И слава их высокая...

Летел на крыльях...

Воспоминания Виталия Яковлевича Сизых

Жил и учился со второго по десятый класс. И до сих пор с благодарностью вспоминаю учителей, особенно учителя начальных классов Ивана Михайловича Сафонова и его брата Павла Михайловича, физика Константина Федоровича Шутова и математика Климентия Порфирьевича Долгих. Они мне дали знания и навыки для всей взрослой жизни.

В те далекие времена газеты в село доставлялись раз в неделю, радиоточки были далеко не в каждом доме, немые кинофильмы показывали в клубе раза два в месяц. Поэтому для устранения информационных пробелов Павел Михайлович Сафонов устраивал нам после уроков читки газет, Журналов и книг с собственными комментариями, и мы с удовольствием слушали его. Мне особенно запомнилось коллективное прочтение повести «Алитет уходит в горы» Т. 3. Семушкина, так как это повествование будто о нашей суровой северной природе...

Константин Федорович наряду с физикой преподавал астрономию и занятия проводил в основном по живому звездному небосводу, собирая нас поздними вечерами в ясную погоду на школьном дворе. Я до сих пор с удовольствием объясняю молодым людям то, что узнал от него, например, как ориентироваться на местности по звездам. И не могу вспоминать без улыбки, как, усвоив его уроки, мы с другом Валентином Заболотским занялись «малым бизнесом». Через мой самодельный проектор демонстрировали дома, пока мама была на работе, диафильмы, которые ему привез в подарок дядя - Василий Григорьевич Высотин - из Москвы. Часть денег отдавали двоюродной сестре и ее подруге за то, что они после ухода зрителей мыли полы, наводили порядок в доме. Но как-то одна обиженная девочка выдала нас своей маме, та побежала к моей, и бизнес «лопнул».

Но наряду с замечательными учителями были «покалеченные культом личности», если так можно выразиться. Мне запомнился один неприятный случай. Я хорошо рисовал и вот к какому-то празднику в классной стенгазете, будучи ее художественным оформителем, нарисовал Сталина - по портрету, поделенному на клеточка По общему признанию одноклассников и классной руководительницы, получился он очень похожим. Но наша завуч Лидия Степановна Борисова мою работу превратила в «ЧП» всей школы: «Как ты посмел нарисовать вождя народов?». Досталось и классной руководительнице. Сообщили моей маме, и она очень испугалась за мою судьбу, так как была репрессированная... Да, здесь стоит прервать школьные воспоминания и рассказать о своей семье.

Ее создали две исторические личности. Отец, Яков Георгиевич Сизых, был родом из Приангарья.

И вот буквально недавно, лет пять назад, я лежал в больнице в одной палате с бывшим первым секретарем Кежемского райкома партии, и он рассказал мне о моей фамилии следующее.

Когда полководец Суворов совершил триумфальный переход через Альпы с русской армией, которая состояла в основном из рекрутов, он подал Величайшей Императрице прошение дать вольную этим рекрутам. И она вынуждена была удовлетворить просьбу Суворова и дала вольную победителям с условием, что они уйдут за каменную гору, то есть Уральский хребет, и будут осваивать сибирские просторы на Ангаре - она показала место на карте... Среди рекрутов было много мужиков по фамилии Сизых. Кто-то из них и стал моим предком по отцовской линии. Отец был из рабочих, членом ВКП(б), и в начале тридцатых годов партия направила его в Туруханский район - директором совхоза имени Молокова в поселке Фомка. Здесь он и познакомился с моей мамой, Марией Митрофановной Чепаловой.

Она была родом из Забайкалья. Подробно о ее роде написал Седых в своем романе «Хребты Саянские», правда, там мой дед Митрофан Чепалов представлен очень агрессивным, а он был, по словам мамы и ее старшего брата Кости, порядочным, добрым человеком, помогал всем сельчанам. И они его вовремя предупредили о грозящей расправе над ним, и он ушел в Маньчжурию, оставив семью, надеясь, что ее Советская власть не тронет. Однако оставшиеся дома младшие члены большой семьи были наказаны (детей было 14, а родилось, мама говорила, 17). Бабушка моя была арестована и, по слухам, расстреляна Старшие мамины братья разъехались, к тому времени, кто куда, учились, а дядя Павлик был даже командиром Красной Армии. И они канули в неизвестность... Дядя Костя, который был на полтора года постарше мамы, убежал следом за отцом в Маньчжурию, за что впоследствии поплатился. Старшей в семье осталась Клавдия Александровна - баба Кланя, бывшая жена маминого дяди, а после ее смерти - жена старшего маминого брата Шуры, который тоже пропал без вести.

Семья Чепаловых в Нерчинске-Заводском в 1911 году

Вот с бабой Кланей и остались моя мама, ее младший брат Николай и дети - Ира и Иннокентий, или трехлетний Кеночка. В первый поток спецпереселенцев нашу семью не включили. Но когда сельский милиционер увидел у Кеночки в игрушках золотое колечко, а оно в семье драгоценностью не считалось, то конфисковал его в свой карман и включил остатки семьи во второй список. Так они оказались на моей малой родине. Причем сначала их завезли в поселок Нарва, потом по реке Мане сплавляли на плотах на Енисей, и маленького Кеночку смыло волной в очередном перекате...

Из Красноярска до Фомки их везли на барже. Многие гибли от дизентерии, и дядя Коля уже заболел, но на Фомке его спасла бабка-знахарка, вдова старовера Фомы. Да и многих других заболевших в пути она поставила на ноги, и они оказались рабочими совхоза имени Молокова. Для постройки жилья валили лес сами, и мама моя, юная девушка, вместе с мужиками первое время работала на лесоповале. Причем вскоре спецпереселенцы стали валить лес на экспорт. Труд этот был очень тяжелый. Работали парами - девушка и парень. Орудиями труда были топоры и пила «Дружба» - естественно, тогда двуручная.

Когда мама познакомилась с отцом и стала его женой, он, конечно же, освободил ее от этой каторжной работы. Вскоре я появился на белый свет - в 1938 году. Родила меня мама прямо в бараке, который впоследствии мне показывали. Зарегистрировали мое рождение в Ярцевском сельском Совете. Так Ярцево стало официально моей малой родиной.

На Фомке мы прожили еще несколько лет, пока не случилась очередная беда В весенние паводки поселок затопляло, и жители вместе со скотом переселялись на Чалпан - холм за селом в стороне от Енисея. Естественно, на этом маленьком пространстве создавались антисанитарные условия, что грозило эпидемией... Тогда мой отец как директор совхоза принял решение построить коровник в два яруса на лиственных сваях, и скот на время паводка стали оставлять в этом помещении, доярки на лодках подплывали к нему и доили, кормили коров. И все были довольны таким выходом из весенних неприятностей. Но в очередной паводок льдины не только повредили несколько жилых помещений, но и сдвинули со свай коровник. Две коровы получили увечья. Конечно, недруги отца воспользовались ситуацией и написали на него пасквиль, начиная с того, что он женился на «дочери кулака», и заканчивая, что он специально нанес вред совхозу. А это было время ежовщины, и у отца отобрали партбилет и сняли его с поста директора. Мы на какое-то время оказались в Ярцеве... Красноярские друзья отца, которые хорошо его знали, сумели защитить его от произвола. Ему вернули партбилет и перевели на работу в Никулино - начальником Госпара, организации по заготовке древесного топлива для речных судов.

Вскоре началась война, и отец ушел на фронт. В 1943 году он погиб. Это был очень тяжелый период для мамы: она похоронила брата Николая, дочка Виктория, родившаяся в Никулине, умерла у нее на руках, когда она везла ее в Ярцево, чтобы вылечить там «сывороткой». И вот теперь на отца пришла похоронка. После этого у мамы в 28 лет появились седые волосы. В похоронке не было подробностей гибели отца. Где он покоится, мы не знали. И вот «того лет спустя приятельница мамы, с которой она в Никулине вместе работала в пекарне, - Анастасия Васильевна Межова (я звал ее тетя Тюня), попросила ее, грамотную женщину, ориентирующуюся в сложном мире городов и поездов, съездить с ней в Новгородскую область, где, по сообщениям поисковых отрядов, был похоронен ее муж, Михаил Межов, совершивший такой же подвиг, как Александр Матросов, причем намного раньше... Только почему-то он не был представлен к Званию Героя Советского Союза, а только к ордену Ленина... Может, потому, что его семья в период коллективизации была «раскулачена». В общем, поехали две вдовы в Новгородскую область. И приняли их там сначала, по рассказам матери, словами: «Много вас ездит. Работать мешаете...». Но когда разобрались, кто такой Межов, то повезли наших женщин к обелиску в селе Борисово, что под городом Старая Русса. И прочла мама плачущей тете Тюне слова на памятнике: «Здесь в бою рядовой 349-го Казанского полка 26-й стрелковой дивизии Межов Михаил Васильевич 17 июля 1942 года закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота». И выслушали они историю подвига нашего земляка, что описана в боевом листке, хранящемся в музейном архиве Новгорода (его приводит в своих воспоминаниях дочь Межова - Любовь Михайловна Ковалева).

Ярцевские подруги Марии Митрофановны Чепаловой
(она в первом ряду слева)

М. М. Чепалова и Е.У. Перфильева

Мария Митрофановна Чепалова (слева) и Таисья Михайловна Ботвич

Повезли маму с тетей Тюней к братским могилам. И в списке одной из них - в деревне Жуково Старорусского района Новгородской области, неподалеку от села Борисово, мама увидела имя отца. Так она узнала, где лежит ее Яша. Рядовой, телефонист Сизых Яков Георгиевич, 1903 года рождения, призванный из села Никулино Туруханского района, погиб в бою 20 марта 1943 года. Через несколько лет вдовы солдат-сибиряков еще раз съездили на поклон к могилам павших в боях за Родину мужей. А тогда, в годы войны, мы продолжали жить в Никулине в двухэтажном доме Семена Григорьевича Высотина, единственном таком в деревне. Хозяин был профессиональным рыбаком-охотником, потому его на фронт не взяли. Вот с ним я и рыбачил. Летом он ставил самоловы с наплавом, тогда это разрешалось, и вообще рыбнадзоров не было. Он брал меня с собой, чтобы я фиксировал положение лодки кормовым веслом, чему он меня, естественно, сначала научил. Однажды он вытащил очень крупного осетра, который оказался с икрой. Дед вспорол рыбину, положил икру в берестяной туес, подсолил ее крупной солью и дал мне струганую палочку, чтобы я размешивал содержимое до полного растворения соли. И потом мы приступили к трапезе. Дед вынул из мешка хлеб, отрезал по ломтю, мы достали из-за голенищ свои деревянные ложки и с аппетитом ели черную икру, запивая водой из Енисея. После такой сытной пищи нам весь день есть не хотелось. Эта трапеза мне запомнилась на всю жизнь.

После войны мы с мамой переехали жить в Ярцево. И здесь нам тоже встретились люди, которые запомнились на всю жизнь. Я уверен, что многие земляки в своих воспоминаниях написали добрые слова о враче-хирурге Михаиле Васильевиче Румянцеве, но как я могу не сказать о нем несколько слов, если он спас мне жизнь? Или о ссыльном ленинградце Яне Ильиче, фамилию которого я, к сожалению, не запомнил или даже не знал. Это был высококвалифицированный инженер-судостроитель, как я впоследствии узнал, один из авторов судов на подводных крыльях. Сначала он с женой ютился на берегу возле костра, как и большинство прибывающих в Ярцево ссыльных. Никак не мог найти жилье. Обедали они в столовой, где мама работала буфетчицей. А мы с мамой жили тогда в отдельной комнате в пятистенном доме по улице Советской рядом с клубом. И однажды мама привела Яна Ильича с супругой к нам и сказала мне, что они поживут с нами, так как ночи становятся холодными. И стали мы жить вчетвером. Жена Яна Ильича устроилась на работу в контору райрыболовпотребсоюза, а он занимался какими-то расчетами, рисовал разные схемы. Я тогда учился в пятом классе, и он меня обучил работе с логарифмической линейкой, чего в школьной программе еще не было. Так мы совместно прожили немногим более года. Однажды Ян Ильич попросил меня принести с работы от мамы какую-нибудь пустую коробку, и мы с ним упаковали его документацию и отправили посылкой в Ленинград. Он мне сказал: «Виталий, эта посылка решает мою судьбу..».

И, действительно, где-то через месяц к нашему дому подъехала райкомовская кошевка, и первый секретарь райкома партии Григорий Ильич Терехин пожаловал к нам в комнату. За руку поздоровался с Яном Ильичем, поинтересовался его здоровьем и предложил ему перебраться в якобы освободившуюся квартиру. Но Ян Ильич вежливо отказался: «Меня приютили хорошие люди, и я пока поживу здесь...». Тогда Терехин пригласил его с женой на ужин, и на это Ян Ильич тактично заметил, что может прийти, если будет приглашена и Мария Митрофановна, то есть хозяйка комнаты. Естественно, Терехин с этим согласился, и вечером мама, Ян Ильич и его супруга пошли в гости к первому секретарю Ярцевского райкома партии - главному человеку в районе...

Вскоре после этого Ян Ильич с женой улетели в родной Ленинград, наказав маме, чтобы она непременно отправила меня после окончания десятого класса к ним, и там они помогут мне определить судьбу... Мама настойчиво откладывала деньги для моей учебы. И вот я поехал к Яну Ильичу. Но... на пароходе в 1955 году везли с Севера остатки амнистированных после смерти Сталина. И когда я на палубе заснул, кто-то из них распорол зашитый карман моего пиджачка и стащил накопленные мамой с трудом деньги. Плакал Ленинград... Я вышел на берег в Красноярске, пошел грузить баржи, а маме признаться в том, что меня обокрали, не мог, потому попросил телеграммой денег под предлогом какой-то нужной покупки. Она мне на это ответила: «Никаких покупок, поезжай в Ленинград...». Что было делать? Встретил я ярцевских ребят, которые поступали в Сибирский лесотехнический институт, и решил учиться вместе с ними. Поступил. Мама, узнав об этом, захотела жить поблизости и приехала в Красноярск, стала работать в доме отдыха № 1 возле поселка Удачный... Я поначалу жил вместе с ней в общежитии, до мелькомбината от дома отдыха ходил пешком, дальше ехал в город на автобусе. Всегда опаздывал на первую лекцию, что мне как-то прощалось. Показал неплохие знания математики и даже оригинальные решения отдельных задач и заданий. Так что Ярцевская средняя школа дала мне фундамент, на котором я выстроил удачную карьеру. Больше сорока лет я работаю в Сибирском филиале ВНИИгидротехники, сейчас -ОАО «Сибирский энергетический научно-технический центр». Защитил кандидатскую диссертацию. Автор более 40 печатных научных работ. Не хотел об этом писать, но земляки настояли - мое имя внесено в энциклопедию «Энергетики России» как изобретателя СССР, отличника энергетики и электрификации, члена Международной энергетической академии. Так как могу я забыть нашу Ярцевскую школу, то окружение умных, интеллигентных людей, в кругу которых я вырос? Мама в Ярцеве жила в гражданском браке с райвоенкомом Павлом Федоровичем Иваненко, работала теперь в Ярцевском райисполкоме (ее имя потому часто встречается в документах, ею оформленных и подписанных, хранящихся в Енисейском государственном архиве, как мне рассказывают). К нам ходили в гости руководители села, мы ходили к ним. Друзья у меня были из отличных семей (и остались на всю жизнь). А еще я хорошо помню двух учителей - Наиля Фаизовича и Шамиля Фаизовича Галеевых, тоже оказавшихся в Ярцеве не по доброй воле. Наиль Фаизович организовал уроки физкультуры и создал спортивные секции. А Шамиль Фаизович вел уроки рисования и школьный духовой оркестр. По рассказам односельчан мы знали, что до нас оркестр в селе был и инструменты сохранились. Вот мы нашли их, почистили. И Шамиль Фаизович отобрал среди нас тех, кто... хорошо рисует, меня в том числе. На наш удивленный вопрос, почему сделан такой выбор, он сказал: «Кто хорошо рисует, тот может и должен хорошо играть на музыкальном инструменте...». У меня абсолютно не было музыкального слуха, однако Шамиль Фаизович научил меня по нотам игре на альте - самом простом инструменте в басовой партии духового оркестра. И мы все были очень горды, что играли в оркестре. Выучили Гимн СССР, танцевальную музыку, несколько траурных мелодий. В общем, участвовали в торжественных районных мероприятиях, играли на танцах в клубе и хоронили сельчан.

Ярцевские руководители с семьями на отдыхе. С. Д. Воронов, председатель
 райисполкома (первый ряд, третий слева), Захаров, начальник милиции (первый
 ряд, первый справа), П. Ф. Иваненко, райвоенком (верхний ряд, первый слева).
 Среди женщин: М. А. Калачева, супруга Б. М. Калачева, начальника НКВД, М. М.
 Чепалова, супруга П. Ф. Иваненко, А. М. Воронова и ее дочь Люда

Жизнь в селе была по-своему интересной и не одному мне открыла широкую дорогу в жизни. Как же я был оскорблен в семидесятые годы, когда прочел роман В. Астафьева «Царь-рыба»! Было очень обидно за литературный псевдоним Чушь вместо названия села - Ярцево - и за тех людей, что стали прототипами его повествования. Он вывел их сплошными озверевшими браконьерами. Да, красную рыбу в селе местные жители ловили, унаследовав этот промысел от предков (и писателя на рыбалку брали, ушицей угощали). Все население снабжали по сходной цене рыбой. Такова жизнь. Где-то в шестидесятых - семидесятых годах рыбнадзорами работали местные жители, так рыбаки им по очереди добровольно, по договоренности, сдавали часть улова, на что составлялся протокол. Их штрафовали... Это обе стороны устраивало. И рыбы от «незаконного» промысла в Енисее не убывало. Один из бывших, так называемых, браконьеров был мне хорошо знаком, и он поведал мне такую историю. Когда с визитом в СССР находился Фидель Кастро, Леонид Ильич Брежнев решил угостить его осетриной. А самой вкусной и ценной осетровой рыбой признана енисейская, а не волжская-архангельская. Потому через партийные органы был сделан заказ «на осетринку из Ярцева» в Москву, в Кремль. Ярцевский рыбозавод с задачей тогда справился. Благодаря в том числе и «браконьерам», которых обязали выловить необходимое количество рыбы. Мой знакомый смеялся, что он тогда первый раз «браконьерничал» под охраной родной милиции, чтобы не захватил врасплох краевой рыбнадзор. Вот так и бывает - если очень нужно, то можно. И на партийные форумы ярцевская стерлядочка и черная икра доставлялись, как становилось постепенно известно, в заказанном количестве. Однажды лишь, говорят, в нужное время рыбка красная плохо ловилась со всеми, видимо, вытекающими отсюда последствиями. Хотя Ярцевский рыбозавод, как я знаю, специализировался на черной рыбе - щуке, окуне, сороге, так как не было необходимых снастей и нужного числа и уровня рыбаков.

Что и говорить - мы все любим ярцевскую рыбку! И когда я в одной из многочисленных командировок по необъятному Союзу заказал в ресторане черную икру и получил кусочек хлеба с маслом, на котором досыхало несколько старых икринок, то сплюнул... Эх, Семен Григорьевич, - светлая тебе память! - покормил ты меня свежей черной икорочкой из необъятного, казалось, берестяного туеса. И прикормил к этой благословенной рыбной земле. Сколько лет я каждый отпуск на крыльях летел в Ярцево. Путешествий по стране мне хватало в течение трудового года, а один месяц отдыха я проводил обязательно на малой родине. Сым, Кас, Кутукас, Исаковка, Вороговка - все речки я облазил, на всех рыбачил, ягоды собирал. На своей лодке сплавлялся из Красноярска, поднимался на ней же (иногда, правда, загружал ее на какое-нибудь идущее вверх судно). Со всеми речниками, рыбаками подружился. И длилось бы, наверное, это до сих пор, если бы не встреча на Исаковке с медведем. Он вышел на меня неожиданно, неслышно. Я вскинул палку, Закричал так, что челюсть вывернулась, и... упал, поскользнувшись на мокром камне. Зверь посмотрел на ошалелого мужика с тонкой безобидной палкой. И ушел. А я сломал, как оказалось, при падении бедро. Боли сначала, в шоковом испуге, не почувствовал, добрел, опираясь на палку, к приятелям... Храню теперь палку-спасительницу на балконе, мучаюсь болями в неудачно оперированном бедре. И не езжу больше в Ярцево. А знаете, как хочется?! В завершение повествования о моих чувствах к родной земле еще несколько слов о маме. Пережив столько бед и утрат, выполняя в лесосеках тяжелую мужскую работу, она прожила 92 года. О ней писала как о старейшей жительнице Красноярска «Сегодняшняя газета» в 2003 году. Автор Ольга Гуляева рассказала то, о чем я сейчас поведал, удивилась тому, что мама в таком возрасте хорошо передвигается не только по комнате, но и по сумасшедшему, как она определила, Красноярску, даже съездила в Абакан посмотреть на маленького правнука Петю, много говорит о Ярцеве, помнит всех по именам-отчествам, читает книги и считает, что все в жизни построено на любви, сама всю любовь сердца направляет на сына, двух внуков и трех правнуков...

Теперь мамы нет. Остались фотографии, сохраненные ею, из Жизни семьи Чепаловых в Забайкалье, семьи Сизых в Приангарье, нашей общей Жизни в любимом мною Ярцеве. Если бы я мог сейчас поехать в наше село...

Виталий Сизых. Красноярск 2004 - 2005

В оглавление