19. В Казахстан

Ехать-то я собирался, а как это осуществить – не знал, главное – на дорогу не было денег.  Детский дом не мог мне их дать – здесь я уже не числился. Выход нашёл Степан Разумович – он дал мне бумагу, которую я подписал задним числом. В ней стояло, что в августе, когда я уезжал в техникум, я получил не один, как было фактически, а два костюма. Второй костюм он взял себе, а за него дал мне денег. В детдомовской кухне мне наварили мяса и залили его жиром в литровых банках, напекли сухой выпечки.

С билетом на поезд тоже было непросто. Начальник Кленовского разъезда, хоть и с трудом, но забронировал место на проходящий поезд. Но было неизвестно, куда выписывать  билет. По железнодорожным справочникам и по карте, висевшей в кабинете начальника, в Карагандинской области не было города Темиртау. Начальник предложил выписать билет до города Темиртау, который находился в Кемеровской области.

Возможно, в письмe перепутали области, - сказал он.

Но я не согласился:

Дайте мне билет до Караганды, а с моими детдомовскими документами меня любая милиция доставит к отцу.

Вручая мне билет, начальник разъезда предупредил, что в Петропавловске я должен буду сделать пересадку.
 

На разъезде меня провожал Степан Разумович. Подошёл поезд, Степан Разумович помог мне с моим зелёным чемоданом забраться в вагон, и поезд сразу же тронулся.

Я прошёл в вагон и занял место, указанное проводником. За окнами проплывали знакомые места, покрытые лесом горы. Поезд набирал ходу, вагон слегка раскачивало, мерно стучали колёса. И только теперь я почувствовал, что уезжаю насовсем, что детдомовская жизнь и всё, что с ней было связано, и плохое, и хорошее, остались позади. И было неизвестно, что ждёт меня там, куда я еду.

На подъезде к Свердловску я случайно узнал, что поезд, на котором мы едем, не проходит через Петропавловск - он идёт по северной ветке через Тюмень (начальник разъезда ошибся и дал мне билет не на тот поезд). Пришлось поспешно сойти. На вокзале было много народу,  люди  часами, а то и сутками стояли в очередях у касс.  Но мне удалось в тот же день получить место на поезд, проходящий через Петропавловск.

На вокзале Петропавловска народу было ещё больше. В одной из длинных очередей я познакомился с двумя парнями, которые ехали в  Балхаш. Они были старше меня, да и вид их был довольно подозрительный, но меня это не пугало - взять у меня было нечего, а в компании дорога проще. Когда один из нас отлучался (днём – сходить поесть, сбегать в справочную или в туалет, а ночью – немного поспать), остальные караулили очередь. Только на другой день мы получили места на нужный поезд.

В Караганду мы ехали без особых приключений. Меня волновал вопрос – существует ли там, куда я еду, город Темиртау? Уже недалеко от Караганды я узнал, что такой город есть (год назад так назвали посёлок Самаркандский) и что мне нужно сходить на разъезде Солонички.

Поздно вечером я сошёл на разъезде Солонички. Вместе со мной сошёл молодой парень и несколько больших семей. Эти смуглые черноволосые люди  показались мне цыганами, но парень-попутчик (он оказался местным) сказал, что это чеченцы или ингуши, высланные с Кавказа во время войны. С ними был вербовщик,  откуда-то их перевозивший в Темиртау.

На разъезде выяснилось, что железную дорогу на Темиртау недавно закончили реконструировать, но ещё не сдали в эксплуатацию, и изредка туда ходят товарные поезда, и то с малой скоростью.

Ночь мы провели в маленьком здании разъезда. Утром вербовщик проявил бурную деятельность, и вскорости его горцы забирались на товарный поезд, отправлявшийся в Темиртау. Большая их часть расположилась в крытом вагоне с каким-то грузом, а остальные – на открытой платформе с шамотным кирпичом. Мы с парнем тоже пристроились на этой платформе.

Здесь я впервые услышал ( не по радио или в кино, а «вживую») многоголосное пение горцев, и не каких-нибудь артистов, а простых людей.  Их красивая печальная песня, доносившаяся из соседнего вагона, так отвечала моему тревожному настроению.

Поезд шёл очень медленно с остановками в открытом поле. До Темиртау, до которого было километров тридцать, мы добирались несколько часов.

С обеих сторон лежала сухая степь, простиравшаяся до самого горизонта. Уже на подъезде к Темиртау показалось огромное водохранилище. Пошли большие огороды, на некоторых работали пленные японцы в желтовато-зелёной форме. Появились какие-то бараки, заводские постройки и поезд прибыл на конечную станцию. На вагончике, который стоял вместо вокзала, было написано «Темир-Тау».

До центра пришлось идти пешком и до него я добрался только к концу дня. Спрашивая у прохожих милицию, я  дошёл до старой части города, состоявшей  из сплошного ряда низких землянок. Для меня, жившего в Сибири и на Урале, где в любой деревне стояли высокие деревянные дома, всё это было непривычным и в наступавших сумерках казалось враждебным. К тому же меня несколько раз направляли в противоположные стороны, так как городская милиция два дня назад переехала на новое место и не всякий об этом знал. К  зданию милиции я подошёл, когда совсем стемнело.

Начальник  милиции просмотрел мои документы и сказал, что мне надо не сюда, а в какую-то «комендатуру». Он долго объяснял, как её найти, и для ориентира посоветовал держаться старой узкоколейки.  В полной темноте (освещения не было) я углубился по этой узкоколейке в район землянок и понял, что, если я её оставлю, то совсем потеряюсь. По ней же я вернулся к милиции и расположился на ночь на скамейке, благо, что погода была тёплая. Скамейка стояла недалеко от входа в милицию, и было видно, как входят и выходят милиционеры, какие-то люди в штатском. Подошёл дежурный и сказал, что здесь нельзя находиться. Но уходить мне было некуда. Видимо, обо мне доложили начальнику, потому что он позвал меня в кабинет. Узнав, что я не нашёл комендатуру, он предложил на ночь стоявший в углу пустой стол, которому ещё не нашлось, видно, места в новом здании.

Заперев мои бумаги в сейф, он ушёл, а я улёгся на стол и проспал на нём до утра.

Когда начальник милиции утром пришёл, я уже не спал. Он распросил откуда я, где мне приходилось быть. Потом он куда-то позвонил, и вскорости пришёл  высокий человек в военной форме. Это был Габуренко, комендант местной спецкомендатуры.

- Ты сын Ивана Давыдовича?  Пойдём, я отведу тебя к нему.

И он повёл меня в артель «Заря», где, как он сказал, работает мой отец.  Мы вошли в большой двор, в глубине которого находился колбасный цех. Войдя в цех, Габуренко громко сказал:

-Иван Давыдович, я привёл тебе сына!

Тут я увидел отца. Он показался мне меньше ростом, очень худым, с сильной проседью. Мы обнялись.

Подошли работавшие в цехе женщины, о чём-то спрашивали. Отец выглядел несколько растерянным - он ждал ответа на запрос комендатуры, а я явился сам.

Он попросил меня подождать. Открыли коптильню и из неё стали выкатывать деревянные стеллажи с готовым сервелатом. Работая, женщины жалостливо поглядывали на меня, охали, разговаривая между собой. Грязный и измятый за долгую дорогу, я действительно выглядел не ахти. Я сидел и думал, что хорошо бы, чтобы и мама была здесь в Темиртау. Но отец ничего не говорил и помогал выкатывать стеллажи. Одна из женщин предложила мне палку ещё горячего сервелата. Колбаса была такой душистой и вкусной, а я был такой голодный, что я не заметил, как съел всю палку. В цеху ещё долго вспоминали, каким голодным приехал сын Ивана Давидовича. Но от свежего, ещё горячего сервелата не отказался бы, я думаю, и менее голодный человек.

По дороге к себе домой отец как-то мялся, говорил, что с мамой у него ещё раньше были проблемы, что, где она сейчас, он не знает и что у него живёт одна женщина. Мы пришли на квартиру, которую он снимал в частном доме, и там он познакомил меня с тётей Марусей, ставшей теперь моей мачехой.

Оглавление Предыдущая Следующая