Красноярский край, г.Ачинск 11 июня 1989 г.
Я, М.И.Коренев, родился 24 сентября 1914 г. на
ст.Муравьев-Амурский (ныне ст.Лазо)
Приморского края. Аресты начались в мае.
Думалось, что это и верно. Был арестован в
сентябре 1937 года по месту работы на ст.Ружено (Ружино - ред. сайта).
Это в 47 км от ст.Лазо, где жили мои родители.
После каждого ареста собирался митинг, где
и “разоблачали" врагов народа... Работал
пом. машиниста. Привезли домой и в
присутствии сестры Анфисы Ивановны сделали
обыск. Забрали учебники по
железнодорожному делу и "взрослый"
велосипед. Следствие вел следователь
Андреев. Обвинял в дискредитации Советской
власти.
Это было время, когда по всей стране разворачивалось движение стахановцев. На железной дороге возглавил его Алексей Кривоногов. Поддержали его почин и мои старше товарищи по депо ст.Ружено , Приморского края.
Мы были молоды... Всем депо выходили на субботники. Строили себе клуб. На следствии следователь укорял нас: "Тоже мне нашлись умники - бесплатно клуб взялись строить... Вы думаете Советская власть такая бедная? Вот отсидишь 10 лет, тогда узнаешь, как бесплатно строить". Или говорил: "Вот отсидите 10 лет, так сразу поймете, как тяжеловесные составы водить".
В подвале каменного дома поселка при станции со мной были брошены Михаил Путилин, Пинда Иван, Ефимов Николай, Терентьев Оксен, Рунник, Иван Слесаренко, Василий Одабеско, Лукьянов Анатолий. Все рабочие-железнодорожники ст.Ружено. Был арестован и находился вместе с нами секретарь политотдела станции т.Одиноких. (Кстати, участник штурма Волочаевской сопки... Начальник пути Шаляпин, пред. профкома депо Барков, начальник отделения железной дороги Грихнев и его жена, зав. клубом на станции Николай Пащенко, жена машиниста Валентина Томина, секретарь парткома депо Латышев, секретарь парткома стр. Управления при ж.д. Мажор, начальник электростанции Саулевич, начальники станции Белоусов и Фурмос Николай Ефимович, рабочие депо: слесарь Ефим Голущенко, мастер Гребенюк Иван, кузнец Василий Шевчук, бригадир Грантовский и др. люди, которых я не знал.
Следствие продолжалось полгода. Обвинения... угрозы... Порой мои товарищи возвращались с допросов избитыми.
В январе 38-го нас, руженских, человек 40, этапировали в тюрьму г.Ворошилово-Усурийское (ныне г.Усурийск). Разбросали по камерам. Меня поместили в 5. Здесь уже сидели люди - военные с городского гарнизона. Были люди и из соседних городов: Ямана, Спаса... Потом всех перегнали в пересыльную (большая камера) всего человек около 300. Пробыли тут три месяца. Каждый день прибывали люди. Кормили всего 2 раза баландой. Потом объявили: погонят в Красноярский край. Как-то охранник отобрал 35 человек и велел нам лезть на чердак. Там лежали шинели без петлиц, фуражки, офицерские, сапоги, чемоданы.. Приказал разобрать кому что нужно из теплой одежды. "Пропадет - все бесхозное"... Мы догадались - это вещи расстрелянных. Кто-то из нас брал, а кто-то не дотронулся. В марте наш этап загнали в вагоны и повезли в Красноярский край. 31 марта 1938 г. поезд остановился на ст.Решеты (между Тайшетом и Тинской). Выкликая из вагонов, объявляли приговор: "Осужден Тройкой УНКВД по статье "кри" (КРД - ред. сайта)на 8 лет ИТЛ, на 10 лет ИТЛ..." Со станции повезли на 1-й лагпункт. Начальник 1 ОЛП Шлыков встретил нас отборной бранью: "Чтоб вы здесь подохли” Здесь уже были люди отовсюду: Ленинграда, Читы, Алтайского края... В основном ученые и военнослужащие. Помню, сидел полковник из Москвы Петр Николаевич Преображенский. Он был осужден на 8 лет. Работал ветврачом конюшни лагпункта.
Сидели журналист с Вологды Непеин Борис, начальник Чукотки Генденрейх Лев Николаевич, алтайцы Сергей Правдин и зоотехник Суханов, читинцы Илья Беломестный, Крымко и ветврач Иконников, сидел секретарь комсомола ж.д. из Хабаровска Иванов-Дорофеев, Николай Гречко...
Условия тяжелые… Морозы до 50о. Днем ставили себе палатки. Спим у костров под открытым небом. Постели никакой ни давали. Многие начинали болеть, умирали... Врачей для нас не было. Кормили баландой. Заедали вши. Оскорбления, тычки от охраны... Работали в "оцеплении" на лесоповале и вывозке леса за 4 км к ж.д. линии. Норма за лето два "оцепления". "Оцепление" - это участок леса, размером в 300 га со стороной 2-2,5 км. Между "оцеплениями" на просеках, ширина около 40 м, колючая проволока и по углам вышки с часовыми. Кругом непроходимые болота и тайга. Подкармливались что бог пошлет: черемша, лесная живность... Были случаи и людоедства. Охранник "проворонит" и...! На работу выводили два конвоира по 25 человек. Бригада состояла из 50 человек и 8 лошадей. ТБ никто не обучал. Валили лес, кто как мог и умел: куда ствол падает - пусть и падает, а там уж твое дело "как уберечься". Мошка слепила глаза, комары заедали до крови. Было много несчастных случаев, травм...
По мере разрастания количества лагерей, контору Управления Краслаг в 47-м году перевели из г.Канска на ст.Пойма. Отсюда через промежутки расходились "усы", которые упирались в лагеря. Лагеря ставились с таким расчетом, чтобы лесоповал из них шел навстречу друг другу.
В сентябре нас перевели на лагпункт "Бурятский". На 1-ом ОЛП остались те, кто не мог работать... О судьбе их не знаю. Дали спец. одежду: фуфайку, шапку, стеганные носки и кирзовые ботинки. Из бересты сделали себе посуду, а то в 1-м баланду наливали в то, у кого что есть: шапка, банка... Питание немного улучшилось. Утром давали 750 г баланды, 30 г крупы (дробленый ячмень) на человека. В обед баланда и хлеб. Вечером, не выполнившим план (125%) пайку баланды снижали до 500-400 г, хлеб до 650 г. За хорошую работу, перевыполнение плана давали 850 г хлеба и "сандаревский гуляш". Это картофельные очистки и конина. (Обзывали это месиво по имени повара Сандарева). Когда хлеба не было, заменяли картошкой "в мундире". Соли не было, а так много ее не съешь... Летом вместо очисток выдавали арбузные корки...
Побеги из лагеря не удавались. Да и куда бежать? Везде их ждала верная смерть. Собаководы Зеленин и Роликов, занимались розыском, а найдя, расстреливали на месте и привозили убитых к воротам лагпункта. На устрашение...
В апреле 39-го опять переводят нас на новое место. Позади вырубленная тайга - впереди неизвестность. Начальник 5-го лагпункта Осташенко приказал нам опять всю одежду снять, постричься и помыться в бане. Выдал всем новую спец. одежду. Получили чашку, ложку и кружку. Здесь за хорошую работу меня назначили бригадиром на вывозе леса. Бригада моя была человек 50 и подвод 20 с лошадьми. Старались план выполнять.
Через 5-а АП в 1939-40 гг. прошло около 30 тыс. человек. Потом их отправляли в Норильск... Охрана ходила без знаков различия. Даже петлиц не бело. Нитками сами себе вышивали воинские звания... Это были - "самоохранники". В начале войны придумали каждому носить на груди деревянную бирку с номером и фотографией. Потом для страны стали присылать солдат и офицеров, которых признали негодными к строевой службе. Фронтовики относились к нам, зекам, лучше. Они понимали, что никакие мы ни враги народа. Иногда удавалось поговорить о чем-нибудь. Были прикреплены к бараку и девчонки-воспитательницы, из местных, лет 14-15. До сих пор помню Фаину Мешкову и Кикилу (имя забыл)...
Здесь я проработал до 1942 года. Был вместе с бригадой переведен на 8 лагпункт. Тут сидели человек 20 из Харбина - бывшие семеновцы, бежавшие в Китай. Нас они обзывали "русские голодранцы".
Однажды зимой я был свидетелем такого случая. Охранник Кислов приказал заключенному из бытовиков Ильченко принести дров на костер. Был сильный мороз, тот отказался. Кислов приказал ему раздеться донага и поставил его "на пень". Стоял наказанный при 30-градусном морозе примерю минут пять... Потом охранник отпустил его.
План моя бригада уже перевыполняла. Оставляя ежедневно одного-двух "отдыхать" - работали при санпункте - работали так, что едва до нар доходили. За добросовестную работу мне был снижен срок на 6 месяцев.
На 8-м лагпункте я пробыл до мая 1947 года. При освобождении за все время работы без выходных я получил от начальника Грышко 160 и 100 рублей премиальных старыми деньгами.
Домой посоветовали сразу не ехать, а остаться жить на месте... Получил справку об освобождении...
Записал Холкин Борис - гор. отделение ИПО "Мемориал",
11 июня 1989 г.