10. Рецидивист и гармошка

Однажды у нас появился штатный баянист – Валерий Иванович, низкорослый горбун с бледным рябоватым лицом. Он был профессиональным музыкантом - своими длинными, как у всех горбунов, пальцами он виртуозно играл на своём концертном баяне.

Деревенские пацаны рассказывали, что он подселился к чудаковатой старой деве, о которой по деревне ходили разные анекдоты. Ещё говорили, что он играет на деревенских свадьбах и этим хорошо зарабатывает. В детдоме он появлялся нечасто – на репетициях нашей самодеятельности, да на праздничных утренниках.

За хорошие показатели по успеваемости наш детский дом премировали хроматической гармошкой – хромкой, как все говорили. Для сохранности её убрали в склад. Узнав о гармошке, Валерий Иванович настоял, чтобы её передали нам, и сам принёс её в нашу спальню. Мы сразу же выстроились в очередь на ней попиликать.

Через несколько дней он пришёл к нам в спальню и, взяв гармошку, сыграл на ней простую частушечную мелодию (что-то вроде - та-та-ти'-та, та-та-ти`-та, та-та-ти`-та, та`-та-та). Потом сказал:

- Кто сможет повторить?

Повторить попытались многие. У меня получилось лучше, и он предложил мне дальше потренироваться и пообещал прийти ещё.

На другой день Валерий Иванович пришёл с баяном. Я показал, как у меня получается. Послушав, он сказал:

- Играй, не останавливайся.

Мою незамысловатую игру он стал сопровождать сложными вариациями на своём баяне. Неожиданно зазвучала красивая музыка, на звуки которой сбежались ребята, пришли воспитатели. Всех поразило именно моё участие в создании этой музыки – мы оба растягивали меха, оба играли, а кто что играл, они не разбирались. С этого момента я для всех в детдоме стал гармонистом.

Я разучил эту частушку, потом стал подбирать мелодии, многие из которых я знал ещё с довоенного времени. Дело в том, что в Энгельсе, ещё до переезда в наш недостроенный дом, мы жили на первом этаже детской больницы, где завхозом работал мой отец. Окна нашей квартиры выходили на танцплощадку городского сада, где по вечерам постоянно звучали вальсы, танго, фокстроты. Иногда там ставили щиты с текстами новых песен, и их разучивала вся танцплощадка. Мне было всего пять или шесть лет, но многие мелодии остались в моей памяти.

Со временем я играл уже бегло, наигрывал песни, танцы, деревенские наигрыши, быструю «улочную». Девчонки часто ходили за мной:

- Робка, поиграй!

Если это было летом, я выходил во двор, растягивал меха и девчонки начинали танцы, запевали песни. Однажды мы с мальчишками забрались на крышу нашего здания и под гармошку горланили частушки с довольно «солёным» текстом. Бывшие во дворе воспитательницы не могли разобрать слов, но, слыша наше пение, одобрительно нам улыбались...

Из села приходили девушки, просили поиграть у них на «пятачке». Играть в селе мне случалось не только летом, но и зимой. Вспоминается один из морозных дней – парни и девушки, взявшись за руки и перегородив улицу, идут по селу, громко распевая частушки. Я иду в середине этого ряда и в тонких варежках, чтобы не обморозить пальцы, лихо играю на гармошке разухабистую «улочную».

По «Самоучителю для хроматической гармоники» я познакомился с нотами и даже разучил несколько мелодий. Но дальше меня не хватило – мне было проще играть «на слух». Пробовал я играть на кустарных гармошках «русского строя» и на трофейных гармошках «немецкого строя». У таких гармошек высота звука зависит от направления движения мехов.

Играть на них сложнее, но звучание красивее, чем у моей «казённой» хромки.
Валерий Иванович организовал у нас «шумовой оркестр», куда вошёл его баян, моя хромка, гитара, балалайка, огромная балалайка-контрабас, угол которой упирался в пол, кастаньеты, трензель (металлический треугольник) и школьный барабан. Мы разучили несколько мелодий, девчонки подготовили русский перепляс с чечёткой, сочинили бойкие частушки. В детдом привезли двух беленьких сестёр, учениц балетной школы, и в нашем «ансамбле» появился балетный номер. Гвоздём нашей программы было сольное выступление Валерия Ивановича – его виртуозная игра завораживала слушателей.

С нашими концертами мы ездили по окрестным деревням. Репертуар у нас был незамысловатый, но в деревнях, где артистов никогда не было, нашими выступлениями были очень довольны. Платили ли за наши концерты, не знаю, но нас кормили и это было главным.

Создание «шумового оркестра» подняло авторитет Валерия Ивановича, и его назначили подменным воспитателем - он замещал воспитателей в их выходные дни и во время отпусков. Он неплохо ладил с ребятами, был всегда дружелюбен. Но мы знали, что он мог быть и строгим, даже жёстким.

Было лето, уже заканчивались каникулы. Я находился во дворе, когда кто-то из пацанов срочно позвал меня в спальню. Там в окружении ребят стоял Валерий Иванович, бледный и весь какой-то взъерошенный. Он сказал, что ему нужно бежать, что здесь ему грозит тюрьма. Он просил достать ему булку хлеба и почему-то простыню.

Он рассказал, что произошло. Прошлой зимой, проезжая с очередным нашим директором через какую-то деревню, он стащил бочку керосина – просто перевалил её со стоявших возле одной избы саней в свои сани. Керосин нужен был детдому, как говорится, позарез – после смыва плотины электростанция не работала и вечерами мы сидели в темноте. С появлением именно этого керосина у нас зажглись керосиновые лампы.

Горбун ругался, что слабак директор сразу же во всём сознался и выдал его. Тут же он рассказал о себе.

Вырос он в Свердловске, родители его были уважаемые в городе люди. Он закончил музыкальную школу по классу баяна. Потом он стал уголовником, несколько раз был осуждён. В лагерях ему было неплохо - на тяжёлых работах он, как инвалид, не работал, а с лагерным начальством он дружил, играя на их пьянках. У нас он отсиживался после неудачной воровской операции.
Ребята достали ему хлеба и простыню, он попрощался и исчез.

Через полгода он снова появился и сразу прошёл в нашу спальню. Он рассказал, что, убегая в прошлый раз от ареста, сел в поезд, идущий в сторону Москвы. В поезде он сразу же нашел таких же дружков-уголовников.

- Поезд идет медленно – чемоданы летят, поезд идёт быстро – пассажиры летят, - рассказывал он. - Так мы работали.

Так он добрался до Москвы. В электричке его, как он сам сказал, по глупости задержали – он ехал без билета и при нём был где-то украденный аккордеон. На суде ему припомнили и бочку с керосином. Его осудили, дали срок. В лагере ему, как всегда, было неплохо. Через несколько месяцев прошла амнистия для инвалидов и его выпустили.

Рассказав о себе и расспросив про наше житьё-бытьё, он распрощался с нами и ушёл. Ни с кем из сотрудников детдома он не поговорил – они шарахались от него, как от чумного. Видимо, очень уж большой был скандал из-за того, что целый год с детьми работал рецидивист, профессиональный уголовник.

Да он и не искал с ними встречи. Ему важней было поговорить с ребятами, с которыми он единственный раз в жизни чувствовал себя не уголовником, а просто человеком, учившим хорошему детдомовских мальчишек.

Оглавление Предыдущая Следующая