Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола
… и вдруг однажды ночью, когда мы уже все спали, к нам в камеру ворвалось человек 10 ищеек, подняли меня и начали обыскивать место, на котором я лежал. А я лежал отдельно у пристенка. Они разобрали мои нары и пристенок, разобрали по досточкам, и каждую кололи, нет ли внутри чего. Поиски были “успешны”, обнаружили рукописный словарь французского языка, который я составил при изучении этого языка и вписал в книжечку папиросной бумаги. Они очень обрадовались этой находке, их заинтересовали письмена на иностранном языке. Кончили обыск и увезли меня в главное управление ЧК лагеря. Здесь меня оставили у входа, под охраной дежурного.
Вскоре явилась смена караула, и я услышал как вновь пришедший, спрашивал, показывая на меня: “Это тот который освобождается?” Что ему ответили, я не слышал, но эта фраза, показалось мне, касается меня и только меня. И я возвысился до небес и стал строить воздушные замки. Я “догадался”, что мое письмо в Москву, попало в руки адресата, а теперь меня везут не иначе как на свободу. Вскоре меня отвезли в Центральный изолятор. Старый знакомый, но теперь он мне не страшен, еще пару дней и я буду на свободе.
Долго тянулась эта пара дней, как целая вечность. Наконец пришли за мной и повезли к поезду. Сопровождал меня какой-то чекистский начальник и мы сели в мягком купированном вагоне. Мой спутник шепнул мне на ухо, чтобы я не подавал виду, что я арестант, и добавил на всякий случай, что если я вздумаю прыгнуть в окно, он мне всадит пулю в спину. Это предупреждение я пропустил мимо ушей, мной владела одна мысль, что я еду на свободу, а все что этому противоречило я не замечал. Ведь не зря меня везут в мягком вагоне и просят не выдавать себя арестантом.
Приехали мы в Ярославль, где меня ждал на вокзале “черный ворон”. Отвезли и сдали во “Внутреннюю тюрьму” Госбезопасности. Не заводя в камеру меня повели на допрос. Допрашивал зам. начальник областного управления М.Г.Б. По ходу допроса я чувствовал, что следователь ведет подробную запись моих ответов биографического характера, причем в отличие от предыдущих допросов он подробно записывал все положительные моменты. Это еще раз убедило меня, что допрос специально ведется в таком духе, чтобы доказать мою невиновность и оправдать меня. Между прочим вопросами, в конце, следователь как бы невзначай спросил меня: “От кого я привез письмо академику Деборину, не от Литвака ли из Вильно”. Я, не думая, ответил утвердительно.
Таким образом я подтвердил, то что счел нужным скрыть в письме, то что я считал тогда опасным и компрометирующим для академика. А теперь я это подтвердил, потому что был уверен что сам академик сказал об этом в беседе с Ежовым, когда хлопотал за меня (иначе, откуда это стало известно следователю) и я подтвердил сказанное академиком.
На этом моем подтверждении допрос оборвался и следователь пригласил меня выпить с ним чай с пирожными. Я согласился на чай и сказал при этом, что я еще ни разу ничего не принимал от рук следователя, считая это опасным и вредным. На сей раз я делаю исключение, потому что этот допрос сулит мне свободу. И все-таки, когда мы кончили чай пить, то я свою благодарность закончил с оговоркой “как бы мне этот хлеб-соль боком не вышел”.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава