Антон Иосифович родился в 1912 г. в
посёлке /хуторе/ МИРНЫЙ, БОЖЕДАРОВСКОГО р-на /ныне
КРИНИЧАНСКОГО района ДНЕПРОПЕТРОВСКОЙ области
УССР/, украинец. Хутор находится в 80 км от
ДНЕПРОПЕТРОВСКА и примерно в 9 км от ГУЛЯЙПОЛЯ.
Ближайшая станция - НЕЗАБУДИНО, в 12 км от Мирного. В
конце 20-х годов в Мирном было 42 двора, а в начале
30-х осталось 7 или 8 семей: одни были
депортированы, а другие бежали, бросив хозяйство.
Депортации начались в 1929 году, поначалу
крестьянские семьи высылали "за пределы
округа" /Днепропетровского/.
Но удушение крестьян началось раньше, с 1928 г. Кроме украинских сёл и хуторов, на Днепропетровщине было много немецких. Например, в 18 км от Мирного стояло немецкое село МАРЬЕВКА. Антон Иосифович помнит, как в 1928 г. он приехал на мельницу в ближнее немецкое село и застал его совершенно безлюдным, будто вымершим или брошенным в невероятной спешке. Даже на обеденных столах осталась вся посуда. Оказалось, что жители покинули село, торопясь в ОДЕССУ на последний из пароходов, увозивших немецких крестьян, видимо, куда-то за океан. Лишь небольшая часть немецкого населения осталась тогда в этих местах, и почти все оставшиеся попали вскоре под депортацию.
В этом же 1928 году на семью Антона Иосифовича навесили "твердое задание". Всё положенное семья сдала, и тут же на них навесили ещё одно такое же "задание". Пришлось продать часть хозяйства /в т.ч. одну из трёх коров/, но "задание" выполнили. И тут же - третье такое же "задание"!
Собрался семейный совет. Если продать вообще всё
добро, смогли бы "сдать" и в третий раз.
Только где гарантия, что не повторится то же
самое? Решили не сдавать. Весной 1929 г. отца, Иосифа
Ефимовича МИРОНОВА /р. около 1880/, забрали "за
невыполнение хлебосдачи". Потом от него дважды
приходили письма из КОМИ-ЗЫРЯНСКОЙ АО, с 4-го
лагпункта какого-то лагеря. В 1933 или 1934 г. его
товарищи по неволе прислали письмо о его смерти.
Около полуночи 23 февраля 1930 г. за семьёй
"пришли", дали несколько часов на сборы и ещё
до рассвета вывезли на ст. НЕЗАБУДИНО: мать -
Серафиму Яковлевну /р. около 1880/, сыновей Антона
/р. 1912/ и Ивана /р. 1919/, дочерей Анну /р. 1907/, Ольгу /р.
1908/ и Анастасию /р. 1910/. Кроме них, в ту ночь с
хутора не забрали никого, но на станцию было
согнано много семей из других сёл и хуторов. Всех
погрузили в телячьи вагоны с двухэтажными
нарами. В составе было 15-20 таких вагонов. Там, куда
загнали семью Мироновых, оказалось в общей
сложности 42 человека. Куда повезут, никто,
конечно, не знал.
Примерно 9 марта 1930 г. состав пришел в АРХАНГЕЛЬСК. Прямо на станции всех выгнали из вагонов, отобрали трудоспособных мужчин, их снова загнали в вагоны и повезли в обратную сторону, до станции ЕМЦА примерно в 200 км от Архангельска. Туда попал и Антон Иосифович. Этап в 150 или 200 человек, все из "незабудинского" состава. Их выгрузили на разъезде ШЕЛЕКСА в 3-4 км от ст. ЕМЦА и под конным конвоем погнали колонной в глухую тайгу, за 5 км от разъезда. Там на поляне лежала куча пил и топоров. Начальник конвоя показал на эту кучу: вот, стройте и живите. Ссыльные стали валить лес и строить "курени" - шалаши высотой до 10 метров с нарами в 4-6 этажей. Скреплять бревна было нечем, их кое-как соединяли деревянными штырями. Невозможно было и вкопать бревна в скованную морозом землю, тогда начальство распорядилось ставить их концы в мелкие лунки и заливать водой, чтобы всё замерзло. Крыши и нары настилали из жердей и забрасывали ветками. Конвоя не было, но вокруг леса стояло оцепление.
Вскоре на то же место стали пригонять новые колонны ссыльных, - видимо, из других составов. Они начинали строить свои шатры. Продукты получали в поселковом магазине на берегу р. ЕМЦЫ. Десятник раз в 3-5 дней выписывал продукты на бригаду, и несколько ссыльных под конвоем ходили за ними в посёлок. На человека в день приходилось 600-800 гр. хлеба, от "категории", и щепотка крупы. Её хватало сварить на один раз /варили в котле на всю бригаду/.
Когда бригада заканчивала строительство "куреня", составляли список, кто уже "построился", и через некоторое время привозили из Архангельска семьи членов этой бригады. Оказалось, что в Архангельске депортированных держали в церкви, где на 16-этажных нарах томились тысячи людей.
Семьи везли на Емцу в апреле - начале мая, когда в лесу ещё лежал глубокий снег. Семьи селились в бараках-"куренях". По ночам в бараках жгли костры, а сквозь крышу из набросанных веток просвечивала луна. По утрам приходилось отрывать от нар примерзшую одежду. В мае население посёлка ссыльных выросло примерно до 15 тысяч.
Во второй половине мая снег сошёл, и земля начала оттаивать. Место оказалось болотистым, незакреплённые опоры жалких построек "поплыли" на зыбкой почве. Однажды ночью рухнул громадный барак, в котором спали 300-400 ссыльных. Было много погибших и покалеченных.
Ещё страшнее оказалось другое. Растаяли и потекли прямо на посёлок нечистоты, скопившиеся рядом с жильём. Началась дизентерия и другие инфекции. В июне умирало по 40 человек в день. Власти забеспокоились и начали вывозить ссыльных с этого гибельного места. По слухам, всего вывезли живыми примерно 7-8 тысяч человек. Раньше всего, в начале июня или даже в конце мая, пришло разрешение отправлять на родину детей до 11 лет, если там их могли принять родственники. Говорили, будто этого разрешения добилась Н.К.Крупская. Ивана МИРОНОВА увезла к себе старшая замужняя сестра, которая не попала под депортацию.
В начале лета в посёлке поставили лесопилку, после этого построили больницу, контору, магазин. В июле ссыльных начали вывозить - грузили в вагоны и развозили по всей Северной железной дороге. МИРОНОВЫХ вывезли в начале августа 1930 г. в ПЛЕСЕЦКИЙ район Архангельской обл., на 13-й километр ветки КОЧМАС, отходившей от ПЛЕСЕЦКА. Там стоял посёлок ВЕТКОВСКОГО лесопункта, где к этому времени уже жили и ссыльные, и вольнонаёмные рабочие. С Емцы сюда привезли 8-10 вагонов ссыльных, примерно 300-400 человек. Дальше по ветке стояли другие посёлки, куда тоже попали ссыльные с Емцы: на 17-м километре был посёлок поменьше, а в конце ветки, на 22-м километре от ПЛЕСЕЦКА, посёлок состоял из 5-6 бараков лагерного типа.
В посёлке лесопункта ссыльные стали строить бараки - на 2 крыльца, с двумя общими кухнями и 10-12 комнатами. В каждой комнате селилась одна семья. К середине 30-х годов в посёлке было 32 таких жилых барака, не считая построек, существовавших до появления ссыльных украинцев.
В посёлке была больница и школа-десятилетка, в которой учились дети ссыльных со всего Плесецкого района /в другие школы их не принимали/. Все учителя в школе тоже были ссыльными, вольнонаёмный был только директор, ленинградец с женой и двумя дочками /см. ниже/.
Часть ссыльных обслуживала железнодорожное хозяйство, остальные работали на лесопункте - рубили, окоривали, распиливали и грузили лес. Еловые балансы отправляли на экспорт. Женщин на эти работы не брали, и они постепенно стали расчищать участки на лесосеках, сажать овощи. Потом образовалась сельхозартель, там завели коров и со временем даже стали вывозить артельное масло на продажу в Плесецк. Работали в артели в основном женщины. Нетрудоспособным полагалось по карточкам 400 гр. хлеба. В поселковом магазине всегда было много видов рыбы, крупы, даже мясо. Ничего похожего на голод в 1932-1933 г. здесь не было. В 1933 году одному из ссыльных разрешили поехать к родственникам на Украину. Он вернулся в ужасе и рассказал, что уехал обратно сразу, как только увидел, что там творится.
Первое время ссыльным приходилось отмечаться в комендатуре раз в 10 дней, потом 2 раза в месяц, позднее раз в месяц. В конце 1934 или в начале 1935 г. из Архангельска потребовали прислать грамотных девушек. Из посёлка послали около 10, в т.ч. Ольгу и Анастасию МИРОНОВЫХ. Через неделю от них пришли письма. Оказалось, что их определили в прислуги, - Ольгу к председателю /?/ обкома, а Анастасию к директору театра им. Пушкина. Хозяева их кормили, платили кое-что, можно было приодеться. В 1935 или 1936 г. Ольге и Анастасии дали паспорта.
3 марта 1935 г. получил паспорт Антон Иосифович и ещё четверо жителей посёлка, - те, кого считали хорошими работниками, а позднее ещё троим в посёлке тоже дали паспорта. В том же году уехала в Днепропетровск Анна МИРОНОВА. До депортации она работала машинисткой в райисполкоме, и только теперь оказалось, что в списках на депортацию её не было. Для выезда ей дали справку в комендатуре.
Как-то раз Анастасия в письме пригласила брата к себе в гости. Антон Иосифович приехал на несколько дней в Архангельск. Оказалось, что директор театра с семьёй уехал в отпуск, потому Анастасия и смогла пригласить брата. Квартира директора находилась в здании театра. Антону Иосифовичу выпал случай послушать оперу из директорской ложи.
В начале 1937 года в посёлок неожиданно приехала Ольга и рассказала, что ночью в квартиру ворвались военные и увели хозяина с хозяйкой, а ей велели убираться в 24 часа. Летом вдруг прекратились письма от Анастасии, а спустя некоторое время письмо от неё пришло... из Днепропетровска. Она написала, что директора театра с женой и маленьким сыном забрали, а ей велели уезжать подальше, тоже в 24 часа. Должно быть, она сильно напугалась, если даже не заехала к своим.
С осени 1937 года в посёлке на 13-м километре пошли повальные аресты. Людей забирал уполномоченный из района по фамилии СИНЦОВ. В посёлке уже знали: как прошёл из Плесецка на 22-й километр "столыпин" /вагон/, так жди арестов Синцов подбирает очередные жертвы на 22-м, потом на 17-м, а под конец на 13-м километре. А на Плесецке цепляют к составу и гонят в ВОЛОГДУ, в тюрьму. Там Синцов сдаёт очередную партию и через полторы-две недели является обратно.
В сентябре или октябре 1937 г. арестованы КОЛЧИНЫ - отец и два сына. Они ссыльные, были на ЕМЦЕ. Отец примерно 1880 года рождения, старший сын, шофёр, примерно с 1910 г., младший примерно с 1913 г. На ЕМЦЕ была и немецкая семья, депортированная в 1929 г. из с.МАРЬЕВКА /см. стр.1/, - Эдуард ВАГНЕР с женой, их сын Иоганн Эдуардович ВАГНЕР /р. 1912 или 1913/ и его сестра. Сына забрали в конце 1937 г., а в 1938 г забрали и отца.
Осенью 1937 г. забрали из посёлка болгарина, ссыльного из с. МАРФОВКА под КЕРЧЬЮ, Петра МОСКАТОВА. Они с женой Марией тоже были на ЕМЦЕ. После ареста вестей от него не было. Впоследствии, в 1948 г., когда Антон Иосифович приезжал на 13-й километр, Мария сказала, что её мужа расстреляли.
Осенью 1937 г. был арестован директор школы ЗЫКОВ /р.около 1895, см. выше/.
В конце 1937 или в начале 1938 г. арестованы ссыльные украинцы Василий ЛЫСЕНКО /р. 1907 или 1908, работал на погрузке/ и Егор Иванович КОППА /р. около 1895/.
В марте 1938 г. арестованы Захар Иванович САМАРСКИЙ /р. 1885-1890/ и его брат, а примерно через 10 дней, тоже в марте, сыновья брата - Петр и Степан САМАРСКИЕ. Они работали на погрузке в лесопункте. Обе эти семьи тоже были на ЕМЦЕ.
В конце марта или в начале апреля 1938 г. был арестован ссыльный поляк СИВЕК /р. около 1885/. Его жена и две дочери погибли на ЕМЦЕ от дизентерии в 1930 г., и он после этого потерял рассудок. Со временем он пришёл в себя, но не до конца.
В начале апреля арестованы лесоруб Григорий СЛАЩЁВ /р.около 1912/ и два брата ГОЛОВКО - почтальон /р. около 1917/ и бухгалтер лесопункта /р. около 1914/. Все они тоже ссыльные и были на ЕМЦЕ. Был там и Иван Антонович КУЛИК /р. около 1907/, завмаг, арестованный около 20 апреля 1938 г. Одновременно с ним забрали пожилого одинокого ссыльного, который, как и один из братьев Головко, работал бухгалтером в конторе лесопункта.
Позднее, уже летом или осенью 1938 г., был арестован председатель сельхозартели ОРНАЦКИЙ, но через месяц или два его выпустили. Примерно в это же время был арестован врач из поселковой больницы, ссыльный Фрол Иванович ЧЁРНЫЙ. Его тоже выпустили через два месяца после ареста. Его жена Вера Павловна, также ссыльная, работала учительницей в поселковой школе.
Видимо, в мае 1938 г. был арестован Григорий МАЗУРЕНКО /р. около 1910/. Они с женой Анастасией были ссыльными, он работал десятником на погрузке леса. Ему дали ТРИ года по 58-й, сидел он на АРХБУМСТРОЕ /см. ниже/, по окончании срока освобожден, вернулся к жене и через месяц ушел на фронт, где погиб осенью 1941 г.
К весне 1938 г. Антон Иосифович работал помощником путевого мастера /ранее он некоторое время заведовал поселковой столовой/. Бригадиром у него был Илья Захарович САМАРСКИЙ /р. около 1908/, сын З.И.САМАРСКОГО. 29 апреля 1938 г. и его, и бригадира забрали. С ними в столыпинском вагоне оказался путевой мастер с 17-го километра Иван Алексеевич Исаков /р. около 1910/. У него, как и у Самарского, в марте забрали отца, а теперь и ему выпала та же дорога. В вагоне оказалось около 15 арестованных, и больше туда никого не сажали до самой ВОЛОГДЫ. До этого дня с 13-го километра забрали примерно 30 человек.
1 мая арестованных выгрузили в ВОЛОГДЕ и отправили в тюрьму, где растолкали по разным камерам. Антон Иосифович попал в камеру 3 на 3 метра, куда было натолкано 36 узников. Спали по очереди: лечь всем одновременно было некуда. Единственное "окно" в стене метровой толщины было размером с форточку. Из знакомых Антона Иосифовича в камере не было никого. Там сидел певец из Вологодского оперного театра КОПЕЙКИН. По вечерам, перед отбоем, он пел арию "Что день грядущий мне готовит?..". Сидел зав. мельницей из ВОЛОГДЫ с обязательным обвинением: "сыпал стекло в муку". Старостой камеры был представительный чиновник из управления Северной железной дороги, возможно, зам. начальника управления. Он сказал, что начальник управления дороги, сидевший в другой камере, на допросе выбросился в окно с третьего этажа.
В июне настала жара, и в камере стало нечем дышать: она находилась на солнечной стороне. После безрезультатных требований перевести их в другое место, узники в отчаянии объявили голодовку. Через несколько дней их вывели в коридор, а тех, кто потерял сознание, куда-то унесли. Каждого из оставшихся, по отдельности, надзиратели стали принуждать прекратить голодовку, но примерно половина всё-таки настаивала на своём требовании. Непокорных загнали в "башню". Это было круглое помещение на том же этаже, с полом, понижавшимся к середине и залитым вонючей водой. Только вдоль стен оставалась сухая полоса шириной в полметра. Вероятно, такие помещения были на каждом этаже тюрьмы, так как башня проходила через все этажи.
В башне нечем было дышать от вони, невозможно было спать, под ногами бегали крысы. На другой день узникам бросили через "кормушку" хлеб - прямо в вонючую лужу. Его никто не взял, и на хлеб тут же накинулись крысы. Узники просидели в башне три дня и вернулись в ту же камеру.
На допросы возили в воронке. Антона Иосифовича возили 4-5 раз, продолжались допросы по 2-3 часа. Сначала следователь шил ему, кроме обязательных 58-10 и 11, ещё и 58-6 /шпионаж/, так как его "записали" в одну "организацию" с Иоганном ВАГНЕРОМ. По слухам, немцам давали 58-6 и расстрел. Но однажды, когда Антона Иосифовича привезли на очередной допрос и вели по длинному коридору, недалеко от него из какой-то двери вытолкнули Иоганна ВАГНЕРА и ещё одного молодого немца из их посёлка, и прежде чем их увели, они успели крикнуть: "Антон, мы на тебя не стали врать!". И в самом деле, "шпионаж" из его обвинения потом пропал.
Однако был и другой случай. Антону Иосифовичу устроили очную ставку с СИВЕКОМ /см. выше/, и тот наплёл на него, что он "ругал советскую власть". Дело в том, что в бараке, где жил СИВЕК, в комнате напротив, где жил молодой немец, собиралась молодёжь слушать патефон. Вот вам и контрреволюционная организация. А вскоре после этой очной ставки произошёл странный случай. В камеру к Антону Иосифовичу сунули этого самого СИВЕКА. Сокамерники уже знали про очную ставку и устроили ему допрос. Оказалось, что следователь обещал его отпустить и дать пасеку под Вологдой /на родине он был пчеловодом/, если укажет много врагов. Вот он и старался. Через пару дней СИВЕКА из этой камеры убрали. Позднее Антон Иосифович узнал от узника, сидевшего с СИВЕКОМ, что тому дали расстрел и замени- ли на 15 лет.
Антон Иосифович просидел в ВОЛОГДЕ май, июнь и июль. На "суд" повезли на станцию НЯНДОМА. Там судили быстро: одного выводят, следующего заводят. И только по одному, хотя у всех в букете 11-й пункт. Судила, как говорили, железнодорожная транспортная коллегия. Был даже защитник, он предложил заменить расстрел тюремным заключением. Дали 8 лет. В справке о реабилитации указано: приговор линейного суда Северной ж.д. от 27 июля 1938 г. и определение коллегии по транспортным делам Верховного суда СССР от 15 сентября 1938 г. Потом Антону Иосифовичу выдали копию приговора /не сохранилась/, в которой были перечислены подельники, в т.ч. Иоганн ВАГНЕР и братья ГОЛОВКО. Однако ни в день суда, ни потом Антон Иосифович никого из них не видел. Зато среди 7 или 8 человек, которых привезли в этот день на суд, оказались И.З.САМАРСКИЙ и И.А. ИСАКОВ. САМАРСКОМУ дали 10 лет, Исакову 7 лет. Они вместе с Антоном Иосифовичем попали на АРХБУМСТРОЙ. ИСАКОВА по окончании срока не отпустили из лагеря, а оставили, как ссыльного, экспедитором. САМАРСКИЙ примерно в сентябре 1940 г. умер от желтухи, очень быстро, - утром заболел, а вечером умер.
В тот же день узников снова затолкали в столыпинский вагон и отправили в АРХАНГЕЛЬСК. Там на пристани посадили на пароходик "Балхаш" /его прозвали "блохаш"/, регулярно ходивший на АРХБУМСТРОЙ, в 20 км. выше Архангельска по Северной Двине.
Узники Архбумстроя не знали, к какому лагуправлению относится их лагерь. В Архангельске находилось управление БЕРЕЗЛАГА. Возможно, что оно ведало и строительством Архангельского целлюлозно-бумажного комбината. Зона на Архбумстрое была громадная, на несколько тысяч заключённых. Начальником лагпункта был немолодой энкавэдэшник с платиновым черепом, как шлем. Это был палач и садист, почему-то особенно ненавидевший жителей Кавказа и Средней Азии. В зону пригоняли много киргизов, таджиков, узбеков, грузин, армян. Специально для них он приказал сделать громадные железные совковые лопаты. В это время узники строили пристань на Двине и углубляли русло у берега для лесной биржи. Смертность среди узников из Средней Азии и с Кавказа была громадная, массовая. Правда, бывало, например и такое: погибли от дистрофии два узбека, и тогда у них в халатах нашли у одного тысячу рублей, а у другого полторы тысячи - продавали свои пайки. А этапы из Средней Азии и Закавказья приходили на Архбумстрой один за другим.
Заместителем начальника лагпункта был ГОЛОВАЧЁВ, военный (не из НКВД). С начальником он не ладил. В конце 1940 или в начале 1941 г. в лагерь приехала комиссия. По слухам, причиной была жалоба ГОЛОВАЧЁВА. В этот день всех до единого узников выгнали из зоны. Через неделю начальника арестовали и, по слухам, расстреляли как врага народа. Начальником стал ГОЛОВАЧЁВ.
При нём условия в лагере стали лучше. Он убрал из зоны воров. Появился продуктовый ларёк, в котором торговали женщины-бытовички. В нём продавали молоко, конфеты, махорку. С разрешения начальника можно было взять со счёта до 10 рублей в месяц. Эти деньги выдавали на руки наличными, с ними и шли в ларёк. ГОЛОВАЧЁВ берёг людей, хотя бы как рабсилу, ценил толковых специалистов и вытаскивал их к себе из других лагерей. Инженеры, техники, мастера, приходившие по этапу из Воркуты и даже с Колымы, поражались, что здесь все работают по специальности, и вообще были на седьмом небе после всего пережитого в других лагерях. До начала войны питание было неплохое. В день давали килограмм и больше хлеба, а за хорошую работу - свыше полутора килограммов. Жили в капитальных деревянных бараках с тёплым полом. В таком бараке было 6 печей, дров всегда хватало. В бараке помещалось примерно 200 человек на двухэтажных нарах. Этих жилых бараков в зоне было больше десятка. Два из них были женские, потом остался один. Бараки не запирали. К двустворчатым дверям, чтобы зимой не уходило тепло, приделали гири, вместо пружин.
В одних бараках жила 58-я, в других воры и бытовики. Когда ГОЛОВАЧЁВ убрал воров из зоны, 58-я осталась в большинстве. Сроки по 58-й были самые разные: 3, 5, 7, 8, 10 лет. Но больше десяти не было, то есть с большими сроками в этот лагерь не попадали.
По воскресеньям давали выходной, только во время войны стали давать раз в 10 дней. Работали по 10-12 часов. Сначала рыли огромные, десятиметровой глубины, котлованы, после началось строительство деревянных эстакад. Его вели бригады плотников, и 2-3 раза в день качество их работы проверяли мастера, тоже заключённые. Антон Иосифович провёл год на таких общих работах, а потом стал плотником в КБЧ /культурно-бытовой части/ и с тех пор почти не выходил из зоны. Бригада плотников при КБЧ не сидела без дела: в огромной зоне постоянно требовали ремонта крыши, двери, нары и т.п. Эта же бригада сколачивала ящики, в которых хоронили заключённых /см. ниже/.
Позднее, когда стали вступать в строй цеха комбината /там, в частности, делали бумагу для денег/, работали в цехах узники той же зоны. Вольнонаёмным было только высшее руководство комбината. В начале 1943 г. на комбинате начало действовать спиртовое производство. Спирт использовался в технологии и поступал в другие цеха по трубам. Мимо такой валюты, конечно, нельзя было пройти. Умельцы просверливали спиртовую трубу и вставляли в дырку болт с резинкой. Заметить это можно было только рядом. Когда надо - вынимали болт и подставляли банку.
Начальником КБЧ был заключённый по 58-й, инженер-строитель из МОСКВЫ Илья Фёдорович РЕПИН (р. около 1900 г.). У него был срок 7 лет, и срок должен был закончиться примерно в январе 1946 г. Видимо, он был арестован примерно в январе 1939 г.
В конце 1940 г. на АРХБУМСТРОЙ пришёл по этапу З.И.САМАРСКИЙ. До этого он сидел в МОЛОТОВЕ /ныне СЕВЕРОДВИНСК/. Срок у него был 10 лет. Ему сразу рассказали о смерти сына, ещё до того, как его встретил Антон Иосифович. Старика оставили работать дневальным в столовой.
Вскоре после начала войны питание в лагере резко ухудшилось. Позднее, особенно в 1942 г., когда подолгу не было поставок, бывало, что узники получали в день 200 гр. сухарей да ещё баланду из сухарных крошек. В это время и в Архангельске на улицах люди падали и умирали от голода.
Хотя во время этих голодовок узников не гоняли на работу, в сутки погибало по 30-40 человек. Трупы складывали, сразу по несколько, в большие ящики из досок, с широкими щелями. Охрана на вахте тыкала в эти щели штыками, чтобы удостовериться, что там действительно одни трупы. Однако двоим узникам удалось спрятаться между трупами и бежать, хотя один из них был ранен штыком охранника. Беглецы прислали письмо РЕПИНУ, когда они уже были на фронте.
Кладбище находилось на торфяном болоте примерно в километре от зоны, за пекарней. В противоположной стороне от зоны, тоже примерно в километре от неё, начиналась территория бумкомбината. Зимой ящики с трупами зарывали в торфяник лишь настолько, чтобы верхняя сторона была вровень с болотом.
Однажды на АРХБУМСТРОЙ пригнали больше ста женщин по 25-35 лет, немок из Поволжья. Их держали не в зоне, а рядом, в бараке за отдельной оградой из колючей проволоки. На ночь их запирали в барак, но днём, в рабочее время, они ходили без конвоя. Они были на разных работах, в том числе работали даже плотниками.
В 1943 г. в Архангельск стали приходить английские суда с грузом канадской пшеницы и с другими продовольственными грузами. Узников с Архбумстроя несколько раз небольшими группами гоняли на разгрузку этих судов. Приходилось попадать на разгрузку и Антону Иосифовичу. 15-20 узников с двумя конвоирами плыли на "блохаше" в Архангельск и так же возвращались в зону.
Пшеница была в небольших мешках, посильных даже для истощённых людей. Иногда попадались мешки вдвое больше, их рассыпали пополам. Многие узники после недавнего жестокого голода не в силах были удержаться, наедались пшеницы и гибли от заворота кишок. Некоторые моряки бросали с палубы в воду пшеничные батоны и фотографировали, как узники прыгают за ними в Двину. Позднее транспорты стали привозить яичный порошок и американское сало. Эти продукты попадали даже в лагерный рацион, сильного голода в зоне тогда уже не было. Как средство от "куриной слепоты" давали тюлений жир.
С приходом очередного каравана начинались воздушные налёты на Архангельск. Случалось попадать под бомбы и Антону Иосифовичу, когда его отправляли на разгрузку судов. Иногда бомбы падали на лагерь, были жертвы.
В 1944 г. на АРХБУМСТРОЕ появились немецкие военнопленные. Где находилась их жилая зона и как она выглядела, Антон Иосифович не знает. Пленные работали бригадами, на таких же работах, как и заключённые, и часто рядом с ними. Бригадами пленных командовали их же офицеры. Антону Иосифовичу доводилось видеть, как бригадир бил кулаком по лицу своего подчинённого соотечественника. Однако у заключённых была серьёзная причина завидовать пленным, - тем на работу привозили обед: рисовую кашу с маслом и по куску белого хлеба. А наши узники получали только завтрак и ужин да по полкило хлеба.
Во время войны никого из лагеря не освобождали. Все, у кого закончился срок, так и сидели в заключении "до особого".
В конце войны узники стали получать посылки из дома. Бывали и свидания. Антону Иосифовичу пришла посылка от сестры из Днепропетровска. За посылкой его вызвали в каптёрку. Охранник начал разворачивать, - в посылке сухари, баночка варенья, пачка чая. И сало, завёрнутое в газету. А газета оказалась немецкая. Что тут началось!
Потащили к начальству. ГОЛОВАЧЁВ возмутился, сказал: "Да что они, с ума сошли, что ли?". В общем, выручил. А был бы другой на его месте? На третий день посылку всё-таки отдали.
В июле 1945 г. погиб начальник КВЧ РЕПИН, которому оставалось 6 месяцев до конца срока. Он, как обычно, получил у ГОЛОВАЧЁВА записку для предъявления на вахте "Выпустить 4 человека с Репиным", взял четырёх плотников и пошёл с ними за строительным лесом, который лежал штабелями за зоной в двух шагах от вахты. На вахте стоял какой-то новый охранник. Он отсчитал четырёх плотников и пропустил их, а когда Репин шагнул вслед за ними, заорал "А ты куда?" и тут же выстрелил Репину в живот.
Репина быстро отнесли в больницу. На беду, это случилось сразу после завтрака. Если бы такое ранение было натощак, может, и спасли бы. Началось общее заражение, и через день-два он умер. Как исключение, начальство разрешило похоронить Репина в отдельном, настоящем гробу.
Летом 1945 г. Антон Иосифович 10 дней отдыхал в лагерном профилактории, который появился в зоне после окончания войны с Германией и предназначался "для ослабших и хороших работников". В профилактории было 10-15 мест, не больше. Там давали даже рисовую кашу, а по утрам - 200 гр. белого хлеба и 30 гр. сливочного масла, - его Антон Иосифович увидел здесь впервые со дня своего ареста.
В начале ноября 1945 г. Антона Иосифовича и ещё 5 узников, у которых сроки тоже подходили к концу, вызвали на этап. Их посадили на машину и отвезли на станцию ИСАКОГОРКА, а оттуда в вагоне в АРХАНГЕЛЬСК. На улице ПРОЛЕТКУЛЬТА (она упирается в ОБВОДНОЙ КАНАЛ), напротив тюрьмы, находилась маленькая зона из 3-4 небольших бараков. В ней держали примерно 50 заключённых, а начальником зоны был ХОХЛОВ, пожилой отставной военный. В этой зоне новоприбывших сводили в баню, выдали новое бельё. Дали один день отдыха, а потом начали отправлять на работу.
Работы были разные - разгружали вагоны, вырубали из льда вмёрзший лес. 7 и 8 ноября были выходные, и 8-го, после обеда, "новичков" вызвал в контору десятник и выдал им пропуска.
Поскольку в зону попадали только те, у кого срок был на исходе, предполагалось, что никто не убежит. Лагерь обслуживал городское, лагерное, военное начальство. По утрам десятник давал адреса, где нужно отремонтировать двери и т.п. Однажды на таком "вызове" Антон Иосифович встретил девушку, знакомую ему по Архбумстрою (там она отсиживала маленький бытовой срок).
Всю зиму 1945-1946 гг. Антон Иосифович работал на ремонте ресторана "Арктика".
Начальник ХОХЛОВ очень любил самодеятельность и держал у себя в зоне музыкальный кружок: баянист, гитарист, балалаечник. Была хорошая певица, её звали Надя. Антон Иосифович пошёл в кружок играть на мандолине (он хорошо играет на нескольких инструментах).
По вечерам кружок устраивал концерты в лагерной столовой. ХОХЛОВ с женой всегда приходили слушать. По воскресеньям кружок играл на танцах в клубе, где собирались местные жители. У баяниста не было пропуска, и с ним ходил на танцы конвоир.
Случилось некоторое время разгружать ячмень на пивзаводе. Там за работу давали угощение - по 3 литра пива. Сначала это пиво приносили в зону, но на второй день кто-то перепился, и начальник запретил приносить. Тогда это пиво стали продавать местным жителям по дороге с пивзавода.
29 апреля 1946 г. Антону Иосифовичу выдали справку об освобождении и 44 рубля. Он пошёл в паспортный стол, но там было предпраздничное настроение, - сказали приходить 5 мая. Неделю пришлось жить при зоне. Для освобождённых с 58-й статьёй была "директива": проезд и устройство на работу только "по предписанию". А направляли обычно на самую грязную и низкооплачиваемую работу. Когда 5 мая он снова пришёл в паспортный стол, начальника стола не было. Антон Иосифович уговорил паспортистку, что он сам найдёт работу и сообщит в паспортный стол.
Антон Иосифович устроился на работу в Арктикснаб, грузчиком в порту БАКАРИЦА, на левом берегу Северной Двины в 3 км. от города, где находилась база Арктикснаба. Ему выдали паспорт сроком на год. Чего только не было на этой базе: трофейные немецкие "детекторы лжи" в виде кресел, опутанных проводами, рояли, пианино. Всё стояло под открытым небом, и рояли под расписку раздавали по домам всем желающим. Много было на базе продовольствия: рис, корнбиф, сахар в кулях по 105 кг., которые грузчикам тоже приходилось перетаскивать. Грузы из порта отправлялись на Диксон, на Новую Землю.
Через полгода Антона Иосифовича назначили бригадиром грузчиков (в бригаде было 45 человек), он женился и получил комнату.
Когда в Архангельск приехал Папанин, бригада разгружала его вагон: мебель, рояль, ковры. За сверхурочную работу в порту давали "папанинские талоны" - рисовую кашу со свиной тушёнкой.
В августе 1948 г. Антона Иосифовича вызвали в милицию и приказали в трёхдневный срок уехать из города, и не ближе, чем за 200 километров: "Есть постановление, что бывшим политзаключённым запрещается проживание в режимных городах". Делать нечего, решили с женой ехать в ПЛЕСЕЦК, всё же знакомые места. Там Антон Иосифович устроился столяром в военный госпиталь. Только на этом не кончилось. 30 июня 1949 г. принесли из милиции повестку. Антон Иосифович пошёл туда после работы, но в эту пору начальства уже не было. Застал он только девушку, оформлявшую документы, и она его узнала. Это была Лида, дочка коменданта из посёлка на 13-м километре. Она по секрету рассказала, что всех "политических" высылают на Север. Антон Иосифович вернулся домой, и тут же ворвалась милиция с ордером на арест.
В КПЗ он оказался пятым. Наутро всех повели к московскому поезду. Четверых затолкали в столыпинский вагон, а Антона Иосифовича Лида сумела отправить с сопровождающим в обычном общем вагоне. В АРХАНГЕЛЬСКЕ сопровождающий отвёл его в МГБ.
Во внутренней тюрьме, в одиночке, Антон Иосифович просидел около месяца. Примерно 4 раза гоняли на допросы к следователю ХАЛТУРИНУ, всякий раз по ночам. Днём спать не давали. Следователь старался добавить срок по старому делу. Дело лежало у него на столе, и он орал: "Почему тебе мало дали?"
Тогда Антон Иосифович написал жалобу прокурору. Прокурор вызвал его и сказал: "У Вас будет новый следователь, он и завершит Ваше дело". Новый следователь не орал и правильно записал то, что говорил ему Антон Иосифович. Потом вызвал его, сказал, что дело закончено и что его переведут в общую камеру, и прочитал постановление ОСО: ссылка "без права возвращения на родину".
В общей камере находилось примерно 10 узников. Эта камера была в том же корпусе, в конце коридора, на втором этаже. Довольно просторная, с паркетным полом. В камере стояли койки с постельным бельём и подушками, были шахматы, старые книги и газеты. Женщина-дежурная водила в туалет по 4 человека, а 2 раза в неделю заставляла натирать пол воском. В этой камере Антон Иосифович просидел около двух недель.
В камере с Антоном Иосифовичем сидели два брата, оба трактористы, которые потом попали на ссыльный этап в КАРАГАНДУ, и офицер КУЗНЕЦОВ (р. около 1910), родом из села под КАНСКОМ, который до этого сидел в лагере в Архангельской области. Ему и Антону Иосифовичу выпал Красноярский край, и КУЗНЕЦОВ был очень доволен, что его сошлют "почти что домой".
После объявления приговора узникам разрешали писать письма и получать передачи. В августе, в день воздушного флота, в камеру принесли передачи, получил и Антон Иосифович - от жены.
Перед этапом повели в баню - вместе с женщинами. Вечером на пароходе перевезли на левый берег Северной Двины и вшестером (там был и КУЗНЕЦОВ) затолкали в столыпинский вагон. Привезли в ВОЛОГОДСКУЮ тюрьму и посадили в подвал, а наутро в товарном вагоне отправили в КИРОВ. Это был конец августа.
В КИРОВСКОЙ тюрьме, в большой камере, где было примерно 20 узников, Антон Иосифович просидел весь сентябрь 1949 г. Всем объявили, что будут высылать "в северные районы", так что пусть те, у кого есть родственники, пишут им, чтобы прислали тёплую одежду. Примерно за три дня до этапа разрешили пойти в ларёк за папиросами, конвертами и т.п. Пошли примерно 15 человек с одним конвоиром. Ларёк стоял на площади недалеко от тюрьмы. Обратно пошли другим переулком и увидели по
дороге овощной ларёк. Один из них спросил: "Купим морковки?" Конвоир не возражал. Узники накупили и морковки, и картошки, капусты и помидоров, а потом, в тюрьме, решили сдать на кухню, чтобы там сварили борщ. Борщ получился густой, хватило его на 2-3 дня, а овощей хватило ещё и на винегрет.
На этап пошло примерно 30 человек. Вечером отвели на станцию и посадили в теплушку с двухэтажными нарами. В составе был ещё один такой же вагон со ссыльными, но его отцепили в Красноярске. Было также два вагона, вероятно, с заключёнными, и один вагон для конвоя. До Красноярска этап шёл около двух недель. Его несколько раз загоняли в тупики на 1-3 дня.
В Красноярске отправили в тюрьму, в подвал, а утром повели на вокзал и с одним или двумя сопровождающими в пассажирском вагоне привезли в КАНСК. Оттуда на двух грузовиках отправили в ДОЛГИЙ МОСТ (ныне АБАНСКОГО района). Несколько человек из этапа, в т.ч. КУЗНЕЦОВ, были отправлены из Канска в какое-то другое место.
Там продержали 3 дня - выясняли, у кого какие специальности. В ДОЛГОМ МОСТУ, при клубе, оставили баяниста (он приехал со своим баяном), оставили бухгалтера и ещё двоих или троих из этапа. Остальных повезли в ПАКАТЕЕВО, на БИРЮСУ. Собственно, шли пешком, только вещи везли на подводе. Сопровождающих было двое. По дороге ночевали в деревенском клубе, а на второй день добрались до ПАКАТЕЕВО (примерно 60 км от ДОЛГОГО МОСТА). Сама деревня стоит на левом берегу Бирюсы, а на правом было два барака для ссыльных. Переправлялись на пароме.
К этому времени здесь уже жили примерно 25 ссыльных. Прибывшим объявили, что здесь им назначено "вечное поселение", и на следующий день отправили валить лес вместе со "старожилами". Среди ссыльных был мастер по лесоразработкам.
Ссыльные оказались в ПАКАТЕЕВО в октябре 1949 г. Главный лесопункт находился в пос. ГОРОДОК на речке ПАНАКАЧЕТ, в 15 км. от Пакатеево. Летом часть леса волоком спускали к Бирюсе, а часть в мае-июне ошкуривали и складывали в штабеля на месте, в лесу. И непохоже, чтобы его потом кто-то вывозил. Заработки на лесоповале были нищенские, не за что было даже купить тёплую рабочую одежду.
Среди ссыльных был немец с УКРАИНЫ, из крестьян, депортированных в 1930 г., Иосиф Иосифович ГЕК (р. 1910-1915 гг.). До ссылки он отсидел 10 лет по 58-й, в лагере неподалёку от ПЛЕСЕЦКА. С ним Антон Иосифович пилил лес.
В июне 1950 г. стали давать отпуска. Один ссыльный организовал на время отпусков рыболовную бригаду. Бригаде выдали лодки и 70-метровую сеть. Антон Иосифович и И.И.Гек тоже вступили в бригаду. Пойманную рыбу сдавали в магазин и отправляли в бочках в Долгий Мост (тогдашний райцентр). За месяц каждый из рыбаков заработал по 1400 рублей. Тогда Бирюса кишела рыбой, - тайменем, сигом, хариусом. Однажды рыбаки увидели, что на перекате играет двухметровый таймень, и бросились его ловить, да сеть затянуло под камень на дне реки. Антон Иосифович нырнул, чтобы её освободить, и сам в ней запутался ногой, - еле вытащили.
Вскоре после отпуска Антона Иосифовича вместе с И.И.ГЕКОМ перевели на новый участок на речке ТИЛИЧЕТ, 8 км. от Городка. Там Антон Иосифович сначала работал плотником, а потом стал возить лес. Здесь заработки были лучше, чем в ПАКАТЕЕВО, да и люди успели оправиться после тюрем и этапов. На новом участке построили большой 30-метровый барак, поделённый на комнаты, где поселили примерно 70 человек. Потом построили столовую, конюшню, баню. Кроме начальника участка Грищенко, все участке были ссыльными. Среди них были поляки, немцы, эстонцы, латыши. В ГОРОДКЕ было много ссыльных южан: армяне, грузины, чеченцы.
Мастером участка был поволжский немец Карл Адамович ГЕК (р. около 1910 г.). Он воевал на фронте, там вступил в партию, имел боевые награды. Его брат Адам Адамович ГЕК (р. ок. 1915 г.) работал десятником. Он на фронте не был. Братья находились здесь на положении спецпереселенцев.
Антон Иосифович, сам музыкант, организовал из ссыльных на участке музыкальный кружок (сохранилась фотография). Грищенко привёз из Канска скрипку для кружка. На скрипке играли два латыша: Янис ЦИРУЛИС и Янис СВИКЛИС (оба р. около 1910). Участвовал в кружке ссыльный бухгалтер Алексей ШУВАЛОВ (р. около 1910) и немка из Германии Роза ВАГНЕР (р. около 1931). В мае 1951 г. она получила разрешение и уехала. Из Москвы она написала, что ей обменяли деньги и облигации, и она едет в Германию. В ноябре 1951 г. уехали на родину латыши.
Из заработка высчитывали 5 процентов на содержание комендатуры. Раз в месяц на участок приезжал комендант. А в 1951 г. он перестал там появляться, и ссыльных вообще никто не отмечал.
Антон Иосифович в августе 1951 г. получил разрешение искать работу по специальности и поехал в УДЕРЕЙСКИЙ (ныне МОТЫГИНСКИЙ) район, в низовья Ангары. И.И.ГЕК остался на ТИЛИЧЕТЕ. Добираться на Ангару надо было через Красноярск. Центром Удерейского района до 1956 г. был пос. ЮЖНО-ЕНИСЕЙСКИЙ. В то время он насчитывал до 5 тысяч жителей. Вероятно, больше половины из них были ссыльными. Сразу после приезда Антон Иосифович пошёл вставать на учёт в комендатуру. Когда комендант ГРЯЗНОВ узнал, что приехал плотник, он обрадовался и отправил Антона Иосифовича в коммунальный отдел, чтобы его там оформили и сразу послали обратно к коменданту: Грязнов как раз задумал переоборудовать свой кабинет.
Главврачом райбольницы работал КАНДЕЛАКИ, бывший заключённый. Там же, в больнице, работали лор-врач БУХГОЛЬЦ из Прибалтики и хирург БАГДАСАРЬЯН, тоже ссыльные и тоже бывшие узники. Все эти врачи были немолоды, лет под 60.
В посёлке работал на строительных должностях техник-строитель ЖЕРЕБИЛОВ, ссыльный. До ссылки он отсидел 20 лет. Много было в ЮЖНО-ЕНИСЕЙСКЕ бывших солдат и офицеров, которые попали в ссылку после плена: Адам Николаевич КОРЖАНЕВСКИЙ и ЧЕРНОВ из Белоруссии (они оба потом уехали на родину), ФИЛО (потом уехал на родину в Крым), Степан РЕЙНИКС, Иван КВАСОВ, Владимир ГОЛОВИЗНИН, Николай БАРИНОВ, Дмитрий ЖУЛЁВ, Петр КОВАЛКОВ, Демьян БОШНЯК, Николай КУЗНЕЦОВ, МЕДВЕДЕВ, БАЛАНДИН, ЛУБЕШКО.
Пианист и театральный режиссёр из БЕЛОРУССИИ Иван Степанович ЗЛОТНИКОВ попал в ссылку "за дезертирство", а на самом деле, видимо, за то, что остался под оккупацией. За то, что были под оккупацией, сосланы из Подмосковья Фёдор НИКОНОВ и Алексей ГОМОНОВ.
Венгр Виктор ВАРО (р. около 1915 г.) сначала дезертировал из венгерской армии, а потом был сослан за "дезертирство" из советской. В ссылке он женился и в начале 60-х годов уехал с семьёй на родину.
Уже примерно в 1953 г. ссыльных в ЮЖНО-ЕНИСЕЙСКЕ перестали отмечать в комендатуре. Антон Иосифович жил там с семьёй до 1979 г., а потом переселился в Красноярск.
Согласно сообщению Днепропетровской облпрокуратуры от 06.08.90 г., Иосиф Ефимович МИРОНОВ, 1887 г.р., был арестован 02.03.31 г. БОЖЕДАРОВСКИМ райотделом милиции ГПУ УССР и осуждён постановлением ОСО при Коллегии ГПУ УССР от 30.03.31 г. по ст. 54-10 УК УССР к высылке в Северный Край на три года.
Приговор отменён облпрокуратурой, справка о реабилитации от 06.08.90 г. Согласно справке, И.Е.МИРОНОВ проживал в дер. ВЕТРОВКА. После первого ареста он отсидел полтора года и был вновь арестован после возвращения.
В архиве:
В фотоархиве:
29.08.90 г. Записал В.С.Биргер, Красноярск, "Мемориал"