Г.С.РУДЕНКО (р. 1909), украинец, окончил школу-семилетку в ХАРЬКОВЕ и трёхлетнюю торгово-промышленную школу (в 1927 г.) и начал учиться музыке по классу скрипки.
Его отец Созонт Иович РУДЕНКО (1878-1938),
родом из Звенигородского уезда, тогда работал
бухгалтером в "Укркоопсоюзе"
("Укркоопспiлка") и занимал выборную
общественную должность церковного старосты
("титаря") в Николаевском соборе, который
находился в ведении Украинской автокефальной
церкви (УАПЦ). В 20-х гг. собор ещё действовал, потом
его взорвали.
В 1927 г. начались репрессии против УАПЦ, в которой
коммунистические власти углядели "украинский
национализм". Был арестован и сослан в КУРСК
епископ Александр ЕРЕЩЕНКО (ходили слухи, что его
сослали за отказ "помогать органам").
Находясь в ссылке, он работал шофёром. В 1927 г.
арестовали и расстреляли священника из
Николаевского собора ПАНЧЕНКО. Был арестован в
1927 или 1928 г. прихожанин собора ЛЮШНЕНКО, чей сын
был одноклассником Григория Созонтовича. В это
время забрали очень многих прихожан. Когда
очередной этап осуждённых грузили на ст.
СОРТИРОВОЧНАЯ, кто-то из них крикнул:
"Стережiться Потiенка!" ("Берегитесь
Потиенко!"). Этот выкрик слышали люди,
провожавшие этап, и передали предостережение
прихожанам. Потиенко был в соборе протодьяконом.
26.01.28 г. арестовали Созонта
Иовича. Он сидел на ХОЛОДНОЙ ГОРЕ, жена ходила к
нему на свидания. В ОГПУ ей сказали:
- "Будем Вашего мужа высылать в Восточную
Сибирь". Тогда она стала просить, чтобы его не
отправляли в этапе, а разрешили ехать самому, без
конвоя. В ОГПУ согласились. И на следующее
свидание к мужу она пришла с красной розой. Это
был условный знак для мужа, что он поедет в ссылку
как вольный. Тогда он сидел уже не на ХОЛОДНОЙ
ГОРЕ, а на пересылке рядом с Южным вокзалом.
Так и произошло. Через два месяца после ареста
С.И.РУДЕНКО выпустили, и он уехал пассажирским
поездом в КРАСНОЯРСКИЙ край (тогда СИБКРАЙ). Ему
дали 3 года административной ссылки и отправили в
пос. КОСОЙ БЫК, КЕЖЕМСКОГО р-на (на Ангаре, около
дер. БОЛТУРИНО). Причин ссылки семья не знала, но
можно было предположить, что дело в его церковной
деятельности. Видимо, так оно и было, хотя он был
осуждён по статье 58-13 (18.05.28 г., "особым
совещанием" при коллегии ОГПУ; это дело
прекращено 21.11.94 г. прокуратурой Харьковской
обл.).
Первые 2 года от него были письма, но потом прекратились. Знакомым в Харьков он прислал письмо, что в ссылке женился. Постановлением того же "особого совещания" от 8.02.31 г. он был "лишён [права] проживания в 12 пунктах" на 3 года.
Он и позднее жил в КОСОМ БЫКЕ и работал счетоводом в "неуставной сельхозартели". 21.03.38 г. его забрали, а 14.04.38 г. он был осуждён тройкой по ст.58-2,8,10,11 (как "участник к/р повстанческо-террористической организации"). 7.06.38 г. его расстреляли в КРАСНОЯРСКЕ. Он посмертно реабилитирован 21.06.58 г. Красноярским крайсудом.
После школы Григория Созонтовича приняли в подготовительный класс Музыкально-драматического института (так тогда называлась консерватория), но в 1929 г. его прогнал некий профессор Дремцов - в институте стало известно, что отец Григория Созонтовича сослан. Многократные попытки найти работу не увенчались успехом: везде спрашивали, где отец?
К счастью, у Григория Созонтовича нашлись знакомые в журнале "Музыка массам" (потом он носил название "Радянська музика"), и его приняли в редакцию. Редактором журнала был Филипп Емельянович Козицкий, музыкант и профессор Музыкальнодраматического института. Редакция находилась в доме на углу Пушкинской и Театральной, рядом с редакциями других культурных журналов.
Григорий Созонтович успешно работал техническим секретарём, но после переноса столицы в Киев (в 1934 году) журналы начали постепенно переводить туда. Дошла очередь и до редакции "Совмузыки". Искать жильё в Киеве было дело безнадёжное, и Григорию Созонтовичу пришлось увольняться.
Он нашёл место книжного корректора в "Детиздате" ("Дiтвидав") ЦК ЛКСМУ, и всё было нормально до осени 1937 г., когда в харьковской областной газете "Красное Знамя" вышла статья "Вражеское гнездо в Детиздате". В ней были перечислены уже арестованные "троцкисты" и "националисты" (директрису издательства БАРУН забрали весной 1937 г.). Ещё упоминались "типы с контрреволюционным прошлым", и в их числе Григорий Созонтович. В тот же день его вызвал главный редактор и с порога потребовал: "Расскажите о своём отце!".
Григорий Созонтович сказал всё, как было: за что сослали отца - неизвестно, вестей от него не было. Редактор заявил: "Оправдаете своего отца - тогда приходите!" Григорий Созонтович пошёл спорить в редакцию "Красного Знамени": какое же у него может быть "контрреволюционное прошлое", если в 1920 году ему было 11 лет? Потом он ходил в комиссию советского контроля к какой-то "старой большевичке", в обком профсоюза работников печати, но всё было бесполезно.
Его уволили "согласно приказа N 103". Целый год он искал работу, но везде, где висели объявления "требуется корректор", его или не принимали, или увольняли через 1-2 недели, по "сигналам" некой Ворониной, которая бывала во всех издательствах и, как поговаривали, держала "негров"-корректоров.
Знакомый Григория Созонтовича, поэт и журналист (он приехал из Чернигова и печатался под псевдонимом ТАСЬ), сотрудник газеты "Соцiалiстична Харкiвщина" Дмитро МОГИЛЯНСКИЙ (р. около 1905) тоже оказался в это время безработным. Его отец ещё до 1917 года вёл полемику с Лениным по национальному вопросу. А в августе 1937 г., когда он лежал дома с плевритом и температурой под 40, его забрали. Как ни разыскивала его жена, ей так ничего и не удалось узнать. Вероятно, он погиб в тюрьме.
Только в августе 1938 года Григория Созонтовича приняли корректором в типографию издательства "Радянська школа", на книжной фабрике им. Петровского (рядом с Благовещенской церковью). Там он работал до самой оккупации: на фронт не брали по состоянию здоровья. Его не увольняли (а уволиться самому по тем законам было нельзя), наоборот, перевели его на "казарменное положение", и он лишь изредка бывал дома.
В этот период типография уже печатала не учебники, а одни листовки для оккупированных территорий. Только в октябре его уволили "по сокращению штатов", а уже через несколько дней в Харьков вступили части вермахта.
В первые месяцы немецкой оккупации он прятался дома и нигде не работал. Мать ездила по сёлам, меняла вещи на продукты. Однажды она вернулась в город едва живая. К тому же стало известно, что оккупанты угоняют всех неработающих в Германию. Григорию Созонтовичу пришлось искать любую работу.
Его приняли лаборантом в областную контору "Заготзерно", которая продолжала действовать и при немцах. Контора размещалась по ул. Пушкинской, в доме, где находился "Охматдет" (организация по охране материнства и детства).
Коллектив в "Заготзерне" остался в основном прежний. Однажды Григория Созонтовича вызвал начальник и распорядился получить в "Виртшафтскоммандо" литературу, а потом распространить её среди сотрудников. Григорий Созонтович стал отговариваться, а начальник ему: "не сделаете - вызовут в гестапо". Деться некуда, Григорий Созонтович получил "литературу" - две пачки примитивных агитационных брошюрок (такие разбрасывали с грузовиков на улицах), и разложил по одной на столы всем начальникам. А все остальные он сунул в печку (здание было старинное, с печным отоплением) и без свидетелей сжёг.
Когда 7.03.42 г. нацисты на месяц отступили из Харькова, Григорий Созонтович устроился корректором в редакцию областной газеты "Соцiалiстична Харкiвщина". Когда газета подготовилась к эвакуации, он был уверен, что сможет уехать вместе с другими сотрудниками, дома попрощался и пришёл в редакцию. Но редактор рявкнул: "Сами пойдёте!"
В начале повторной оккупации ему пришлось опять идти работать в "Заготзерно". После окончания оккупации он остался на этой работе, но через две недели его арестовали.
Сначала к нему в "Заготзерно" пришёл из НКВД некто ЛАГУТКИН и долго выспрашивал. На следующий день, 11.09.43 г., тот же самый офицер повёл его в НКВД и допрашивал до часу ночи, но потом отпустил его домой (у Григория Созонтовича был ночной пропуск): "Завтра в 11 утра придёте сюда". Наутро Григорий Созонтович пришёл и уже не вышел обратно.
Сначала его завели в кабинет, дали бумагу: "Пиши автобиографию!" Но не успел дописать, как пришёл конвой: "Встать!" И повели во внутреннюю тюрьму - сначала в подвал.
Там уже сидели трое арестованных: военный врач, женщина и мальчик лет тринадцати, который "подорвал мост" (мальчик был почти голый, - на нём не было ничего, кроме бумажного мешка). А 13.09.43 г. явился ЛАГУТКИН, повёл Григория Созонтовича на улицу, при этом мило с ним беседуя. Но - вовсе не для того, чтобы освободить: только довёл до другого подъезда в том же квартале.
Теперь Григорий Созонтович попал в камеру N 13 на 2-м или 3-м этаже внутренней тюрьмы. Там он оказался тринадцатым.
В 13-й камере не было ничего, кроме параши. Все спали на полу в такой тесноте, что переворачиваться могли только все вместе. Окошко было загорожено щитом-"намордником". В камере сидели и несовершеннолетние. Один из них, по имени Костя, 17 лет, сидел из-за того, что один раз пошёл на ёлку в "Просвiту" (украинская культурно-просветительная организация). Костя ещё сидел в камере, когда Григория Созонтовича оттуда перевели, и пообещал зайти домой к Григорию Созонтовичу, если его выпустят. Оказалось, что он действительно заходил и рассказал про Григория Созонтовича. Значит, Костю всё-таки выпустили из тюрьмы.
Сидя в камере, Григорий Созонтович много раз слышал в коридоре хорошо знакомый голос заключённого из другой камеры, который, видимо, выносил парашу. Хотя он ни разу его не увидел своими глазами, но узнал по голосу своего школьного учителя. Это был преподаватель младших классов Анатолий Федотович ЧЕРВИНСКИЙ (р. около 1885). Уже в 70-х гг. Григорий Созонтович встречал своего одноклассника и от него узнал, что А.Ф.ЧЕРВИНСКИЙ действительно был арестован, но выжил и после освобождения вернулся в Харьков.
Во внутренней тюрьме ни разу не было прогулок.
Почти каждую ночь Григория Созонтовича гоняли ("Кто на Р, выходи!") к следователю Ивану САПОЖНИКОВУ (ЛАГУТКИН в допросах не участвовал). Следователь "шил" ему измену ("ждал немцев!") и "пятую колонну". "Вы Горького читали? А знаете, что он сказал? Если враг не сдаётся, его уничтожают!" И тому подобное. Оказалось, что был донос из "Заготзерна", от какойто женщины, которую Григорий Созонтович почти не знал. Следователь требовал признаться в "распространении фашистской литературы". Григорий Созонтович рассказал про всю историю с брошюрами, что он их "распространил" только по начальству, а остальные сжёг. Этого следователь не записал.
САПОЖНИКОВ кричал, ругался, запугивал, бил по голове. Всё это продолжалось два месяца.
Как-то раз в камеру заходил прокурор: "Я из Москвы. Есть жалобы на ведение следствия?" Григорий Созонтович не сказал ничего: решил, что бесполезно.
Когда Григорий Созонтович подписал 206-ю, его отправили в общую тюрьму на ХОЛОДНУЮ ГОРУ. Оттуда 22.11.43 г. его и ещё нескольких узников повели пешком под конвоем на "суд". Вызывали по одному. Григория Созонтовича "судили" около 20 минут и объявили: "... приговаривается к высшей мере наказания расстрелу". И после паузы: "Но, принимая во внимание смягчающие вину обстоятельства..." Словом, 10 лет и 5 поражения по ст. 54-1а, 54-10. Приговор вынес военный трибунал войск НКВД Харьковской области. После трибунала всех отвели обратно, на ХОЛОДНУЮ ГОРУ.
Потом Григорий Созонтович узнал, что из "Заготзерна" примерно в это же время забрали хлебного инспектора РУБИНСКОГО (р. около 1910). Сам он почти не был с ним знаком, но хорошо знал его старшего брата, учителя литературы.
Однажды Григория Созонтовича вызвали и привели его в пустую камеру, где сидело за столом какое-то официальное лицо и листало его "дело". Оказалось, что это юрист.
Он спросил Григория Созонтовича: "В чём заключалась Ваша измена родине?" - "Не знаю" - честно ответил Григорий Созонтович. - "Я так и думал". "Кто Вы такой?" - спросил Григорий Созонтович. - "Я адвокат, моя фамилия Лабаз".
Григорий Созонтович не придал этой встрече особого значения.
В декабре 1943 г. его отправили на этап. Этап везли в нескольких вагонах (всего 200-300 заключённых) и только через 3 дня выгрузили в КУПЯНСКЕ ХАРЬКОВСКОЙ обл. (120 км от Харькова).
Всех пешком повели в зону (недалеко от вокзала). На зону впускали сначала бандитов, воров и бытовиков, а 58-ю (около 50 человек) оставили на самый конец. И в результате им пришлось искать место под нарами, так как нары уже были заняты. Только со временем многие смогли занять место на нарах.
В зоне стоял один большой барак. Совсем не было санчасти. Заключённые болели и погибали, не получая медицинской помощи. В начале 1944 года погиб сосед Григория Созонтовича по нарам, харьковчанин ПАНЧЕНКО (р. около 1907), который жил на Холодной Горе.
На лагерной кухне работал поваром военврач. Григорий Созонтович удивлялся, почему он тоже страдает от голода - разве на кухне нельзя подкормиться? Военврач ответил: варим из такой пакости, что отвращение сильнее голода. Например, однажды сварили дохлых поросят.
Зона в КУПЯНСКЕ вообще-то была сельскохозяйственной, но в зимнее время сельхозработ не было, и заключённые строили новую зону рядом со своей. Григорию Созонтовичу пришлось натягивать на столбы колючую проволоку, во много рядов. Столбы и балки для новой зоны таскали на плечах издалека, с немецких укреплений, вырытых в толще меловых гор. Балки, сваи и опоры из этих укреплений вытаскивали с риском обрушить на себя меловые своды. Потом перетаскивали в зону.
Была ещё и другая работа: вырубать ломом кубические блоки из речного льда. Григорий Созонтович рубил лёд, а когда прорубил, провалился и оказался по шею в воде. Его вытащили, а сам мог бы не выбраться.
В марте 1944 г. в лагерь неожиданно пришла бумага на Григория Созонтовича. 17.03.44 г. военная коллегия Верховного суда сняла с него обвинение по ст. 54-1а и изменила срок на 8 лет и 3 поражения: "обвинение по ст. 54-1"а" никакими фактами не обосновано". Как видно, разговор с юристом на Холодной Горе всё же не пропал даром.
Но тут Григория Созонтовича ждала другая напасть. Его начал вызывать опер, сперва днём: "Вот если узнаешь, что ктото готовит побег - что будешь делать?" Позднее стал допытываться, что говорят в зоне про "второй фронт" (Григорий Созонтович и не знал, что это такое). А последний раз вызвал среди ночи и грозился "послать в Сибирь", если Григорий Созонтович "ничего не даст". Григорий Созонтович всё это слушал, слушал - и спросил: "Вот вы мне лучше посоветуйте, что мне ответить, когда в бараке спросят, зачем опер вызывал?" - "Скажешь, что статью уточняли..." - "Среди ночи?" На том разговор и кончился.
Когда стало уже тепло, в апреле или мае 1944 г., в самом деле Григория Созонтовича вызвали на этап и сначала отправили обратно в ХАРЬКОВ, на пересылку около Южного вокзала. Там готовили этап в Сибирь. Этапники проходили медосмотр в санчасти. Но Григорию Созонтовичу записали в формуляр "дальнего этапа не выдержит" и оставили в ХАРЬКОВЕ.
Его отправили в лагерь при з-де "СЕРП И МОЛОТ". Жилая зона размещалась в большом, буквой "П", пятиэтажном здании по проспекту им. Сталина (ныне Московский проспект), которое до войны было известно как "Дом стахановца". В одном крыле здания жили мужчины, в другом женщины. Заключённые как мужской, так и женской зон работали на заводе "Серп и Молот". Начальником лагеря в 1945-1946 гг. был ВОЛКОВ. Когда в 1945 г. он только появился на "Серпе и Молоте", он заходил в столовую и пробовал суп, который давали заключённым.
Сначала Григорий Созонтович со своей бригадой жил на 3-м этаже, в комнате с тремя 4-местными железными сварными нарами-вагонками. У всех в его бригаде была 54-я (58-я) статья. Потом их бригаду перевели на 5-й этаж, а на 3-й этаж переселили воров. Раньше, когда воры были на верхнем этаже, узники спокойно спускались и поднимались по лестнице. После переселения ходить по лестнице стало опасно: воры отнимали передачи.
Григорий Созонтович работал со своей бригадой в литейном цеху. В первый день его поставили заливщиком, но ему было не под силу поднять (вдвоём с вольным напарником) кокиль с расплавленным металлом. Тогда его поставили формовщиком, хотя и это была тяжёлая работа.
В литейку водили под конвоем, через громадную территорию завода. По дороге конвой издевался, как хотел: били, заставляли ложиться в снег, в грязь. В конце концов узники рискнули пожаловаться, и благодаря стараниям зав. санчасти начальника конвоя заменили. Издевательства прекратились.
После смены, когда узников заводили в жилую зону, конвой нередко пересчитывал их по 2-3 раза, а бывало, что и 5 раз подряд: начальство очень боялось побегов.
Работали в литейке по 12 часов: месяц в дневную смену, а месяц в ночную. Там работали также немцы-военнопленные, причём когда бригады узников выходили в день - пленные работали в ночь, и наоборот. До мая 1945 г. выходных не было совсем.
Потом все воскресенья сделали выходными.
На 2-м этаже находилась санчасть со стационаром. Заведовала санчастью вольная, Каменецкая. Одно время Григорию Созонтовичу пришлось лежать в стационаре (у него больное сердце). После лечения его хотели освободить от "литейки", но он отказался - не хотел менять бригаду.
Когда однажды в цеху ему попал в глаз осколок и глаз сильно заболел, он пошёл в санчасть и попал на приём к известному хирургу СУЛИМЕ, который сидел по 58-й. Хирург его посмотрел, хотя сначала и сказал: "Я же не окулист, а хирург". Он сделал Григорию Созонтовичу повязку на глаз.
Через несколько дней, когда Григорий Созонтович вышел во двор, его увидел проходивший мимо ВОЛКОВ, начальник лагеря. Он спросил, почему глаз завязан, а когда узнал, в чём дело, сказал: "Вам надо к окулисту. Я распоряжусь". И в самом деле, на следующий день Григория Созонтовича вызвали и повели (с двумя конвоирами) через весь город (пешком, потом сели на трамвай) в глазную клинику на Пушкинскую. Там глаз посмотрели и выписали лекарства. Эти лекарства подействовали хорошо, глаз перестал болеть. Зрение со временем восстановилось.
На "Серп-и-Молоте" Григорию Созонтовичу тоже пришлось отбиваться от приставаний опера, но только поначалу. Потом кум отвязался.
В бригаде Григория Созонтовича работал ГОРДИЕНКО. Узники уличили его в стукачестве и били в своей комнате.
Григорий Созонтович часто получал передачи от матери, но ему ни разу не дали свидания, хотя другим давали. Он спросил у опера, почему не разрешают свиданий. Опер посмотрел на его формуляр и сказал: "Вы свидания никогда не получите!"
В августе 1946 г., ночью, колонну узников вывели под конной охраной из "Дома стахановца" и погнали на станцию СОРТИРОВОЧНАЯ. Там этап погрузили в товарные вагоны без нар - по 40 человек в вагон. За 21 день пути из вагона ни разу не выпускали. Зато ежедневно врывался конвой с автоматами, узников сгоняли в один конец вагона со всеми их скудными пожитками и выстукивали длинными деревянными молотками каждую дощечку, а потом теми же молотками перегоняли узников в другой конец и выстукивали вторую половину вагона. Последние 3 дня пути вообще ничем не кормили, давали только кипяток.
Соседом Григория Созонтовича по вагону оказался школьный учитель химии Дмитрий Константинович СКАЧКОВ (р.около 1890). У него был срок 10 лет за "измену родине": во время оккупации он продолжал преподавать в школе.
В последние дни пути, во время стоянки на какой-то станции, Григория Созонтовича вдруг вызвали из вагона и повели в хвост состава (пока его вели, он совсем было решился броситься бежать и таким способом покончить счъты с жизнью, но вспомнил о матери и передумал). Его завели в последний, конвойный, вагон, и там очередной опер опять взялся за вербовку, - только этот больше манил пряниками вроде хорошей должности в лагере. После этого случая Григорий Созонтович стал бояться, что в ВЯТЛАГЕ ему тоже не будет житья от кума, однако опасения не оправдались: опер в подхозе (см. ниже) оказался неплохим человеком и совсем не приставал, - по крайней мере, к Григорию Созонтовичу.
Этап как начался ночью, так ночью и закончился. Всех выгрузили в лесу, при свете сигнальных ракет, и погнали пешком на пересылку. Это была ст. ЛЕСНАЯ, "столица" ВЯТЛАГА.
До пересылки шли, должно быть, часа два, еле-еле передвигая ноги, даже конвой не подгонял. Григорий Созонтович и Д. К.СКАЧКОВ шли рядом. Когда один падал, другой его поднимал, и так много раз.
На пересылке этапу дали отдых. Оттуда узников распределяли по лагпунктам и командировкам ВЯТЛАГА. Всего тогда действовало 15 лесоповальных лагпунктов и 3 "совхоза", т.е. подсобных хозяйства, которые снабжали овощами весь ВЯТЛАГ. Туда посылали при слабом здоровье, тех, от кого на лесоповале всё равно не было бы толку.
Через две недели СКАЧКОВ сказал: "Знаете, меня определили в совхоз N 3, я и Вас записал". В совхоз везли в вагоне, выгрузили на ст. ВОЛОСНИЦА и вели пешком ещё 5-6 км. На место привели уже ночью.
Когда подошли к зоне, увидели красивые резные ворота. Они открылись, вышел нарядчик и повёл в зону со словами: "Здесь хорошее место, не пропадёте".
Начальником в совхозе N 3 был НЕЧАЕВ. В жилой зоне стояли 2 мужских и 1 женский барак, примерно по 50 человек в каждом бараке, и маленький "итээровский". На территории зоны, около вахты, был радиорепродуктор. В зоне сидело много воров и бытовиков, - больше, чем 58-й.
Д.К.СКАЧКОВА сразу послали работать в контору - в "плановую часть". Григорий Созонтович попал на парники. В это время их надо было чистить - убирать остатки растений и овощей, другой мусор. Там попадались в земле невыкопанные морковки, свёкла, турнепс. Парники были очень длинные, шириной 3 метра. Вывозить мусор надо было на тачке, по узкой доске. Удержать на ней тачку было нелегко, а опрокинется - собирай всё заново. На парниках Григорий Созонтович работал 2-3 месяца.
Как-то вечером его вызвал опер, начал разговор издалека, пытался выведать что-то о знакомых по харьковскому этапу, но бросил эту затею и говорит: пойдёшь заведовать клубом. Предложение не вызвало энтузиазма у Григория Созонтовича: на такой должности полагалась только гарантийная пайка (600 гр.), и к тому же при овощах что-то да перепадало. Но опер ничего не хотел слышать, перевёл в клуб.
Эта должность имела то преимущество, что из общего барака Григорий Созонтович перешёл в маленький "итээровский". В нём жили примерно 20 узников, - бухгалтеры, плановики, в том числе Д.К.СКАЧКОВ. Работал он в маленькой комнатке в столовой (столовая служила и клубом). Ему удалось организовать кружок самодеятельности: набрать хор примерно из 12 мужчин и женщин и найти баяниста. Больше музыкантов не нашлось.
Начальник КВЧ выдал Григорию Созонтовичу пьески из специального "лагерного" репертуара (в основном на бытовые темы). Эти пьески ставили в самодеятельности. Сам Григорий Созонтович хорошо пел. Слыша издали его пение, некоторые даже думали, что это передача по радио.
В начале 1947 г. в совхоз попал Алексей РАЗУДАЛОВ (р.около 1910) - военный лётчик, лейтенант, арестованный на фронте и попавший в ВЯТЛАГ. Он бежал, его рвали овчарками и бросили в Центральный изолятор ВЯТЛАГА. Там он сидел в карцерах, дошёл, весил 37 кг. За побег ему добавили срок и отправили на 3-й совхоз. Здесь он работал в бухгалтерии. Он хорошо пел и плясал, хотя был ещё слаб после изолятора. Он тоже стал принимать участие в самодеятельности.
Он недолго пробыл в 3-м совхозе. Неспособный примириться с несправедливостью и злом, он написал жалобу на начальника ЧОС, который постоянно таскал вещи из каптёрки. Его схватили надзиратели, бросили в грузовик и увезли. Это было в том же 1947 г., летом. Его дальнейшая судьба неизвестна.
Начальником режима в совхозе был ГОРБУНОВ. Раз он в сильном подпитии сидел у столовой, когда Григорий Созонтович шёл на обед, и прицепился к нему: "Почему свою бригаду не ведёшь на обед, как положено?" В столовую полагалось ходить строем, но "итээровская" бригада работала кто где, а агрономы были и вовсе расконвоированы. Так что "придурки" ходили в столовую по отдельности. А тут начальнику ударила моча - и вот Григорий Созонтович угодил на 5 суток в карцер.
Осенью 1947 г., в этапе из ХАРЬКОВА, опять с завода "СЕРП И МОЛОТ", привезли украинца ГУНЬКО (р. около 1915), художника. Григорий Созонтович привлёк его к работе в клубе и вскоре пришёл к выводу, что ГУНЬКО лучше него справится на должности завклубом (т.к. там было много оформительской работы).
Сам он решил попробовать устроиться в конторе и попросил помощи у СКАЧКОВА. Оказалось, что в плановой части свободно место диспетчера. СКАЧКОВ переговорил с начальником плановой части (начальник был вольный), и Григория Созонтовича приняли диспетчером.
В конторе он работал с 9 часов утра до 5 часов вечера, и потом с 7 до 11 часов вечера. Он давал по селектору в центральный лагерь сводки об урожае, составлял эти сводки и вёл учёт. 4 месяца он работал ещё и по ночам - за зачёты. А потом из Москвы поступило указание: для 58-й все зачёты отменить.
В плановой части работали Григорий Созонтович со СКАЧКОВЫМ и вольный начальник. В комнате у них висел репродуктор.
В конторе работал бухгалтером учитель математики из ПОЛТАВЫ (или ПОЛТАВСКОЙ обл.) КРАВЧЕНКО (р. около 1900). Впрочем, его возраст было трудно определить: он был маленького роста, одутловатый, похож на гермафродита. У него был срок 10 лет по ст. 54-2.
Осенью 1948 г. к Григорию Созонтовичу пришёл вечером нарядчик: "Готовится далёкий этап, в лагерь особого типа. И Вы там есть" (т.е. в списке). - "А кто ещё?" - "Кравченко". Через несколько дней вызвали на этап. Григорий Созонтович пошёл собираться, по дороге встретил начальника УРЧ и спросил: "Почему меня отправляют? У меня же десятый пункт?" Начальник сказал: "Не знаю, это распоряжение из Москвы".
СКАЧКОВ и ГУНЬКО не попали на этот этап и остались в 3-м совхозе.
Из совхоза повели пешком 10-15 человек, на ст. ВОЛОСНИЦА погрузили в вагон и привезли на центральную пересылку ВЯТЛАГА. На шмоне всё отобрали: иголку, нитки, ложку. У Григория Созонтовича были кое-какие лекарства, их тоже забрали.
На пересылке сформировали этап, погрузили в товарные вагоны и повезли целый состав через Котлас в КОМИ. Везли 8 суток и выгрузили ночью на ст. АБЕЗЬ. Со станции этап погнали пешком за несколько километров. Шёл проливной дождь. Наконец показались огни, потом колючая проволока. Этап остановили у входа в зону и начали вызывать по списку. Пока добрались до буквы "Р", прошло несколько часов. Когда очередную группу из этапа пропустили в зону, Григория Созонтовича и ещё 10 человек (все на букву "Р") завели в пустую комнату в бараке. Там их оставили до утра. Среди них были зам.министра путей сообщения Латвии (слепой на один глаз, его тоже привезли из ВЯТЛАГА) и корреспондент из Москвы.
Этап считали и пересчитывали до утра. Только утром повели в столовую. Оказалось, что там не было ни столов, ни скамеек. До прибытия Вятлаговского этапа в зоне никого не было. Бараки были поделены на комнаты (эти перегородки в первые же дни стали ломать), а на дверях были немецкие фамилии. Возможно, что раньше здесь был посёлок ссыльных немцев.
Первое время заключённые переоборудовали бараки и строили в зоне стационар, которого ранее не было. Зона считалась инвалидной. На вышках стояли не только пулемёты, но и телефоны. Колючая проволока вокруг зоны была натянута в несколько рядов.
Вскоре всем повесили номера, но только на спине. Григорию Созонтовичу повесили номер Х-989. Зона относилась в МИНЛАГУ и имела номер 6 (6-й л/п МИНЛАГА). Всего на АБЕЗИ в этот период действовало 6 лагпунктов (не все они относились к МИНЛАГУ), в т.ч. пересылка.
В зоне находилось 3500 заключённых, только мужчины. Среди них были и воры (вероятно, по 58-14). Там было много латышей и литовцев, украинцев, венгров. Были пленные японцы и немцы, осуждённые как "военные преступники", среди них немецкий генерал ШМИДТ (в лагере его поставили вывозить выгребные ямы), немецкий лётчик, японский генерал. Сидел там и лётчик-"Герой Советского Союза", со сроком 5 лет. Учитель КРАВЧЕНКО также попал на 6-й л/п.
В лагерях МИНЛАГА разрешали только два письма в год. Нельзя было иметь ничего своего, ни из вещей, ни из одежды. За то, что узники перекрашивали химическим карандашом казённые шапки, их сажали в БУР. Однажды посадили в БУР молодых узников только за то, что они стояли на территории зоны и глядели за колючую проволоку туда, где вдалеке была видна женская зона. Посылки из дома запрещали держать в бараке - надо было сдавать на хранение в каптёрку. А в начале 50-х гг. дошло до того, что заставляли сдавать свою ложку - и даже недоеденную пайку. До такой степени начальство боялось побегов.
В АБЕЗИ Григория Созонтовича тоже один раз вызывал опер и пытался вербовать, а получив отказ, объявил: "Так вы никогда не увидите ни родной город, ни родную мать!" После этой "беседы" Григорий Созонтович долго опасался, что ему сунут второй срок (в зоне такое случалось).
Барак, где жил Григорий Созонтович, на ночь не запирали, и параши там не было. Отхожие места были на улице.
У Григория Созонтовича часто болело сердце, но в санчасти не было лекарств. Только однажды врач дал сердечные капли.
Санчасть определила Григорию Созонтовичу группу трудоспособности: "3-я индивидуальная без передвижения". Его вызвал цензор и назначил почтальоном. Он выдал рулон бумаги и велел сделать 3 журнала для учёта писем (один для почтальона, другой для цензора и ещё один для отправки в Москву).
Чтобы резать бумагу, требуется нож, а за нож давали месяц БУРа. Григорий Созонтович резал бумагу ночью, тайком, но три журнала всё-таки сделал. После этого его стали оставлять на ночь в конторе, где хранились формуляры на все три с половиной тысячи узников - заполнять учётные журналы.
Так в руки Григорию Созонтовичу попал его формуляр. Когда он прочитал, что там написано, чуть в обморок не упал: оказалось, что в "Заготзерне" он работал "заместителем начальника по пропаганде". Возможно, из-за этого он и в ХАРЬКОВЕ не получал свиданий, и попал в МИНЛАГ, несмотря на свой 10 пункт.
Когда он переписал в один журнал анкетные данные из всех формуляров (а остальные два журнала он заполнил по первому), можно было приступать к обязанностям почтальона.
Так как Григорий Созонтович работал при КВЧ, он жил в бараке для "служащих". Там же жил писатель и журналист Михаил ДЕСПАТУЛИ (р. около 1898), сотрудник берлинской эмигрантской газеты "Русское Слово". По происхождению он был грек. У него был срок 10 лет. На 6-м л/п он заведовал посылочным столом (каптёркой). Он часто рассказывал Григорию Созонтовичу разные истории, и трудно было догадаться, то ли это истории из жизни, то ли сочинённые им самим.
В том же бараке жил некто УРАЗАЕВ, он тоже работал в КВЧ. Ещё на пересылке в ВЯТЛАГЕ Григория Созонтовича предупреждали, что УРАЗАЕВ стучит и что он уже заложил в ВЯТЛАГЕ 15 человек. Здесь он тоже бегал по вечерам к оперу. Григорий Созонтович постоянно опасался, что УРАЗАЕВ на него настучит, и ему добавят срок.
Однажды Григорий Созонтович зашёл в лагерную мастерскую и увидел скрипку. Он не удержался, взял её в руки, провёл смычком по струнам.
Через несколько дней его вызвал начальник КВЧ: "Вы будете выступать в самодеятельности! Будете играть на скрипке".
- "Но у меня скрипки нет!"
- "А мы вам дадим!"
Григорию Созонтовичу и в самом деле выдали
скрипку. В самодеятельности он исполнял в
основном популярные пьесы классического
репертуара. В дуэте с ним играл на гитаре Николай
Яковлевич КОНОВАЛОВ (р. около 1885), худой, высокий
москвич с высшим музыкальным образованием,
который до ареста работал в МОСКВЕ настройщиком
роялей. Уже после войны его вызывали в Кремль
настраивать рояль, а среди других инструментов у
него был с собой ножик. Вскоре после этого вызова
его забрали вечером прямо на улице и поначалу
обвиняли по шаблону: "хотел убить Сталина".
Но потом его стали пытать и добиваться
"признания", что он - "генерал Таубе" (?).
Видимо, чтобы на него воздействовать,
следователь вызвал Вольфа Мессинга. Но они с
Мессингом были знакомы, и когда Мессинг зашёл в
кабинет следователя и увидел КОНОВАЛОВА, он
сразу ретировался. КОНОВАЛОВУ дали 25 лет и
отправили в АБЕЗЬ. Он жил в большом спецбараке
для 25-летников, где узники были в основном
пожилого возраста. По образованию он, вероятно,
был вокалистом. У него был хороший баритон.
Музыкальной частью самодеятельности заведовал художник и композитор, эстонец Цезарь КАЛЬЕ (р. около 1900), арестованный после войны в ЭСТОНИИ.
В 1951 г. в лагерь привезли из МОСКВЫ евреев, примерно 20 человек. У них у всех был срок 25 лет.
Среди них были и верующие, с пейсами, как, например, старичок ГУРЕВИЧ, и работники московских министерств (в том числе ЧЕРНЕЦКИЙ - по лагерным понятиям он выглядел толстым). Григорий Созонтович увидел среди них знакомое лицо.
Это был Владимир Николаевич РАДЛОВ (р. около 1895), который до войны руководил в Харькове издательством "Лiтература i Мистецтво" ("Литература и Искусство") и по совместительству издательством "Нацмен". Вероятно, после войны он работал в Москве. В АБЕЗИ его поставили вывозить нечистоты вместе с немецким генералом ШМИДТОМ, чем он был очень недоволен. Каждую ночь они вдвоём впрягались в бочку и вывозили нечистоты из выгребных ям за зону.
По слухам, этих евреев посадили за то, что они записались на выезд в Израиль - будто бы в Москву приезжала из Израиля какая-то женщина и составляла списки желающих.
В это время Григорий Созонтович уже не был почтальоном, а работал бригадиром столярной и слесарной мастерских, где выполнялись в основном мелкие и ремонтные работы для нужд зоны. Дело в том, что ещё в 1950 г. воры (блатные), сидевшие по ст. 58-14, решили прибрать к рукам почту и каптёрку. Они написали оперу донос, будто Григорий Созонтович и ДЕСПАТУЛИ "мошенничают". Опер придрался к каким-то мелким погрешностям в учёте посылок и отправил их обоих на другие работы. Из "итээровского" барака их тоже перевели в общий.
Григорию Созонтовичу зачли 4 месяца и 14.05.51 г. оформили на освобождение. Примерно 50 человек повели пешком с 6-го л/п на станцию, а их вещи везли на подводе.
У Григория Созонтовича был довольно большой мешок с вещами и сухим пайком, выписанным при освобождении. Мешок он положил на подводу, а когда пришли на станцию, то мешка на подводе не оказалось. Он к начальнику конвоя: "А мои вещи где?"
Тот: "Как фамилия? Руденко? Хохол? Так знай: у тебя мешка нет и не было!"
Со станции "освобождённых" должны были увезти в столыпинском вагоне на пересылку в ИНТУ, но вагон не пришёл. Всех повели обратно в зону. Там Григорий Созонтович пожаловался начальству на пропажу. Те лишь руками развели и выписали какието продукты взамен украденного пайка.
Примерно через неделю снова повели на станцию, теперь уже около 70 человек, там посадили в столыпинский вагон и увезли в ИНТУ. Несколько дней "освобождённые" провели в пересыльном бараке в большой зоне (вероятно, общей, не чисто пересыльной) в ожидании этапа на ссылку. В это время проходила ревизия пошивочной мастерской, и Григория Созонтовича зачем-то назначили помогать ревизору. Он поинтересовался, надолго ли работа, а ревизор и говорит: "Сколько надо, на столько и останешься!" Григорий Созонтович возмутился: "Меня же освободили!" Однако отправили его вместе с остальными ожидавшими ссыльного этапа. По документам дата освобождения - 14.05.51 г.
Перед тем, как вести на поезд, всем "освобождённым" велели снять лагерные номера. Один из них отказался: "Не я пришивал, и срывать не буду!" Кроме того, у всех взяли подписку, что не будут ничего рассказывать о лагере.
Когда повели из зоны на поезд, Григорий Созонтович удивился, что один парень несёт с собой аккордеон. Это был Даниэль МАЗУРО (р. около 1915), поляк из ВАРШАВЫ, который тоже освободился из МИНЛАГА и вместе с Григорием Созонтовичем поехал на ссылку в КРАСНОЯРСК (см. ниже).
Ссыльных выгрузили сначала в КИРОВЕ и примерно две недели продержали в каменной тюрьме. Там их передали другому конвою, ещё 8 суток везли до КРАСНОЯРСКА и здесь отправили опять-таки в тюрьму. Они просидели около 10 дней, пока не появился "покупатель" из СМУ-10 (оно находилось около аэропорта, который тогда только строился), и 13.06.51 г. они, наконец, распрощались с нарами и решётками.
Григорий Созонтович и МАЗУРО вместе попали в СМУ-10 и работали на стройках. Вскоре они организовали в СМУ-10 самодеятельный музыкальный ансамбль. Григорий Созонтович играл в нём на скрипке и пел. В ансамбле участвовали также вольные (т.е. не ссыльные). Ансамбль выступал не только в клубе СМУ-10, но и в больнице водников (по ул. Парижской коммуны), и на ДОЗ-1, и на 3-м кирпичном заводе (на месте нынешней ул. Лазо).
В ансамбле был ещё один скрипач, ссыльный латыш из РИГИ по фамилии ЯКОБСОН (он работал кладовщиком на 3-м кирзаводе), а его сестра Лидия ЯКОБСОН, тоже ссыльная, играла на фортепиано. Брат с сестрой занимались также лепными работами (на отделке помещений). После освобождения из ссылки они вернулись на родину.
Вместе с Григорием Созонтовичем попал из пересыльной камеры в СМУ-10 украинец из Галиции СОЛОБАЙ (р. около 1920). Его отправили по этапу в ссылку прямо с Украины, лагерного срока у него не было. В июне 1951 г. его послали грузить машину на песчаный карьер. При погрузке песок обвалился, и СОЛОБАЯ засыпало с головой. Когда его откопали, было уже поздно: он задохнулся.
В 1952 г. в СМУ-10 попал немецкий коммунист-коминтерновец Герман Карлович ЗАХЕРС (р. около 1905), высококвалифицированный слесарь. После прихода к власти нацистов он эмигрировал из Германии - сначала в Чехословакию, а потом в СССР.
Он жил с семьёй в МОСКВЕ и в 1936 году был арестован. Ему дали 5 лет, а перед самым концом срока, примерно весной 1941 г., добавили в лагере 10 лет (по АСА). В 1951 г. его отправили на ссылку. В СМУ-10 он работал в Отделе главного механика. Он сделал несколько изобретений, но их присвоило начальство.
Его семья каким-то образом продолжала жить в Москве. Плохо зная русский язык, он попросил Григория Созонтовича написать для него жалобу на своё незаконное осуждение (слова "реабилитация" тогда ещё никто не слыхивал).
В январе 1954 г., переходя улицу, он погиб под машиной. А весной из Москвы на него пришла полная реабилитация.
В СМУ-10 периодически приезжал на "бобике" ХЛОБЫСТОВ из ГБ и занимал на целый день комнату отдела кадров. Туда вызывали к нему ссыльных - то одного, то другого. Однажды он весь день мурыжил Григория Созонтовича - опять вербовал, то угрозами, а то посулами.
Комендатуру сняли в 1956 г. В том же году Д.МАЗУРО уехал в Польшу.
Григорий Созонтович получил реабилитацию только в 1993 г., из Верховного суда Украины (дело прекращено 4.06.93 г.). Ещё в 1992 году тот же Верховный суд прислал ему отказ, хотя ещё с 1944 г. у него осталась только ст. 54-10 (!).
18.08.94 г. Записал В.С.Биргер, Красноярск, об-во "Мемориал"
В архиве:
В фотоархиве: