Гартунг Мария Самойловна (в девичестве Гольман) родилась 14.12. 1930 года.
Жила в селе Солнечном, что находится вблизи г. Энгельса Саратовской области.
Жизнь в Поволжье
Отец работал на пекарне, а мама вела хозяйство и смотрела за детьми. Всего у неё родилось 12 детей, из которых выжило только четверо - Самер, Андрей, Давид и Мария (наша респондентка). Село, в котором они жили, было большим - четыре или пять улиц, была церковь, которую потом превратили в клуб.
«У нас там был большущий дом, пятикомнатный, и второй дом был в ограде, потому что семья была большая. В хозяйстве была корова». С девяти лет Мария начала доить корову.
Детство нашей респондентки было недолгим - в 1933 году умер отец, он был сердечником, а в начале 1938, когда Мария пошла в первый класс, умерла мать.
О голоде 33 года Мария Гартунг знает не понаслышке. Её мама рассказывала, что выжили только благодаря корове, которая давала по 3 ведра молока в день.
« Вот я помню, как - то один раз пошла, маленькая была, годика четыре, наверное, было, мама мне говорит :«Ты куда пойдешь, там очередь большая, тебя там задавят». А я все равно пошла, я пришла, там народу была такая куча, что один на другого лезут, давят друг друга, потому что был голод. Какой-то дядька говорит: «Пустите эту девочку маленькую». Он меня поднял на руки, на продавца говорит:«Дай-ка ей пай». Там же по спискам было, но фамилию я знала, я говорю «Гольман», она мне в сумку положила хлеба, и я, не помня себя от радости, побежала домой». А потом в 37 году, это помнит уже сама респондентка, урожай был таким, что зерно не помещалось в амбары; наверху, на чердаке, было засыпано тонн, наверное, 10 хлеба.
Андрей и его жена Катя работали в колхозе. Андрей был трактористом. Старший брат Самер был председателем сельсовета. Однажды он пришел и говорит: «Собирайтесь, сейчас на подводу пойдем, будут нас вывозить всех». Мы думали только нашу семью, я -то не соображала ничего, мне всего было десять лет. Его жена спрашивает: «Нас, что ли, одних?». Мария Самойловна вспоминает: «В нашем селе жили люди разных национальностей: татары, украинцы, казахи. Но вывозили только нас одних, говорили, что Гитлер наступает на Сталина. Мы в вагоне все плачем. Это известие было для нас неожиданным. Может, кто и знал заранее. И брат, может, знал, но он ничего не говорил. Хоть что-нибудь собрали бы хоть в дорогу. У нас большие белые калачики стряпали, ведь можно было заранее постряпать и взять с собой в дорогу…»
До места мы ехали долго: в «телячьих» вагонах, на лошадях... Нашу семью расселили по разным местам: жену и родного брата в село Троицкое Пировского района, а нас – в село Бельское того же района. Нас и еще две немецких семьи поселили в большой, просторный пустой дом. Ничего там не было: ни мебели, ни железной печки…
Братьев отправили в трудармию. Двое братьев умерли там. Самер умер в 1944 году, а Андрей умер в 1945 году. Они в трудармии работали в лесу, пилили лес вручную. Есть там было нечего- голодные, холодные. Их труды даже не оплачивались.
«Женщин, когда я в Челноках жила, брали тоже в трудармию на кирпичный завод, не смотрели, можешь – не можешь.
Детский дом в Казачинском районе. Источник -
Красноярск-Берлин. 1941-1945. 2009
Почти сразу же после того как забрали Самера и Андрея, умерла жена Андрея, и мы остались одни : Давид, я и маленький Ванюша, у которого были красные щечки, потому что у него был диатез. Нас с Ванюшкой забрали в Казачинское в детский дом, Давид отказался идти». Трудно поверить, но этот мальчик ( ему было 13-14) жил тем, что-то заработает или выпросит кусочек хлеба у кого-то. Марию и других ребятишек отправили в Дудовский детский дом.
Отдельно хочется сказать о судьбе маленького Ванечки. Гольтман Иван Самойлович отроду двух лет «потерялся», как говорит наша респондентка. Когда её отправили из Казачинского детского дома в Дудовсий, Ванюшка остался в Казачинском. У. М.С. разные предположения. Может, он умер (был очень болезненным и слабым); может, его усыновила одна бездетная сотрудница этого детского дома (М.С. разговаривала с ней о брате)…. Но так или иначе, судьба маленького Ванечки до сих пор не известно нашей респондентке.
О своей жизни в Дудовском детском доме М.С. вспоминает:
Детский дом в Казачинском районе. Источник -
Красноярск-Берлин. 1941-1945. 2009
«В Сибири холод, голод, как только вот выжили, я и сама не знаю. Мне тётя сшила красивое платье ещё до переселения. А когда была в детдоме, мальчик пролил на меня чернила. Я очень сильно ревела, взрослые думали, что сердце у них остановится от такого рёва.
Директора детдома звали Василий Иванович, у него было две девочки. Жена его, Мария Ивановна, тоже работала в детдоме учителем (от ред. наверное, воспитателем). Вместе с ней иногда приходили обе дочки. И вот они ко мне пристали , сядут рядом и сидят, смотрят, как я пишу. Василий Иванович, директор детдома, присмотрел меня в няньки к своим девочкам и как-то говорит: «Пойдем к нам, девчонки хотят с тобой играть». Писали мы карандашом, а потом ручками, рисовали на полу, потому что пол был теплым. «Пишите вместе», - говорил он. Я писала, а девочки просто черкали на листочке.
Директор детского дома был не против того, чтоб мы разговаривали на своём языке. Он говорил, что нужно учить русский язык, но свой всё равно забывать не надо.
Есть хотелось всегда, и я стала ходить по людям. В Дудовке было много ребятишек разных национальностей: и татары, и казахи. Когда со мной разговаривали, я только улыбалась, потому что не понимала, что они говорили. Дети говорили, чтоб я садилась, пока их родителей не было. Когда родители приходили, дети рассказывали, что я хожу, собираю куски, п.ч. у меня нет ни мамы, ни папы. Со временем я стала понимать по-русски, по-чувашски, а потом и по-татарски». В детском доме М.С. прожила около 4 лет, потом все- таки брат Давид забрал ее и увез в Александровку. Директор детдома отговаривал его, говорил, что если я останусь в детском доме, мне легче будет потом будет куда-то поступить. Но Давид стоял на своем, и так мы оказались в Александровке. Мы жили в доме вместе с другими переселенцами. Каждый день нам полагалось по 500 граммов овсяной муки- это был наш паёк. К тому времени я пошла на работу в колхоз, возила на быке воду. Бык такой непослушный был, вредный, а я маленькая, никак не могла с ним управиться». Тут хоть плачь, хоть скачь». Давид пошел к бригадиру и рассказал о моих бедах, и вскоре меня перевели на ферму, я ходила за отъемышами поросятами, чистила, убирала, кормила. Было трудно.
Люди были сняты со спецпоселения в 1956 году. Жизнь сильно не изменилась, такой же и осталась.
Где-то в 60-ые годы нам разрешили вернуться, но только не в свои дома. А на свои дома не претендовали чтобы, если там жили люди. Наш дом до сих пор стоит, там живут люди. Потом нам возместили стоимость нашего дома - нам дали 8000 рублей, в то время это были большие деньги.
Была комендатура, ходили отмечаться. Отмечаться ходили те, которые были трудоспособные. Я маленькая была, а коменданты с пистолетами были, заставляли расписываться, чтобы ты никуда не убежал, никуда не делся. А потом под конец они уже не сильно сердитыми были.
Люди всяко относились, когда я подросла, я уже считалась русской. Хорошо относились - можно даже так сказать.
Фашистами никто не называл, просто, когда были маленькими, были шутки «ты такая же фашистка, как и я».
Когда Сталин умер, все собрались в конторе, там было одно радио. Кто-то переживал, плакал, а кто-то говорил -ну сдох и сдох.
Я не понимала, нужно было переселять или нет, потому что я маленькая была. Почему -то только немцев переселяли, я не понимала, почему не переселяли казахов и татар.
Была бы молодая, я бы вернулась на Родину. Я по-немецки мало знаю, забывать стала много. Муж был немцем, свекровка была немкой. (от ред. Жизнь Марии Самойловны Гартунг не сложилась: отношения не заладились со свекровкой, муж был далеко не идеальным, да и ни одного ребёнка не смогла выносить. Сейчас М.С. под опеку взял сын Давида. И то хорошо.)
Паспорт респондента:
Гартунг Мария Самойловна
14.12.1930
с. Галанино,
интервью записано 15.07 2016.Самойловой Дарьей и Герасимовой Екатериной.
Фото взяты с сайта
HTTPS://my.krskstate.ru/docs/greatwar/deportatsiya-sovetskikh-nemtsev/
11-я фольклорно-историко-этнографическая экспедиция Енисейского педагогического колледжа