Случаются иногда в жизни неожиданные встречи. Однажды я открыл дверь уже немолодому человеку, крайне учтивому, говорившему на изысканнейшем французском языке, но с такими оборотами речи и модуляцией голоса, которые сегодня уже неупотребительны, даже у людей его поколения. Где мне приходилось слышать подобный французский уже? Разумеется, в довоенных фильмах. Родная речь этого человека прервалась на долгое время и была возобновлена в том же самом виде, в котором он оставил ее много лет назад. Этим перерывом был Гулаг. Мне приходилось замечать и у других уцелевших жертв Гулага подобную консервацию родного языка, которому помешали естественно развиваться.
Этот учтивый, почти церемонный человек, которому скоро исполнится 80 лет, прожил жизнь, трагизм которой превышает наше воображение. Он родился во Франции, его родители были французами. Отец умер до его рождения. Из-за второго замужества его матери он ребенком попадает в Варшаву, где с успехом учится; изучил китайский, хинди - экзотические языки его лингвистического всеведения, куда входят также польский, французский, русский, немецкий, испанский, английский - и вероятно, о нескольких других я уже запамятовал. Но в 19 лет он вступает в польскую компартию, тогда подпольную и почти не существующую. Вскоре Коминтерн обращает внимание на этого полиглота, использует в различных миссиях, и затем посылает в Испанию, где Жак Росси руководит одной из секретных радиостанций, действовавших за франкистскими линиями. Как известно, Сталин постарался заманить в Москву всех агентов, которые «работали» в Испании. Некоторые из них - как Орлов или Кривицкий - имели мужество или осмотрительность отказаться вернуться, что дало им некоторую возможность ускользнуть от убийства. Другие почти все были расстреляны. Жак Росси, тогда молодой, занимавший второстепенную роль, был отправлен в Гулаг. Он остался в нем от 1939 до 1961 года. Обратный путь его лежал через Польшу и США; в конце концов, он обосновался на своей родине, во Франции.
Перед таким уничтожением всей жизни только сам Жак Росси знает, о чем он должен горевать более всего. Я не заметил у него ни горечи, ни отчаяния, но, напротив, какую-то ясность и невозмутимость. Люди, подобные ему, многократно пересекали Ахерон: они ускользают от нашего суждения. Но невозможно и рассчитать, какие интеллектуальные и душевные возможности этого человека погибли в сибирских лагерных бараках. По крайней мере, он нашел в себе достаточно силы осуществить эту значительнейшую работу, которую мы сегодня печатаем. Многие из заключенных сумели выжить лишь благодаря несгибаемой воле и желанию поведать однажды о всей правде их страдальческой жизни, и их соузники поэтому и помогали им, что доверяли такую миссию.
В литературе о Гулаге, уже достаточно обильной, труд Жака Росси занимает оригинальное место. Гулаг дал рождение таким работам, ставшим ныне классическими, как книги Чапского, Герлнига, Шаламова, Солженицына. Эти творения являлись личными свидетельствами, в которых авторы, передавая свой опыт и моральную атмосферу Гулага, одновременно облекали их в художественную форму, с тем, чтобы эффективней действовать на читателя, желающего узнать и понять этот вопрос. Труд Жака Росси принадлежит к другому жанру. Хотя он сам был свидетелем Гулага, и более, чем большинство авторов, о которых я упомянул, Росси предпочел создать научную работу. Его личность на протяжении всей рукописи скрылась в его исследованиях. Его энциклопедия не предназначена для широкой публики: это справочник, который станет насущной необходимостью каждого историка, где в сухой и безличной форме приведено больше проверенной и классифицированной информации, чем та, которой мы располагали доселе. И тем не менее, эта энциклопедия - не компиляторское сочинение, в нем отражается редчайший жизненный опыт. И тот, кто углубится в эту книгу, ужаснется, будет столь же потрясен, как при чтении искусно написанного повествования; она даст возможность читательскому воображению подойти как можно ближе - то есть все еще бесконечно далеко - к «последнему кругу», в котором Жак Росси так долго прожил.
Ален Безансон