Прошли долгих пятьдесят лет, и на землю, которая навсегда приняла многих геррев этого повествования, прилетели их дети, внуки и те немногие из переживших лагерь, к кому судьба оказалась милосердней. Прилетели с торжественном и скорбной миссией — воздвигнуть памятник.
Соплеменник и солагерник Леэтса, ныне покойного, справедливо назвал место, где поднялись кресты, интернациональной могилой. Интернациональным был и Норильлаг...
Вечная память всем погибшим на этой земле, — им пришлось самим лечь в фундамент нашего города. Их жизни, их смерти не должны быть забыты. А те, кто жив, пусть живут долго — за себя и за ушедших. Они заслужили долгую жизнь. Спасибо им за силу духа и благородство душ.
Под этой рубрикой в апрельском (1990) выпуске Норильского мемориала были опубликованы страницы мемуаров эстонского полковника, русского по материнской пинии, норильчаника по злой воле, интернированного в 1941... Здесь вы познакомитесь с началом рукописи, событиями, которым ровно полвека.
УЖЕ В ЭСТОНИИ, после возвращения в 1957 году, мне сообщили, что на следующий день после нашего отъезда в мою квартиру в Таллине, по улице Соо, 37, приходили двое сотрудников НКВД уточнить, где я нахожусь. Пришлось даже открывать платяной шкаф в спальне. «Контролеры» вели себя достаточно вежливо и, сделав пометки в записных книжках, удалились.
Такой визит, конечно, ничего хорошего не предвещал и встревожил моих домашних. Тревога увеличилась, когда жена получила сообщение об аресте моего брата в его квартире ночью 14 июня. Он служил в Красной армии в г. Тапа, занимал пост начальника батареи в 150-м дивизионе ПВО, где командиром был капитан А. Пайс. Еще одним тревожным сигналом стала ссылка моей тетки — вдовы генерала Д. Л. Ле бедева.
14 нюня, около 7 часов, прибыли . в Ленинград. Наш вагон с чемоданами и другим имуществом отправили по окружной дороге на Московский вокзал, у нас же до вечера выдалось время на. осмотр города, в котором я не был с февраля 1917 года.
На улице множество людей, одетых, в основной массе, бедно. Покрытие Невского выбитый серый бетон, местами ямы. А когда-то хорошо подогнанные чурбачки приглушали цокот копыт...
Дома уже давно не видели свежей краски, лепные фигуры требуют забот. Короче, центр города (далеко мы и не ходили) оставил достаточно серое впечатление, об отсутствии попорядка и убранности говорило и количество мусора во дворах. Зато по прежнему, во всем величии несла свои воды зажатая в гранит Нева, отражающая силуэты Петропавловской крепости и роскошных фасадов набережных улиц.
Перекусили, а потом и обедали, в столовой на углу. Невского и Конюшенной. Предложенные блюда были простыми и постными. Общую картину города дополнили пустые продовольственные магазины с выставленными в витринах имитациями яств — колбас, окороков и головок сыра.
Несколько часов провели в Эрмитаже. Экспонатов оказалось значительно больше, чем во времена правления императора.. Богатые стенды и чистые залы приятно поразили. К сожалению, как следует ознакомиться с сокровищами мы не успевали.
Из ближнего отделения связи отправили своим в Таллинн открытки с первыми посланиями, осмотрели здания учебных заведений, которые мы оставили несколько десятилетий назад. Среди них были 12-я гимназия на углу Невского и Фонтанки, которую я окончил в 1916 году с серебряной медалью, певческое училище, тоже дорогое моему сердцу, Михайловокое военное училище, где учились Бреде, Каулер и Тоффер, горный институт — альма матер Каулера. Удалось посетить кладбище рядом с монастырем Александра Невского. Там, под высоко-художественными памятниками, покоятся великие люди России — государственные мужи, писатели, поэты, полководцы... Чистота и порядок, посещение разрешено только в определенные часы.
Вечером, перед отправкой поезда, ужинали в ресторане Московского вокзала. Нас обслуживал седой официант, который наклонившись к генералу Бреде, со слезами на глазах прошептал: «Через столько лет я опять вижу офицеров».
По дороге в Москву утром за окнами мы увидели пролетающие миг мо деревни, а в них много неухоженных, с провалившимися крышами, деревянных строений.
В нескольких местах бросилась в глаза колючая проволока, оцепившая бараки и соединившая сторожевые вышки... Те самые концлагеря Советской России, так называемые исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ), о которых были наслышаны. Теперь своими глазами увидели их, не подозревая, что скоро познакомимся с ними гораздо ближе.
Утром 15 июня поезд прибыл в Москву. На перроне нас встретил офицер, представился генерал-лейтенанту Г. Ионсону. Генералы Ионсон, Круус, Томберг, Касекамп и полковник Туйск были направлены в общежитие Генштаба, а нам, артиллеристам, надлежало продолжить путешествие вечерним поездом в летние лагеря Артиллерийской академии, которые располагались в Г¬роховце. Попрощались с генералами-пехотинцами, и военный грузовик доставил нас на Казанский вокзал. Поместив чемоданы в камеру хранения, направились в город.
В нашем распоряжении около 12 часов. Начали, естественно с Красной площади, подстроившись к длинной очереди перед Мавзолеем В. И. Ленина, чтобы взглянуть на величайшего философа XX века в его последней усыпальнице. Вскоре рядом с нами возник сержант из караула и сообщил, что, согласно действующему порядку, офицеры в очереди стоять не обязаны. Он повел нас прямо в Мавзолей...
Знакомились с центром Москвы, восторгались подземными вокзалами, отобедали в ресторане гостиницы «Москва», где к обслуживанию и меню нечего было желать; правда, холодные закуски и три блюда (с напитками обошлись почти в 150 рублей на' каждого. Пить кофе решили на верхнем этаже гостиницы, откуда открывался 'великолепный вид.
Вечером наше путешествие было продолжено. 16 июня, утром прибыли на Гороховецкий вокзал, где нас ожидали автомобили, а совсем неподалеку оказалось расположение учебных лагерей. Жилье нам предложили в офицерском общежитии, по 2-4 человека в комнате. Генералов Бреде и Каулера разместили в отдельном домике, по комнате каждому. Завтракали и обедали все в лагерной столовой.
Накануне прибыли старшие офицеры из Латвии и Литвы. Из латышей тут были полковники Биркенштейн, Морнарт, Калныньш, Карклиньш. Штраусе, Зийде, подполковники Касперсон, Макаров, Пеникис, Роситас, Совенс, Зандерсои и Рихкович— всего 13 офицеров. Столько же литовцев: генерал-майоры Жилис, и Модишиус, полковники Ясулайтис . и Сиджикаускас, подполковники Янавичус, Даушкас, Марулис, Рукшис. Склериус, Стейкунас и Таллат- Кельпша, майоры Дапкус и Малионис. Всего в переподготовке участвовал таким образом 41 старший офицер-артиллерист.
Для построения и внутреннего распорядка нас разбили на две группы (за исключением генералов): в первую, под моим командованием, входили три «больших» штабных начальника, четыре начальника штабов дивизий и 15 командиров артполков — всего 22 офицера: во вторую группу были включены 15 начальников полковых штабов.
16 июня после обеда начальник Академии генерал-лейтенант Дереш довел ' до нас программу 6-месячных курсов, внутренний распорядок и план работы, нам вручили учебные материалы и принадлежности 17 июня приступили к занятиям — ознакомительным лекциям с .последующими задачами на местности в масштабе действий корпуса и дивизии. Чисто теоретических предметов и лекций было немного. Преподаватели высококвалифицированные, среди них знаменитые специалисты из бывшей русской армии, такие, как генералы Дьяконов и и профессор П. П. Гельвиш, полковник Сашковский. Характер занятии — сугубо практический в первую очередь — для ознакомления с тактической доктриной Красной Армии. Два раза в неделю, после занятий на местности, по вечерам составляли соответствующую документацию (оперативные приказы, ' таблицы, схемы и т. д.) Все. действия просматривались и обсуждались специалистами по предметам.
Работа шла 'напряженно, и свободного времени почти не оставалось. С моим соседом по комнате, майором . Николаем Рийбергом, мы делились мыслями и советами по решению некоторых задач — оба ведь преподавали в Высшем военном училище, он— общую тактику, я — тактику артиллерии. Во время коротких перерывов бегали купаться на озеро. Однажды нас водили в тир, где я заслужил похвалу за высокий результат. В нашем распоряжении был и продуктовый ларек.
Так пролетела неделя.
22 июня, в полдень, слушали по радио речь министра иностранных дел В. Молотова. Наши занятия продолжались по первоначальной программе. Добавилась ежедневная информация о положении на фронте, которую с 17.00 вел генерал Дереш, используя карту. Как-то после обеда я (с Рости и Рийбергом) отправился в соседнее село — познакомиться с жителями, их бытом. Среднее по площади село составляли в основном добротные срубленные дома, с мастерски выполненными украшениями на окнах дверях и воротах. Вошли в дом, просторный, обставленный, по-русски, опрятный и чистый. Едва успели завести разговор с гостеприимными хозяевами, как перед входом остановился военный автомобиль. Вошёл политрук и попросил нас выйти к машине: «Чтобы пожалеть ваши ноги, предлагаю прокатиться до расположения лагерей. Между прочим, у нас не принято общение старших офицеров с населением».
Инцидент получился выразительным. Стало ясно, за нами следят.
27 июня снова занимались решением тактической задачи на местности, вечером оформляли документацию и спать легли только около полуночи. Проснулись от громкого стука в дверь. Включив свет, глянул на часы — 1.30. На пороге стоял офицер: «Тревога, срочно одеться и со своей группой прибыть в штаб лагеря за документами. Академия выезжает в Москву, там получите назначение — и на фронт».
22 офицера моей группы вскоре шагали по темной аллее к зданию штаба, — метров двести от общежития. За нашей следовала вторая группа, а за строем деревьев мы заметили цепь фигур, следивших за нашим движением. По случаю тревоги на это не обратили особого внимания. На крыльце нас встретил полковник, который направил группы по широкому коридору, и там первую — к двери налево, а вторую — к двери направо. Когда я открыл дверь и мы вошли в ярко освещенное -помещение, прозвучала резкая команда: «Вперед и направо, в одну шеренгу лицом к стенке!»
Мы находились в зале клуба. Слева в два ряда стояли бойцы НКВД с направленными на нас пистолетами.
Мы выстроились спиной к «синим фуражкам». Прозвучала новая команда: «Руки вверх — и так держать!». Мы подняли руки. Из-за спины подошли и обшарили наши карманы, отобрав пистолеты. «Кругом, опустить руки!»
После этого вызывали по одному к столу около окна в глубине зала, где в присутствии полковника НКВД с наших мундиров были удалены знаки различия. Процедура проходила в смертельной тишине. Мы были бледны и потрясены случившимся. Наконец, все было закончено, и к нам подошел полковник, руководивший «операцией», я осведомился, чем вызвано такое отношение к нам. В ответ прозвучало: «Вы являетесь жертвой международного положения я изолируетесь до конца войны».
Вернулись в общежитие — упаковать вещи. За час мы должны были собраться к отъезду. Шагая ранним утром прекрасного солнечного дня в сторону общежития, мы уже хорошо видели вооруженных винтовками солдат, которые с любопытством- глядели на нас. Это были курсанты-политруки Артиллерийской академии, с помощью которых проходил арест руководителей артиллерийских войск Красной армии из Прибалтийских республик.
В общежитии обнаружили, что наши чемоданы, письменные столы, вещи подвергались обыску. Пистолету и патроны отобрали, но деньги, лежали нетронутыми. Даже складной нож и бритвенные принадлежности , сохранены.
К крыльцу подъехали открытые грузовики, оборудованные скамейками. К «ам присоединились под конвоем и генерал^. «По машинам!» Когда мы заняли места, последовало предупреждение, что, если кто-то попытается покинуть автомобиль во время движения или стоянки- по пути следования, получит пулю.
В кабине, рядом с водителем занял место один, на заднем сиденье в кузове —- еще двое, «синефуражнихов». Поехали... Не ведали куда.
У Гороховца на магистральной автодороге повернули налево, к востоку. Значит, пунктом назначения может оказаться Горький — туда около 80 км. В царское время там, как известно, находилась огромная тюрьма...
Около 10 часов переехали по мосту через Волгу. В городе шла мобилизация. На улицах множество военных, толчея деревенских жителей, запряженные в телеги лошади. Около хлебного магазина — длинная очередь.
Пересекли Горький и остановились на окраине, как и предполагали — около тюрьмы. Железные ворота открылись, пропустив автомашины во внутренний двор, и захлопнулись. Нам скомандовали: -«с вещами!» и провели через двери в коридор,, где построили в две шеренги.
Явился подполковник — начальник тюрьмы со списком. Произвел перекличку, исковеркав едва ли не каждую из непривычных фамилий. Покрытое шрамами лицо было сурово и ничего хорошего не предвещало.
После переклички мы должны были отнести чемоданы куда-то наверх и спуститься в просторный зал, в один конец которого доставили железные кровати с матрацами, подушками, простынями, одеялами.
Нам были разрешены пользование туалетами и умывальниками, отдых до 17.00, а 18.00 обещан в этом.
Привели себя в порядок. Несмотря на то, что со вчерашнего дня и крошки во рту не было, кроме огромной физической и моральной усталости, ничего не чувствовали. В умывальном помещении упал и не поднялся Модишиус — инфаркт. Уложили генерала на скамейку. Тюремный врач — пожилая дама -'риводила его в чувство. У нее по щекам текли слезы. Это сочувствие глубоко нас тронуло.
Мы отдыхали часов пять. Около 18 часов предложили обед (в том же зале).. Впервые я обедал в тюрьме! Обед вполне устроил: плотные щи со сметаной, вареная (тушеная) свинина; кисель с. рисовой кашей и все это без ограничения. После обеда — чай.
Снова появился начальник тюрьмы, поинтересовался, нормально ли отдохнули, достаточно у ли хорошо накормлены. Через полчаса мы опять должны быть готовы в путь.
Пункт назначения и на этот раз оставался неизвестным. Построение во внутреннем дворе тюрьмы. Погрузка на автомашины. «В случае попытки побега — расстрел на месте!»
Вдруг прогремел выстрел. Прибежал начальник тюрьмы. Выяснил, по одни из охранников нечаянно сорвал курок. Виновник получил внушение чисто по-русски.
Напряжение спало, железные ворота открылись... Мы подкатили к железнодорожному вокзалу. На запасных путях стояли два вагона третьего класса с решетками на окнах. Вагоны предназначались для нас. Устроились — с чемоданами и охранниками. Генералам полагалось по матрацу. В каждом купе — четверо.
Через некоторое время вагоны прицепили к хвосту пассажирского поезда. Теперь вперед и вперед.
К Сибири.
Перевод Р. Ээнсо и Л. Анатольева.
«Норильская панорама», № 13 (17), 07.08.91