20. Темиртау – железная гора

Трудармейские лагеря закрыли только в 1947 году, через два года после окончания войны, и российским немцам предложили на выбор – или они остаются там, где находятся их лагеря, и туда же приезжают их семьи или они возвращаются в места, куда их высылали. Оставаться на  лесоразработках отец не захотел, а возвращаться в Красноярский край ему было не к кому -  мама, с которой уже произошёл разрыв, находилась где-то в Бурят-Монголии, а где находился я, он не знал. И ему разрешили ехать в Казахстан, в молодой город Темиртау, где нужны были рабочие руки.

В переводе с казахского «Темиртау»  означает железная гора. Название оправдывалось тем, что в городе действовал сталелитейный завод и намечалось строительство крупного металлургического комбината.  Железных гор там, конечно, не было, но были горы, похожие на уральские. Ребятам в детдом я потом писал: «Здесь такие же горы, как у нас, только лысые».

Молодой город  быстро рос – строились промышленные объекты, жилые кварталы. Как всегда на таких стройках, в городе было несколько лагерей  ГУЛАГА, среди которых  был лагерь для японских военнопленных, который вскоре закрыли.

Приехав в Темиртау и встав на учёт в спецкомендатуре, отец пошёл работать путевым рабочим. В спецкомендатуре узнали, что он имеет опыт работы по изготовлению колбас  (в двадцатые годы в Ташкенте он действительно работал подмастерьем в колбасной артели). Его вызвали и сказали, что ему поручается организовать колбасное производство. Он активно взялся - в одном из помещений тогдашней артели «Заря» сложил печь-коптильню, подобрал оборудование и колбасный цех заработал. Колбасу, которую выпускал этот цех, в городе знали -  она всегда была лучше привозной. И когда намечались важные мероприятия (партийные конференции, торжественные собрания), городское начальство, знавшее отца как превосходного мастера, обращалось к нему, и он несколько ночей оставался в цеху и сам изготавливал колбасные деликатесы для начальственных буфетов.

Тётя Маруся, моя мачеха, приехала сюда тоже в 1947 году, спасаясь от голода на Украине.  Это была крупная грубоватая женщина лет тридцати, говорившая на смеси украинских и русских слов. Она не работала, занималась домашним хозяйством - они держали пару свиней, а потом завели и корову.

Для меня здесь многое было непривычным, особенно в первое время. До этого я жил в ребячьих коллективах,  рядом были товарищи, вместе с которыми мы переживали все наши мальчишеские события. Здесь я пошёл  в школу, в восьмой класс, но мои одноклассники жили в другой части города, у них была своя компания, а я на нашей окраине оказался один. И мои домашние, в отличие от детдомовских воспитателей,  были далеки от моих школьных дел, многое, что меня интересовало, о чём я читал в книгах или узнавал от учителей, было им непонятно.

Жизнь моя стала довольно однообразной. В школу я уходил в обед, во вторую смену. С утра шёл в центр города за хлебом, где подолгу выстаивал в очередях. Вернувшись, я садился за уроки. Некоторых учебников у меня не было, и иногда приходилось идти к ребятам через весь город.

Времени на домашние задания часто нехватало, но я как-то справлялся и проблем с успеваемостью у меня не было. А вечерами  я читал книги, которые брал в библиотеке клуба строителей, расположенного недалеко от нас.

Вся эта моя возня с книгами и тетрадками  раздражала тётю Марусю.

-Такой лоб, и не работает, - повторяла она. – Всё романами занимается (с ударением на «о»)!

Но отец, сам малограмотный, научившийся кое-как писать уже взрослым, считал, что я должен получить образование, и не обращал внимание на её ворчание.

Семейная  жизнь у них была какой-то странной. У каждого из них был свой шкаф, который они тщательно запирали друг от друга. Отец никогда не посвящал её в свои дела, не говорил о чём-нибудь серьёзном - их разговоры касались только домашних дел. Когда отец приходил с работы, она так подробно перечисляла сделанное ею за день, что иногда мне хотелось сказать:

-Не забудьте добавить, что один раз переставили табуретку!

Так прошло три года. Я закончил восьмой, потом девятый класс и уже учился в десятом классе. За эти годы наша школа №1 так и не стала для меня «родной». С одноклассниками у меня были ровные отношения, но в школе тон задавали ученики из «богатеньких», как мы считали, семей. Это были отпрыски разного уровня «начальства». Держались они всегда вместе, свысока, как мне казалось, поглядывая на остальных. Одевались они лучше нас, у некоторых были даже костюмы.  Я из-за этого особенно переживал, так как ходил в фланелевых шароварах и в такой же куртке. Все эти сынки казалась мне «лощёными», и возле них я чувствовал себя неуютно.

Возможно,  что всё это я ощущал слишком обострённо, возможно, что это был подростковый максимализм. Как бы там ни было, но в школьной жизни я практически не участвовал и после уроков старался поскорее уйти домой.

А учиться мне нравилось. Во многом это было заслугой наших учителей, разными путями заброшенных в эти края. Интеллигентная, тонкая по натуре Нина Николаевна увлечённо вела у нас уроки литературы. Благодаря ей, многие из нас знали и любили литературу. Даниил Борисович, энергичный кореец,  как-то по своему учил нас математике. Вот один из его приёмов – на обычном уроке он вдруг объявлял блиц-контрольную без выставления оценок. Такой «блиц» превращался в соревнование, где каждый старался опередить другого. Завуч школы Валентина Александровна так обстоятельно вела уроки по химии, что химия стала моим любимым предметом и я мечтал стать химиком. Но особенно мы любили Георгия Автономовича, учителя истории и географии,  фронтовика со шрамами на лице. Он уважительно относился к ученикам, и на его уроках всегда было интересно. Иногда вместо опроса он проводил что-то вроде международной конференции, выясняя наше мнение о причинах какого-нибудь события  столетней давности. И быть не в курсе было просто стыдно. На уроках он размышлял вместе с нами, делился своими мыслями. А  некоторые из них меня поражали. Он, например, говорил , что массовое изгнание мусульман-арабов, в основном, ремесленников, было началом заката процветающей Испании. Или такое – после первой мировой войны промышленность Германии быстро развивалась потому, что была разрушена и восстанавливалась по более современным технологиям.

Спустя годы я с удивлением узнал, что он не был ни историком, ни географом, а был учителем  химии.

А дома всё оставалось по прежнему. За эти годы отец  пару раз оставался без работы (закрывали организованные им производства по указанию из области ). В эти короткие периоды отец посылал меня на базар продать что-нибудь из его одежды (пальто, сапоги и т. п.). И ещё - за эти годы у отца с тётей Марусей было несколько крупных скандалов, во время которых она, к моей радости, уходила к своей сестре, тоже приехавшей в Темиртау. Но, к моему сожалению, она каждый раз возвращалась.

Глухая неприязнь между мною и мачехой постоянно давила меня, и я не мог дождаться часа, когда я смогу уехать из этого дома. А уехать я мечтал в институт, я собирался учиться дальше.

Оглавление Предыдущая Следующая