Марзал Эмма Кондратьевна (1930 г. р.) родилась в Саратовской области, селе Крым. О своем селе Эмма Кондратьевна говорит с большой гордостью: ведь оно было очень большим – была церковь, школа и даже институт. Население села Крым было только немецким, русского языка поэтому не знали. Название улиц, магазинов - все было на немецком языке. Отец, Кондрат Кондратович Энгельгард, работал плотником, а мать, Амалия Кондратьевна Рамих, работала на молокозаводе, изготовляла мороженое. Детей в семье, кроме Эммы, больше не было, они умерли еще во младенчестве. Э.К вспоминает, что на Рождество и Новый год с нетерпением ждала елку, праздника, подарков. Елочку наряжали самодельными игрушками. А в качестве подарков обычно дарили кулек с конфетами. Учеба в школе приносила девочке радость, даже сейчас, вспоминая те дни, Э.К. жалеет о том, что проучилась всего 3 класса. В школу ходила в платье с белым воротничком. Успели принять Эмму в октябрята и пионеры, с гордостью носила она пионерский галстук и значок. Вспоминая о школе, она говорит о том, что на стене висели портреты Ленина и Сталина, на переменах никто не нарушал порядка, девочки пели песни на переменах.

Играть после школы было некогда, обычно, придя из школы и сделав уроки, помогала родителям, «то пол вымоешь, то обед сваришь, а где и за скотом присмотришь». А мальчишки на улицах обычно играли в городки. Дом семьи Энгельгард был хоть и небольшим, но уютным, состоял из детской комнаты, спальни родителей, зала, летней кухни. Особенно теплота дома чувствовалась, когда вечером родители приходили с работы, и небольшая семья была в сборе. Мать Эммы Амалия Кондратьевна не была белоручкой, у семьи было небольшое хозяйство – корова и козочка. При доме был небольшой огородик, где садили картошку.

Так размеренно и мирно жило большинство немецких семей, не исключением была и семья Энгельгард. Жаль, недолго продолжалось семейное благополучие, наступил 1941 год. Э.К вспоминает, как в конце августа объявили о депортации из репродуктора на сельской площади. И начались спешные сборы. До сих пор она жалеет, что не взяли с собой семейные фотографии, и они, может быть, до сих пор на чердаке их дома в деревянном ящике, спешно забитом отцом в надежде, что война закончится и они вернутся в родные места. Скот отвели в колхоз, последний раз семья Энгельгард видела свой дом, последний раз закрыли они дверь и повесили на нее замок. Больше в тех местах никому не довелось побывать. Только один раз туда ездила их знакомая и, вернувшись, сказала, что у дома Энгельгардов появились новые хозяева-ингуши, а ее дома нет совсем.

С собой взяли то, что успели, нормы ограничивающей не было - могли взять то, что поместится на подводе. Сначала их переправили через Волгу, а потом их погрузили в холодные «телячьи» вагоны, где спать пришлось на полу, прямо на соломе. В дороге их не кормили, ели то, что удавалось купить на станциях и что успели взять из дома. Ехали где-то около месяца, и в первые дни октября путников встретила Сибирь - Красноярск. Дорогу уже сковало, грязи не было, и семьи отправили на подводах, так со станции и ехала колонна подвод и уменьшалась по мере приближения к Енисейску.

Семью Энгельгард отправили в деревню Малобелая. В пути было холодно, и Э.К. вспоминает, что они были закутаны во все теплые вещи, какие были с ними. Так они и въехали в деревню, закутанные по глаза, а местные жители, ребятишки, смотрели на поселенцев удивленно, словно на людей с другой планеты. Поселили их в домике у самой окраины села вместе с еще одной семьей. Эта зима была самой трудной. И если бы не вещи, привезенные с собой, которые обменивали на картошку, брюкву, то до весны бы не дотянули. Хлеба, что давали на каждого человека (по 350 граммов), не хватало. А весной пошла черемша, ее обычно варили в большом котле, и она напоминала по консистенции кашу. Климат был совсем другой, одежды подходящей не было, поэтому зимой на улицу дети не выходили. Амалия Кондратьевна сшила мужу бурки из ваты. Весной выделили небольшой клочок земли, чтобы посадили картошку, но семян не было. Амалия Кондратьевна нанималась в работники, копала огороды, за это ей давали семенной картошки, сажали даже очистки.

Мать Э.К. работала дояркой, а отец первое время на скотном дворе, но вскоре его как плотника отправили в деревню Ялань. Туда же перебралась вся семья. Выделили им домик из 2 комнат, но прожили они там недолго. В 1943 году Кондрат Кондратьевич умер: сказалось недоедание и тяжелая работа. Амалия Кондратьевна работала в пекарне. В 14 лет Эмму Кондратьевну устроили работать в контору мыть полы, и это было большой удачей.

В 17 лет Э.К. отправляется в Волчий бор на заготовку леса (это где-то километрах в трёх от Ялани), там она проработала два года. В Волчьем бору трудились не только депортированные, но и военнопленные. Э.А. была маркировщицей, в ее обязанности входило отмечать на торце бревен римскими цифрами сорт, толщину и т.д., кормили горячим один раз в обед. Жили в бараках, они были метров по 20 длиной, был женский и мужской. А когда создавались семьи, то жили в мужском бараке, добавив лишние нары и отгородившись занавеской. Выдавали теплую одежду: фуфайки, штаны, валенки. Промокшую одежду сушили в специально отведенном помещении - пожарке. Но они не только работали, но и умели отдыхать. Каждые выходные в клубе были танцы, под гармошку Лукьянцева танцевали, пели частушки. Один раз в два месяца приезжало кино. Молодых людей тут было очень много, и поэтому девушки из ближних деревень приходили продавать в Волчий бор лук, чеснок и прочее, что, конечно, было поводом для знакомства: ведь парней в деревне после войны можно было по пальцам посчитать. Любой девушке во все времена хочется быть привлекательной, хочется нравиться. Эмма Кондратьевна ходила в платьях из мешковины, окрашенной корой лиственницы, благодаря этому мешковина становилась ярко-бордового цвета, также как краситель использовали марганцовку. Там, в Волчьем бору, Э.К. встретила свою судьбу - будущего мужа Ивана Алоизовича Марзала. Он был одесским немцем. После Победы его привезли в г. Красноярск, где он был заключен на 1 год в тюрьму. А потом отправили на лесозаготовки в Волчий бор. В его обязанности входила вывозка леса на лошади. Э.К. рассказывает, что хотела выйти замуж именно за человека своей национальности, хотя многие русские парни заглядывались на неё, но она твёрдо решила – только немец. Иван Алоизович часто угощал свою будущую жену урюком, который покупал там же, в Волчьем бору, где был небольшой магазинчик, торгующий хлебом, мясными консервами. паштетом. Свадьба была небогатая. И.А. сумел достать где-то 1 литр спирта да картошку потушили с мясом. В бараке молодой семье отделили уголок шторками, на топчан добавилось досок. Про них можно было сказать: жили бедно, но были счастливы. Из военной шинели своего мужа Э.К. сшила себе пиджак. Так прожили до весны 1950 года, когда их семью отправили в Усть-Кемь. Э.К. родила и вырастила троих детей, у нее есть внуки и правнуки. Жизнь сложилась удачно, а значит, прожита не зря.

Ольга Крушинская. Сибиряки поневоле