Роберт Ридель. Ограничения
Если верить известному фильму «Холодное лето 53-го», холодным было лето на Колыме, а в Караганде лето в тот год было сухим и жарким. Я проходил преддипломную практику на шахте имени Кирова. Поднимаясь из шахты после ночной смены, я вспомнил, что не ответил на последнее мамино письмо. Надо будет ещё раз написать, что, когда я закончу техникум и устроюсь на работу, я вызову её к себе.
Переписка с мамой началась где-то в январе этого года. Она разыскала мой адрес и прислала длинное, много раз сложенное в гармошку письмо. Она описала, что с ней произошло за прошедшие десять лет. В начале 43-го, после мобилизации в трудармию, её вместе с другими женщинами привезли в Бурят-Монголию. Работала она на лесоповале, а потом на свиноферме. В последние годы находилась на поселении в Улан-Удэ, работала в детском саду. В своём письме она задала мне много вопросов, спрашивала и про отца.
Я ей ответил, рассказал о своих приключениях, сообщил, что учусь в горном техникуме, после которого буду работать на шахте. Написал, что знал, и про отца. Письма от неё приходили часто, я отвечал. Мы строили планы, как она приедет ко мне и как мы будем жить вместе.
Поднявшись на поверхность, я сдал самоспасатель и шахтёрскую лампу, помылся в бане, переоделся и на трамвае поехал в студенческое общежитие. Там меня остановила дежурная:
-Роберт, тебе звонила твоя мама. Она ждёт на вокзале в Старом городе.
Я с недоумением посмотрел на неё – она что-то напутала, я только что собирался писать маме в Бурят-Монголию.
На вокзал я, конечно, поехал, всё ещё не веря, что это действительно мама. Трамвай долго вёз меня до Старого города, потом надо было идти пешком. Был уже полдень, когда я вошёл в старое здание вокзала. В дальнем углу пустого полутёмного зала одиноко сидела невысокая, совершено седая женщина. Я сразу понял, что это мама. С плачем она кинулась ко мне, мы обнялись...
Можно представить, что она переживала – мы не виделись десять лет, она оставила меня десятилетним мальчиком, а теперь я уже взрослый, мне шёл 21-й год. Я тоже был потрясён этой встречей.
После первых минут я спросил, где её вещи. Не переставая плакать, она сказала, что вещей у неё нет, что у неё всё пропало. Немного успокоившись, она сказала, что в дороге с ней много чего произошло, она потом расскажет.
Остановилась она у хороших, как она сказала, людей, с которыми познакомилась в поезде, и первое время побудет в их доме.
Мы направились в этот дом. Хозяевами были пожилая чета лет шестидесяти. Был ещё их сын-инвалид лет сорока с искалеченной от рождения ногой. Там же я встретился с маминым конвоиром, сопровождавшим её в дороге. Это был какой-то блеклый человек в выцветшей солдатской форме. Почему-то он всё время виновато улыбался.
Возвращаясь в общежитие, я думал о случившемся. Через несколько дней маму надо будет увозить от приютивших её людей, для этого нужно снять квартиру, а денег на это у меня нет (зарплату на шахте я получу недели через две). И как ей жить, пока я учусь, я тоже не знал.
С этими проблемами я поехал к отцу. Отец сразу же сказал, что с мамой он жить не будет - слишком много накопилось у них того, в чём они будут упрекать друг друга всю жизнь. Он дал мне денег на квартиру, и с тем я уехал.
Но квартира маме не понадобилась – в первые же дни она нашла себе работу.
Она устроилась няней в детский сад, и там же ей выделили угол для жилья. Детский сад находился недалеко от нашего общежития, и мы могли часто встречаться.
Как-то я спросил, почему она приехала, не дождавшись, когда я окончу учёбу и устроюсь на работу.
-Если бы я не приехала, ты попал бы на рудники Бурят-Монголии, где люди быстро умирают.
И действительно, в Бурят-Монголии было много подземных рудников, где добывались руды цветных и редкоземельных металлов (свинца, цинка, молибдена и т. д.). Средства защиты были слабые, вредная рудная пыль быстро отравляла людей. Говорили, что на свинцовом руднике человек не выдерживал и одного года. Работали на этих рудниках заключённые и немцы-трудармейцы, а после ликвидации трудармии на рудники стали направлять спецпереселенцев.
Когда в спецкомендатуре узнали, что её сын заканчивает горный техникум, маме сказали, что на местных рудниках не хватает специалистов и они затребуют её сына в Бурят-Монголию. Дурная слава этих рудников была известна и, чтобы спасти меня от них, она правдами и неправдами добилась, чтобы её перевели в Караганду ещё до окончания моей учёбы.
До Караганды ей предстояло ехать поездом - неделю до Петропавловска, там сделать пересадку и ещё сутки до Караганды.
С какой-то политической целью в 1953 году была устроена массовая амнистия уголовников. Об этом много писали, остались воспоминания очевидцев (об этом же был и упоминавшийся выше фильм «Холодное лето 53-го»).
По стране разъехались тысячи воров и убийц , практически безнаказанно грабя и убивая людей. В окружённой лагерями Караганде мы это почувствовали сразу. В городе и прежде было неспокойно, но тут резко участились грабежи, убийства, случаи злостного хулиганства. Даже говорили, что в городе свирепствует банда «Чёрная кошка».
Вот такое это было время, когда мама в сопровождении конвоира села на проходящий поезд «Хабаровск-Москва».
В поездах, идущих в сторону Москвы, и в обычные времена было достаточно уголовников, которые возвращались после отсидки в лагерях Дальнего Востока, Магадана, Колымы. А тут была массовая амнистия... Мама знала криминальный мир (в трудармии ей приходилось работать вместе с заключёнными-уголовниками ), поэтому она быстро определила, что в поезде едет банда. За долгую дорогу в поезде было множество краж, пропадали люди. В её вагоне пропал молодой лётчик, а в его лётной форме стал щеголять один из бандитов. Мама это видела и была настороже.
Бандиты приставали к маминому конвоиру, допытывались, не из охранников ли он. Тот клялся и божился, что он демобилизованный солдат и едет домой (свои погоны он спрятал в сапоги).
Мама любила одеться поярче и в вагоне ходила в шёлковом халате. Бандиты давно к ней приглядывались, считая, что она богачка. Уголовниками они были, судя по всему, высокого класса, потому что, несмотря на всю мамину бдительность, они ночью, перед прибытием в Петропавловск, смогли украсть её чемодан. В нём были все мамины вещи, все документы и все деньги. Мама рассказывала, что её конвоир не спал и всё видел, но от страха молчал.
В Петропавловске мама сразу же отправилась в милицию, где заявила о своём несчастье. Она сказала, что в поезде орудовала банда и эта банда её обворовала. В своём заявлении она перечислила всё, что у неё украли, и описала членов этой банды.
Потом она вышла на улицу и присела на скамейку у входа в милицию. По соседству находилась городская баня, и мама обратила внимание на мужчину и женщину, идущих с сумками в баню. Она сразу их узнала – они были из этой банды. Мама забежала к дежурному:
- Задержите этих двоих, это бандиты!
В сумке у задержанной женщины оказалось мамино бельё, с которым она шла в баню, и этих двоих арестовали.
Начались долгие допросы, очные ставки, в которых маме приходилось участвовать. За неделю переловили всю банду. Бандиты знали, что именно мама была причиной их провала, и постоянно клялись ей отомстить. Их мести мама боялась до самой смерти.
Бандитов поймали, но из её вещей нашли очень мало – немного белья, часть документов и облигации, которые ничего не стоили. Мама особенно переживала, что пропал костюм и наручные часы, которые она везла мне в подарок.
В Петропавловске она пробыла недели две. Всё это время её привлекали к разоблачению бандитов, которых допрашивали, обычно, по ночам. Она находилась на пределе своих сил, когда вместе с конвоиром её отправили в Караганду. Через сутки, без вещей и без денег, она, наконец, прибыла в Караганду «на соединение с сыном», как официально писалось.
* * *
Закончив практику, я написал дипломный проект, и после его защиты мне торжественно вручили первый в моей жизни диплом – диплом техника по разработке угольных месторождений. Это произошло в ноябре 1953 года.
Я поступил на работу – взрывал уголь и горную породу на карагандинских шахтах. На такой работе, как у сапёров, можно было ошибиться только один раз...
Впереди была такая непростая взрослая жизнь.
Оглавление Предыдущая Следующая