Родилась 9 сентября 1930 года в селе Найбург Одесской области, сейчас его переименовали в Новоградовку.

Фрида Вильгельмовна рассказывает, что село Найбург располагалось всего в 25 км. от Одессы и было очень красивым и большим. Была своя церковь, куда по воскресеньям ходили всей семьей, а когда советская власть стала бороться с религией, прекрасную церковную колокольню снесли. Недалеко от церкви находилась школа. Здание казалось маленькой девочке просто огромным. Колхоз был крупным, и практически все жители работали в нем. А трудиться на плодородной и черноземной земле, где каждое зернышко прорастало, было большим удовольствием. И не только трудились колхозники, умели они и праздновать. Моя респондентка вспоминает, какими хлебосольными, дружными и торжественными были праздники, проводимые колхозом. Обычно справляли коммунистические праздники (Первое мая или ноябрьские), но и первое сентября в селе тоже справляли. Для ребятишек колхоз накрывал большие столы возле школы, а на них чего только не было, а посреди всего этого гастрономического разнообразия лежали спелые и сочные фрукты из садов. Кушать можно было все, что душе угодно. Говорили местные жители на немецком языке.

Родители Фриды Вильгельмовны были людьми небогатыми и работали наравне со своими односельчанами в колхозе. Маму звали Эмиля Августовна Штоц (в девичестве Ким, 1899г.р.), а отца Штоц Вильгельм Леонгардович (1896г.р.). Детей в семье было шестеро .

Жила семья Штоц в большом доме, сложенном собственноручно главой семейства из крупных камней. Дом был оштукатурен и выглядел празднично, нарядно. В доме было две комнаты и кухня, особенно запомнилась Фриде Вильгельмовне большая печь, сложенная так, что ее стена соприкасалась с комнатой, и поэтому в доме всегда было тепло. Но не только для обогрева служила красавица печь, в ней мама Ф.В. пекла хлеб, да какой ароматный, душистый и с хрустящей корочкой, и почему-то он долго не черствел и всегда оставался мягким и вкусным. Печь топили по-особому – навоз и солому укладывали в большую форму и перемешивали, а потом большим и тяжелым продолговатым камнем раскатывали всю массу, а когда она немного подсыхала, разрезали на кирпичи – и в печь! Особым местом была летняя кухня. Как вспоминает моя респондентка, летняя кухня была практически вторым домом, она состояла из двух комнат, и летом всё семейство постоянно находилось там. Баня была легкой, рассчитанной на летнее время. Поэтому летом после тяжелого трудового дня ополаскивались в бане, а зимой мылись в летней кухне. Дома был погреб, там хранили соленья в бочках – капусту, помидоры, огурцы, а также картошку…

Чердак в доме служил большой кладовой, на полках которой хранились различные припасы - сушеный горох, мука; хлеб лежал, укрытый белой холстиной, копченое сало, колбасы и прочее - всего и не перечислишь.

Держали и живность - свиней, гусей и, конечно же, корову. Каждую неделю сдавали колхозу налог - молоко и масло; если что-то удавалось подкопить, везли в Одессу продавать, а продав, покупали одежду и обувь, домашнюю утварь.

«С началом войны переменилась вся наша жизнь, ─ говорит Ф.В., - страшно вспоминать все пережитое». Особенно запомнились Ф.В. бомбежки: «…Через нас летали самолеты бомбить Одессу, мы жили в 22 км от нее, совсем рядом. Все горело там, а нам было видно пожары, видно, как горит Одесса..ой, как вспомнишь, не дай бог…один раз попал снаряд в летнюю кухню соседей – мать и дочь убило, и в наш двор тоже попадала бомба, но, слава богу, попала в старый погреб, который был засыпан, все взрывалось так, что глыбы земли бросало через дом, и они попадали в соседний двор…».

Когда Одессу заняли немцы, в школе детей стали учить только на немецком языке. Целых два года обучались только на немецком, так что и русский язык стали забывать. «При немцах колхоз закрыли, каждому дали немного земли, чтобы люди могли сами работать на себя, уже мои старшие братья подросли, и отец с ними стал обрабатывать землю. Немцы относились к местным жителям хорошо. Так же жили и работали, как при советской власти, сдавали налог – масло, яйца, молоко. Только вот земля была своя, а это очень важно для человека!». Когда советские войска освобождали Одессу, немцы объявили, чтобы жители села Найбург за 24 часа собрались и взяли с собой все самое необходимое – сменную одежду и немного покушать. Немецкие войска говорили, что уходят ненадолго, а ушли навсегда». Сначала семья Штоц попала в Польшу, а потом в конце 1943 года в Германию. Дорога в Германию была тяжелой, шли пешком, только малыши сидели на телегах. «В Польше жили немного, а потом отправили дальше и привезли в Германию. У них такие сложные названия сел и деревень, где мы были, я только запомнила название соседнего города Халле, нас туда отправили к бауэру - помещику на работу. Работали кто на ферме, а кто на поле. Я с матерью помогала по дому – вели домашнее хозяйство, варили, стирали, а отец с братьями на поле. Так прожили мы там около года. Жили как вольные, не как рабы, и каждую неделю получали конверт с деньгами».

«Когда закончилась война, русские вошли в Берлин, - вспоминает моя респондентка, - мы так обрадовались, что даже плакали, и все, все без исключения, хотели домой. Отец даже говорил, что, если домой попадем и там не будет нашего дома, новый выстроим и будем жить. Когда объявили о том, что можно записываться и ехать домой, мои родители записались одними из первых, и вскоре наш эшелон ушел со станции в дальний путь».

Дорога была долгой, ехали в битком набитом товарном вагоне, вдоль стен которого были нары, а наверху под самым потолком маленькие оконца, и, лежа на верхней полке, можно было заглядывать в них, рассматривать места, по которым провозили. На каждой станции давали горячие обеды и кипяток. Долго ехали и вскоре стали замечать, что места, через которые провозили, иные, незнакомые… И сразу все поняли, что не домой везут, а в Сибирь… Люди на это реагировали по разному, кто-то плакал, а кто-то молча переживал, но везде слышались испуганные голоса попутчиков: «Что с нами будет? Выживем ли? Увидим ли родные места?».

Так подъехали к городу Красноярску, а там уже было много привезенных. И когда начали распределять семьи, то в окрестностях Красноярска мест не хватило, и поэтому семью Штоц отправили в Енисейск. В конце августа или начале сентября (моя респондентка точно не помнит) пароход, на котором плыла семья Ф.В., подошел к пристани г. Енисейска.

Родители Ф.В. устроились работать на лесозавод, туда же взяли и Фриду, но, так как девочке было всего 15 лет, проработала она там недолго, и по приказу ее уволили, а поводом было то, что она несовершеннолетняя. Поселили семью Штоц в небольшом доме в микрорайоне Куйбышево. Там раньше находился детский сад, в одну комнату селили по две семьи. Потом дали квартиру в бараке по улице Ленина, она сгорела в 1976 году.

Жили плохо, но их семье было тяжко оттого, что с собой ничего взять не удалось, а что и удалось, то все в первые месяцы продали и проели. Так продали пальтишко, платье…. Жили голодно, надеть было нечего.

Наступивший 1947 год стал для моей респондентки роковым. Ведь именно тогда она потеряла своих близких. Сначала 6 апреля от голода и истощения скончался ее отец - Вильгельм Леонгардович, ему был всего 51 год. Через некоторое время умерла старшая сестра – Эмма, ей было всего 22 года, умерла она оттого, что съела какой -то корешок. В июле этого же года умерла и мать Фриды Вильгельмовны. К этому времени старший брат Фриды Вильгельм был отправлен на работы в Подтесово. И осталась из всей большой семьи только 17-летняя Фрида и ее 8-летний брат Рихард. «Остались мы с братом одни, мне так страшно было, и я думала: как жить без родителей?! Чтобы выжить, ходили по городу с братом, взявшись за руки, и просили подаяния. Кто кусочек хлебушка даст, а кто и пару картошин или репку, но и это для нас было очень хорошо…. Нами никто не интересовался, власти не интересовались, как мы живем, померли ли или еще живы, и только один человек нам помог, и благодаря ему мы остались живы…». Простой сибирский человек, фронтовик по фамилии Козулин. Как -то раз он зашел к ним в дом и ужаснулся тому, как плохо живут дети… Он всякого навидался на войне, но жить так, как жила это семья, было невозможно. Он и предложил устроить Фриду на лесозавод, а мальчика пристроить в детский дом. «Он мне говорит: хочешь работать? А ему я отвечаю – да, я хочу работать, хочу свой хлеб зарабатывать, мне стыдно подаяние просить. Он и пообещал устроить меня на лесозавод, а братика пристроить в детский дом. Как словом, так и делом: вскоре я начала работать, а братишку отвела в детдом, братик идти не хотел, ему страшно было. С тех пор мы больше подаяния не просили». Фриду Вильгельмовну поставили работать в судоцех, чистить паклю от опилок, в конце каждого рабочего дня ее взвешивали. Работала она и на шпаклевке, а летом в складе готовой продукции укладывала доски в штабеля. Укладывать доски - тоже нелегкая работа: каждую доску нужно было класть аккуратно, ровно, уголок к уголку, клали обычно клетками, чтобы дерево продувалось и сохло. Зимы были холодные, не такие как сейчас. Морозы доходили до 45-50 градусов, ветра были слабыми, но туман был такой густой, что видно было только на метр, актировки для рабочих были недолгими, иногда рано утром, когда еще очень холодно, разрешалось зайти в помещение, а едва температура спадала на 1-2 градуса, все шли работать. Отработала Ф.В. на заводе без малого 33 года, все свое здоровье оставила на тяжелой работе. В Енисейске Фрида Вильгельмовна живет с 1945 года, и за это время этот город стал для нее родным.

Ольга Крушинская. Сибиряки поневоле