Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола


Дворец и крепость

После чая меня отвели в тюрьму. Это была железобетонная крепость, построенная для предстоящего “1937 г.”. Все было предвидено и предусмотрено заранее, и все было запланировано. В 1934 году, одновременно во всех областных центрах и крупных городах были сооружены колоссальные дворцы НКВД, с колоннами и со всякими украшениями. Всегда, когда я проходил мимо них, еще будучи на свободе, я любовался красотой и колоссальностью этих зданий. И только в 1939 году, я на своей шкуре испытал, что кроется за этими великолепными фасадами с этой колоннадой. Этот фасад скрывал огромную тюрьму, построенную внутри двора. Именно поэтому дворцы эти строились на углах двух улиц, чтобы скрыть внутренность двора. Поэтому их окрестили именем “Внутренней тюрьмы”. Тюрьма куда меня теперь привели, имела 5 этажей и в каждом этаже по 40 одиночных камер. Она была рассчитана только на политических арестантов, а их чаще всего сажали по одиночке, чтобы оказать моральное давление одиночеством. На всякий случай в каждом этаже имелись по одной массовой камере на 50 человек.

Когда меня завели в тюрьму, в коридоре царила мертвая тишина. Охрана передвигалась на цыпочках по толстым дорожкам, которые заглушали звук шагов. Узник в одиночке не должен слышать шаги приближающейся охраны. Последняя добирается до глазка камеры неожиданно и застает узника врасплох. Попав в коридор, я имел несчастье кашлянуть. Об этом немедленно доложили начальнику тюрьмы. Он меня вызвал к себе и стал допрашивать: “Почему я кашлянул и кому сигнал подавал”. Увидев мое недоуменное лицо, он видимо поверил, что я ни для кого не кашлял. Он обещал на сей раз оставить мой проступок без наказания, но сделал мне грозное внушение, что если подобное случится со мной еще раз, то мне несдобровать.

Когда меня наконец завели в отведенную мне камеру, то у меня отобрали последний кусок хлеба. Оказалось, что никаких продуктовых запасов нельзя вносить с собой в камеру. Твои мучители должны иметь точный контроль, сколько ты съел и насколько ты голодал, и можно ли, усилив твой голод, заставить тебя оговорить себя или других. А если у тебя запасы, то все их счеты запутаются. Это было особенно чудовищное правило, которое я встретил в первой тюрьме. Я уже жил 9 месяцев на одной пайке и никаких запасов у меня не было, я всегда был голоден. А сегодня мне как раз повезло. Оставшись на вокзале под охраной молодого солдата, я набрался храбрости и попросил прошедшего мимо нас пассажира, чтобы он купил мне буханку хлеба. Конвой замахал на меня руками, но пассажир принес хлеб и конвой растерялся, он вынужден был разрешить мне это перед лицом вокзальной публики. Теперь у меня отняли этот хлеб, невзирая на мои протесты.

Запрещали также кутаться от холода. В камере было сыро и холодно. Центральное отопление почти не действовало. Стены промерзли насквозь и были покрыты инеем. В таком морозильнике, я не решался снять с себя полушубок, недавно привезенный женой и шапку-ушанку. В своей этой мужицкой одежде я нарушал “приличный” вид тюрьмы. Охранник в первое же утро стал требовать: “Неприлично сидеть в помещении в верхней одежде и головном уборе, раздевайся немедленно”. Я категорически отказался подчиниться. Тогда явился нач. тюрьмы и грозил карцером, если я не разденусь через полчаса. Вся эта история, утонченное издевательство, готовность заморозить людей, лишь бы соблюсти “хороший тон”, тюремные “приличия”, настолько возмутили меня и вывели из равновесия, что когда нач. тюрьмы явился вторично и повторил свое требование, раздеться я оголил руку по локоть, протянул ему и крикнул: “На готентот, ешь меня”. Он отпрянул от глазка и больше не являлся, не знаю почему. Или совесть заговорила, или он счел меня сумасшедшим. С тех пор меня оставили одетым на все время пребывания у них и больше к этому не придирались.


Оглавление Предыдущая глава Следующая глава

На главную страницу сайта