СибУЛОН - Сибирский лагерь особого назначения для политических. Зона была обнесена колючей проволокой, с вышками для охраны, собаками. Никто не имел права приближаться к проволоке - стреляли!».
Как-то свекровь, наша молодая мать, захлопоталась. И не заметила - до конца своих лет не могла понять, как это вышло, случилось, - что ее двухлетний Ванюшка оказался за проволокой! Она обезумела, ей казалось, сына съедят. Она бегала вдоль проволоки, умоляла заключенных отдать ребенка. А он, улыбающийся, переходил из рук в руки изможденных мужчин, счастливых короткой радостью - подержать на руках парнишку!
Из письма Евгении Шентелевой - Козловой: «Крадучись бегал к зоне позднее и брат Юра. Передавал заключенным табак. Только став взрослыми, мы поняли, что значило для них это общение. Ведь у каждого дома оставались свои дети».
Часто зимой из окон избы или с берега Енисея ссыльнопоселенные и их дети наблюдали за длинными вереницами бредущих по льду заключенных, под охраной собак, солдат с автоматами. Однажды неожиданно из колонны к берегу бросился один из заключенных. Он бежал к людям, размахивая руками, и что-то кричал - пока автоматная очередь не оборвала его крик, не отбросила назад на ледяную дорогу. Этот случай помнился в семье Козловых. (От ред. сайта - в воспоминаниях неточность. До войны охрана была вооружена не автоматами, а винтовками)
Когда старшему из детей, Ивану, пришло время идти в школу, семья перебралась в Кривляк. Затем Козловы переехали в Нижнешадрино, Ярцево. В1941 году родилась Евгения, в 1945-м-Валентина, в 1947-м - Александр, в 1950 году - Анатолий. Из письма Нины Кудряшовой - Козловой: «Жили бедно, но дружно. Особенно запомнились мне военные и послевоенные годы. Мужчины ушли на фронт. В деревне остались старые и малые. Придет письмо с фронта, все соберутся, читают, радуются. А похоронка - крик на всю деревню. Все поддерживали друг друга. Выйдут несколько женщин, косят сено одной, а у другой трава уже сохнет, подойдет - ей сгребут, потом вместе сплавляют сено на двух скрепленных лодках... Выгрузят на берег, а зимой сообща вывозят... Только снег растает, начинают заготавливать дрова, и опять все сообща».
Так ярцевские юннаты проверяли всхожесть семян ячменя. 10 ноября 1954 года это
делали девятиклассницы: Лиля Хабияник, Валя Кушнарева, Нина Козлова, Маша
Меренкова
Эти дружба, взаимопомощь переходили и к детям. Из письма Евгении Шентелевой - Козловой: «Мы вместе учились, помогали друг другу выполнять уроки. Вместе со мной в школе учились немцы и латыши. Латыши хорошо разбирались в предметах. Помню имена и фамилии школьных приятелей: Вайс, Тракимас Зигмас, Микалайте Данголя, Можекайте Неоля, Григомопайте Иля... Они часто приходили ко мне из интерната. Мама всегда угощала их чем-нибудь вкусным. Соседские мальчики-немцы Саня и Костя, намного старше нас, и их младшая сестра Вика учились со мной в одном классе. Я им помогала готовить домашние задания. Вместе мы возили воду на санках с речки, кололи, носили дрова, убирали в стайках, гоняли коров и телят к проруби. У Нины Кузиной мама работала уборщицей в школе, и мы часто помогали ей мыть полы, носить дрова, топить печи. Не было у нас никаких различий и вражды - все мы были на равных».
Из письма Нины Кудряшовой - Козловой: «Когда привезли эстонцев в национальной одежде, мы бегали на них смотреть, как на диво. Выйдут они вечером, сядут на завалинке, играют на баяне, аккордеоне и поют по-своему. Немцев, латышей, украинцев мы уже знали, были к ним привычны. А эти прибалты были очень красивы и интересны».
Свекровь с горечью и улыбкой вспоминала свою «паненку», которой помогала осваиваться в хозяйстве. Молодая, красивая «паненка» в крепдешиновых и крепжоржетовых платьях абсолютно ничего не умела делать. Поначалу только громко рыдала, за ней голосили дети - мальчик Яцек и девочка. А муж вставал на колени и целовал жене руки. Постепенно «паненка» научилась топить печку, варить еду, обихаживать ребятишек.
Тогда в Кривляке работали ссыльные московские врачи - муж и жена Баевы. Когда заболел полиомиелитом младший Анатолий, только благодаря этим врачам его удалось спасти. Кстати, в семье часто рассказывали, что в Ярцевской больнице рядом с хирургом Степаном Васильевичем Граковым работала медсестрой Анна Петровна Шелегова, родная сестра Ивана Петровича, тетя младших Козловых...
Вот еще один эпизод из письма Жени, говорящий о дружбе и взаимовыручке детей, воспитанных на примере взрослых:
«Помню, мама меня отправила почистить самовар на речку. Для забайкальцев самовар и чай из него - самое святое дело на свете. И вот я с плота, не заметила как, уронила кран в воду. Что тут было! Как я приду домой! Я плакала, прыгала в воду.
«На память сестре Нине».
Этот снимок прислал Иван Козлов (слева) из военного училища в 1954 году
Собрались все ребятишки, кто был на реке, все стали искать кран. Ныряли, кто только мог. И ни один не ушел с берега, пока этот кран не нашли, не достали.
Ярцевскую школу я хорошо помню... В зданиях ее горели керосиновые лампы. Они стояли на деревянных полочках, утром, когда было темно, лампы ставили на парты... На переменах все выходили в коридор и вместе с дежурными учителями играли в «золотые ворота», «а мы просо сеяли»... Летом бегали на Енисей купаться. Купальников, конечно, не было, и малышня купалась голышом. А пляж был перегорожен жердями: с одной стороны - женский, с другой - мужской. Старшие мальчишки заплывали далеко. А мы купались у берега, загорали на песке».
Конечно, у ребятишек было свое, детское, восприятие жизни. Первой заботой была учеба в школе.
Но была у детей и включенность в общие дела и заботы взрослых. Кажется, они чувствовали и понимали весь организм сельской жизни. Были полноправными ее участниками, как и их родители. Спецпереселенцы, «кулаки» не только защищали Родину от фашистских захватчиков, но и, подобно всему российскому крестьянству, после войны снабжали продовольствием выстоявшую страну.
Из письма Нины Кудряшовой - Козловой: «В «план» сносили почти все со двора: молоко, масло, яйца, шкуры. Приходилось за неимением одного перекрывать другим, даже покупать продукты на сдачу государству. Дети по весне копали луковицы саранок, жевали, высасывая сок, молодые почки сосенок, «свечечек», рвали лебеду, крапиву».
Из письма Евгении Шентелевой - Козловой: «Один год копали картошку на другом берегу Енисея. И нас возили туда на завозне с моторной лод¬кой. Осенью холодно, ветер, а мы уцепимся за борт Завозни и сидим, прижавшись к друг другу. Вечером обратно переплавляют нас через Енисей. А родители переживают за нас, ждут на берегу.
...В нашей немалой семье к пароходу бежали все ребятишки. Несли то, что приготовила мама, молоко, варенец, горячую картошку, ягоды, орехи. На вырученные деньги нам покупали обувь, одежду, учебники».
Особой яркой страницей для всех ярцевских жителей была встреча пароходов на пристани. Свекровь и сама была удачлива в торговле, у нее всегда все раскупали. А капитан «Марии Ульяновой» оптом забирал орехи. Приглашал местную женщину пройти в каюту, где под песцовым одеялом нежилась его жена. Это песцовое одеяло свекровь почему-то часто вспоминала.
Жизнь продолжала быть подневольной... Из письма Нины Кудряшовой - Козловой: «Помню, что дядя Гоша Нагорных, хороший был человек, добрый, заботился о людях. Работал в НКВД - родители у него отмечались».
Жизнь уже не была такой трудной. И русские люди, перенеся столько горя и лишений, оставались добросердечными, отзывчивыми.
Из письма Евгении Шентелевой - Козловой: «Я всегда с любовью вспоминаю своих родителей. Сколько в них было доброты и отзывчивости, сил и энергии! Когда только они отдыхали! Утром встаем - завтрак, хоть какой, но он есть. Приходим из школы -обед готов. Ужин тоже всегда был. Вечером ложимся спать, а мама все шьет, перешивает, вяжет, прядет. Еще умудрялась шить людям. Зимой вечерами, когда взрослые управлялись со скотом, к нам собирались соседа И папа читал вслух книги. Помню, он привез «Угрюм-реку», так каждый вечер была громкая читка. Когда жили на Наркином бору и в Кривляке, папа учил читать и писать молодых ссыльных, занимался ликбезом». Из письма Нины Кудряшовой - Козловой: «До конца жизни не забуду проведение праздников: Пасхи, Троицы, 1 Мая. Повыше, на бугорке, жили Кислицыны. У них на сохранность оставлялись разобранные столы. Как праздник, их собирали, накрывали - кто что принесет. Предварительно ответственный собирал со всех сахар. Или подмокшую при транспортировке карамель отдавали в пекарню - там в бочке готовили брагу. В первую очередь за столы усаживали детей. Накормят и отпустят играть. Потом садились взрослые - «гуляли», пели, плясали. Но драк и пьяных никогда не было. На Троицу наряжали березку, плели венки и отправляли на счастье по Енисею».
А случались и веселые истории, которые вспоминаются со смехом.
Вот Женя рассказывает: «Были зимние каникулы. И родители собрались из Ярцева в Кривляк на Рождество. Папа вечером подъехал на коне, которого звали Забоенок, запряженном в кошеву (это был выездной экипаж начальника ОРСа Аморжинова, бурята). Я стала плакать, проситься с ними. Дошло до рева. Тогда папа говорит. «Ладно, собирайся, только одевайся потеплее». Меня закутали в большую суконную шаль, в шубу. Вывели на улицу - кругом туман, холод. Я ничего не вижу, так укутана. Слышу, папа говорит «Постелите ей побольше соломы и заверните в тулуп». Иван и Юрий принесли соломы, положили ее сзади кошевы, между полозьями. Меня усадили и сказали отцу. «Готово!». Папа с мамой тронулись в путь... А я осталась на куче соломы сидеть посреди дороги. Сколько было слез у меня, а у братьев смеха... Вот так я съездила в гости». ...Не пропали, не сгинули высаженные на берегах Енисея спецпереселенцы. Наперекор судьбе выжили, разбили огородные делянки, научились добывать живительную нельму и осетра, сохранили и подняли ребят. А самое главное, не озлобившись сами, сумели передать детям непреложные для русского человека ценности - доброту, помощь нуждающемуся, стойкость в преодолении трудностей.
Из письма Евгении Шентелевой - Козловой: «Когда в кругу друзей я рассказываю о своем детстве, той жизни, что выпала на нашу долю, мне говорят, что я сильная женщина. Да, я должна быть сильной, потому что родилась в ссылке, в селе Ярцево, на берегу Енисея! И этим все сказано!».
В 1955 году семья Ивана Петровича и Александры Александровны Козловых уехала с немалыми уже детьми из ярцевских мест. Иван закончил военное училище, потом Литературный институт имени Горького, выпустил две книги, более четверти века работал в газете «Красноярский рабочий». Сильным характером обладал Юрий. Еще в детстве, переплывая Енисей, без страха пробираясь к заключенным, он выходил за рамки обусловленной заданности. Нина связала свою судьбу с медициной: работала старшей медицинской сестрой в крупной больнице. Живет в Канске. Женя - песнопевица и активистка - более тридцати лет пела в народном хоре. Работала продавцом, бухгалтером, товарным кассиром на железной дороге. Перейдя в строительное управление, была инспектором и начальником отдела кадров. Сейчас возглавляет совет ветеранов предприятия, помогает старикам и инвалидам в городе Нижнеудинске Иркутской области. Валя, имея много специальностей, работала на больших стройках. Саша - и сейчас шофер в леспромхозе. Анатолий работал телевизионным мастером в закрытой «девятке». У всех семьи, дети, сейчас уже внуки.
В семью свекрови я пришла в конце шестидесятых годов, после кончины главы семьи. Но устои Здесь были по-прежнему крепкими. Все друг друга любили и называли домашними именами - Евгеша, Валена, Тоха. С огромным почтением взрослые уже дети относились к матери. А еще все любили и часто ходили в гости к «нашим». Сестры и братья Ивана Петровича с семьями тоже жили в Канске. В этот же город перебрались бывшие соседи по Кривляку и Ярцево - Буньковы и Голобоковы. Они тоже стали «родней» - «нашими».
«Эх, жизнь-жестянка! Подумаешь - хоть не живи, а раздумаешься - хоть заживись!» - говаривал один из самых старых представителей семьи Козловых. И это выражение глубокой народной мудростью запечатлелось, запомнилось мне на долгие годы.
...По деревянной лестнице, сыпучему крутояру поднимаюсь на высокий ярцевский берег. Прохожу по улицам со старинными покосившимися черно-лиственными избами и современными, изредка кирпичными, домами. Спешу к тополиной роще, где располагались здания средней и начальной школы. Обхожу весь парк, замедляю шаг у обелиска, на котором высечены имена не вернувшихся с фронтов Великой Отечественной войны. Как Жаль, что этого не видят мои родственники, а многие уже никогда не смогут увидеть...
Теплоход дает последний гудок. Долго-долго держу ладонь на золотом песке енисейского берега. Потом загребаю песок в горсть, чтобы увезти с собой и посыпать на место вечного успокоения близких мне людей. Привезти им привет с суровой и трагичной, но родной и даже любимой ярцевской земли.
Надежда Козлова. Дивногорск, 2004