Шнайдер Александр Львович (1938 г.р.) родился в семье колхозников. Отца звали Шнайдер Лео Карлович, а маму Шнайдер Амалия Петровна (1916 г.р.)

До депортации вместе с родителями жил на Волге – в селе Блюменхельд («Цветочное») Гмелинского района Волгоградской области. Кроме него в семье был еще один ребенок - его братик- близнец, ему было всего 3 месяца, когда он умер. У них был большой пятистенный дом, на крыше которого хранилась пшеница, ее хватило бы семье года на 3-4 сытой жизни. Была корова, несколько баранов, гуси, утки. Был большой сад, в нем росли разные фруктовые деревья.

Когда объявили о депортации, то Александру Львовичу было всего 3 года, и, в основном, о событиях тех дней он знает из рассказов его матери Амалии Петровны. Она рассказывала, что собраться приказали за 24 часа, все хозяйство описали, говорили, что когда приедем на место, то все возместят. Но так ничего и не вернули. С собой успели взять небольшой узелок одежды, детское белье и самое главное - свою будущую кормилицу – швейную машинку «Зингер», которая и сейчас хранится в доме Александра Львовича с большим уважением как семейная реликвия. Известие о депортации было неожиданным, как гром среди ясного дня. Уходили в неизвестность, никто не знал, что будет дальше. Как же они будут жить вдали от родного дома?

Везли в «телячьих» вагонах, люди не понимали, куда их везут, зачем. В дороге не кормили, и, чтобы выжить, семья обменивала вещи на хлеб. Сначала всю семью отправили в с. Александровка Берёзовского района Красноярского края. Оттуда Лео Карловича, отца маленького Саши, забрали в трудармию, даже несмотря на то, что у него было больное легкое. Отец так и не вернулся.. А мать с маленьким Сашей в 1942 году отправили еще дальше - на север. И попали они на этот раз на Таймыр в Дудинский район, село Никольское. Вместе с ними отправили и сестру отца- тетю Лиду Шнайдер.

«Она была очень грамотной и работала в Блюменхельде учителем. Тоже, как и мы, была прикреплена к комендатуре. Устав от трудной жизни, она решила сбежать, но ее поймали и посадили в холодной старой бане. Она все же сбежала оттуда. Ее не нашли, думали, что она ушла в тайгу и замерзла. Но недавно мы узнали, что она попала в Челябинскую область, колхоз Белоносово и поменяла фамилию на Миллер, работала там в колхозе бригадиром.

До Никольского плыли на пароходе с большим колесом, по воспоминаниям матери, плыли недолго - всего 3 дня».

По прибытии депортированных поселили в барак, до них в нем жили заключенные, но их отправили в Норильск. Местные жители, тунгусы и эвенки, их очень боялись, но потом отношения между людьми стали постепенно налаживаться. В бараках были условия просто ужасные: холод стаял страшный, такой, что, когда дыхнешь, изо рта шел белый пар, на столах замерзал хлеб, тряпки. Дров не было, старались добывать их сами, это было очень тяжело, так как были одни женщины и дети. Но жить-то надо было! Поэтому смогли раздобыть у местных пилу, позднее своими силами стали строить дома, и получился небольшой поселок.

Именно трудолюбивыми руками немецких женщин был образован колхоз имени Кирова. Работа была очень тяжелая. Уходя на нее, Амалия Петровна брала с собой и маленького сына, так как оставить не с кем было. Первоначально немцев отправили на рыбозаготовительные работы, заставляли брать только большую, крупную рыбу, а всю мелочь нужно было отпускать обратно. Но голод не тетка, и поэтому, когда никто не видел, они ели эту мелкую рыбку прямо на льду живую, она ещё во рту трепыхалась.

После того как организовали колхоз, Амалия Петровна работала сначала разнорабочей, чистила навоз, кормила скот, возила воду. А ей помогал сын. Александр Львович рассказывал, что были крепкие морозы, иногда до 50 градусов. Только прорубь прорубишь - она тут же замерзла, в одно ведро воды нальешь - во втором водичка уже ледяной коркой покрылась. В колхозе был бык, очень злой, агрессивный, и все с ним боялись управляться, а Амалия Петровна ухаживала за ним на свой страх и риск. Работали за трудодни, денег не было, обычно за них давали жмых да немного муки. Мама вязала кружево, шила одежду и продавала.

В Никольском учился Александр Львович в начальной школе с 1 по 4 класс, и больше учиться не довелось. Было очень трудно, чтобы хоть как-то детей подкормить, на большой перемене в школе давали по кусочку хлеба, посыпанному сахаром или солью. Тетрадок было очень мало, только по праздникам в школе выдавали тетрадки, в основном, писали на сшитых газетах. «Чернила расплывались, нас ругали, ставали в угол, я и сейчас хорошо помню свою учительницу Анну Ефимовну. В поселке построили клуб, и молодежь ходила туда на танцы, общались с местным населением, привыкали к друг другу. Тогда народ был очень дружным, выручали друг друга из любой беды».

Когда Александру Львовичу исполнилось 11 лет, его взяли на работу в рыболовецкую бригаду. Конечно, полностью он не получал трудодни, а только половину. Но и это для их семьи было хорошим подспорьем. Если попалась осетрина, если в ней нет 72 сантиметров от хвоста до носа, ее отпускали в воду, иначе считался незаконным уловов. Был государственный план, если его не выполняли, то снимали трудодни, а тогда - голод. Если удавалось, иногда брали рыбу домой. Когда по весне по Енисею проезжал первый пароход, то они подплывали к нему, договаривались со столовой, в обмен на рыбу получали картошку, так как картошка на Таймыре не растет.

По словам Александра Львовича, река была для них настоящей кормилицей. Александру Львовичу вспомнился один случай. В 1955 году шел пароход «Родина» и тащил за собой 12 барж. Напоминала вся эта конструкция поезд. Нагружены они были продуктами и одеждой для Норильска и Дудинки. Но во время сильного шторма все эти баржи разбило и выбросило на берег, и весь груз поплыл по реке. Порой, если посчастливится, то удавалось найти на берегу и тушенку, и сгущенку, и орехи арахис, даже платья и пальто. Разумеется, все найденное тащили себе в дом. Александру Львовичу удалось найти тюк платьев, которые уставший и счастливый, он приволок с большим трудом к матери. Она очень испугалась, что найдут и посадят, взяла два таза, в один положила платья, а другим накрыла и зарыла в навоз. Кто-то прятал найденное в лесу, бывало так, что находили, а бывало, что и с рук сходило.

Когда в 57 году семья выехала в Казахстан, этот тюк платьев так там и остался. «В Казахстане я работал в тракторной бригаде. Там увидел впервые деньги. В городе Уральске учился на шофера, там и встретил свою половинку - Эмму Александровну».

Паспортов не было, а вместо них были «волчьи билеты» - просто белая корочка на 6 месяцев, а потом меняющаяся, а когда они выехали в 57 году с севера в Казахстан, получили паспорта. Сначала на 3 года, потом на 5, потом на 10 лет. На немецком говорить не запрещали, мама Александра Львовича до конца своих дней говорила на немецком, а по-русски говорила очень плохо. Часто пела немецкие песни.

В 1967 году семья Шнайдер переехала в город Енисейск, где живёт и поныне. Но мысли о далекой родине, той, которую он покинул в три года, которую он не помнил и не знал, жили в его душе. И вот однажды, оказавшись в Москве, они решил съездить вместе с мамой в Блюменхельд. Мама шла по селу и не узнавала. «Неухоженное, заброшенное, никому не нужное, и чувствовалось, что нет у него хозяина, и все село напоминало сироту, дома нашего давно уже не было». «С позиции сегодняшнего дня мне кажется, что все, что произошло,- это очень страшно, несправедливо, и так поступали не только с немцами, но и с калмыками и другими народами. Не дай бог, чтобы все повторилось снова, не дай бог испытать такого нашим потомкам».

Ольга Крушинская. Сибиряки поневоле