П. Соколов. Ухабы
ГЛАВА 43.
СНОВА ФАЛЬСТАРТ.
"Говорят, не повезет,
Если черный кот дорогу перейдет.
А пока, наоборот,
Только черному коту и не везет. "
Было это в начале сентября, а 6-го числа этого месяца, около полудня, меня вызвал лейтенант Грайфе, и сообщил мне о срочной отправке моей группы. Затем он собрал всю группу и изложил суть задания. В общих чертах оно заключалось в следующем: Надо было вылететь в район между Архангельском и Вологдой, где, по словам Грайфе, уже длительное время действовала одна из активнейших групп. Она обросла пополнением из дезертиров и местных жителей, контролировала движение грузов на линии Архангельск - Москва, по которой шли основные потоки военной помощи из США и Англии, и добывала другую ценную информацию экономического характера, данные о составе освобождаемых дляфронта заключенных и т. п.
В последнее время активность группы, насчитывающей в своих рядах до 70 человек, заметно упала. Это вызвало подозрение в их желании отсидеться до конца войны, используя немецкую разведку, как дойную корову. Нам предстояло проверить имеющиеся данные, реорганизовать и активизировать работу группы в указанных и новых направлениях, а также установить контакты с имеющимися в округе лагерями немецких военнопленных, и проводить определенную работу в противовес деятельности антифашистского комитета "Свободная Германия". Собственного радиста нам не выделялось - мы должны были использовать радиостанцию группы, но нам давался определенный код, с помощью которого мы должны были, не возбуждая подозрения в группе, информировать центр о делах группы и степени ее благонадежности. После общего инструктажа, я еще наедине с Грайфе, получил дополнительныеинструкции, частично противоречащие тем, что были даны всей группе. Роль Курганова, как я уже говорил, сводилась к тому, чтобы установить контакт с командиром той группы, и опознать его, как лицо, к которому нас направляли.
После этой беседы, нам дали час-два на сборы. Что касается меня, то я воспринял это задание двояко : с одной стороны я испытал облегчение, что наконец пришла развязка моей сомнительной эпопеи, когда еще есть время реабилитировать себя за запоздалую явку, с другой - все воспринималось со скептицизмом, по опыту прошлых срывов моих планов. Несмотря на всю неопределеннось и сомнительность ситуации, я чувствовал себя спокойно, хотя и тревожила мысль о том, в какое окружение я попаду и как мне от него избавиться.
Когда мы погрузили в закрытый тентом грузовик свои вещи, в виде 7-8 тюков, в которых находилось продовольствие, обмундирование, питание для рации, и прочее для всей группы, плюс наш собственный багаж, и когда переодевшись в маскировочные одежды, мы присели перекусить перед дорогой, к нам пришел проститься старший лейтенант Яковенко. Он принес бутылку водки. В разговоре о том , о сем, я вспомнил, как мы ходили в зоопарк пить пиво, и как однажды, когда вся команда отправилась на промывку кишок, а я лежал на диване, в расположение пришел наш куратор из латышских немцев Фридрихсон. До войны он был зажиточным фермером и занимался "свинством". Этот Фридрихсон застал меня врасплох, однако я бодро отрапортовал, что группа находится на занятиях физкультурой. Скосив глаза на окно, я заметил, что попал впросак: за окном хлестал проливной дождь. Однако Фридрихсон, то ли сделал вид, что поверил, то ли не сообразил "по своей немецкой тупости". Последние слова вызвали у Яковенко бурный восторг - он их даже повторил. Видимо, и он в душе был настроен антинемецки, как и большинство наших воинов. Покончив с обедом и проводами, мы забрались под тент грузовика и отправились на аэродром, но не рижский, а почему то в эстонский город Пярну, или Пернау, как он назывался по немецки. Надо было проехать 150-200 км. В дороге мы несколько раз останавливались на отдых, и как могли развлекались. На одной стоянке мы соревновались в стрельбе из винтовки с сопровождавшим нас оберфельдфебелем. На другой мы зашли попить воды в близлежащий хутор. Находившиеся в доме две крупногабаритных девки - эстонки со страхом и удивлением смотрели на вооруженных немецкого оберфельдфебеля и советских солдат, и не могли понять, кто же сейчас владеет их местностью. После стоянки мы примкнули к хвосту немецкой воинской колонны. Позади нашей машины ехал мотоциклист, замыкающий колонну. Он ехал спокойно и жевал бутерброд. Мы были скрыты от него пологом тента, но вот мы его откинули, и перед озадаченным мотоциклистом предстали советские вояки с оружием в руках и с медалями на гимнастерках. Бедный фриц сделал финт, чуть не вывалившись в кювет. Потом, правда, он осмелел, подъехал совсем близко и попросил закурить. Мы бросили ему пачку сигарет, которую он ловко поймал на ходу, и отстал. На аэродром приехали к вечеру. Это был типичный полевой аэродром, на котором стояло 5-6 сборно-щитовых бараков, а на летном поле были разбросаны с десяток разномастных самолетов. Мы разгрузились у одного из бараков, занесли грузы внутрь, и расположились на стандартных двух-ярусных койках, покрытых несвежими одеялами. Мои товарищи залегли спать, а я еще долго сидел за столом, разговаривая с нашим сопровождающим. Это был добродушный пожилой дядька, и от него я многое узнал, в том числе и об истории с Рушем, о которой я говорил ранее. На другой день в нашей комнате появились и расположились летчики нашего самолета. Их было 4-5 человек. Этот день прошел в профилактических работах с самолетом, а на другой день, где то часов в 10 вечера (уже было темно) мы вылетели на задание. Самолет был средним бомбардировщиком Хейнкель 111, несколько схожий по форме и габаритам с ЛИ-2 или ИЛ-14. Окрашен он был в черный цвет. Вдоль фюзеляжа был натянут трос, к которому прицеплялись карабины автоматически раскрывавшихся парашютов. Грузы остались в хвостовой части, а мы расположились на скамейке между кабиной пилотов и башенкой стрелка-радиста. Прыгать предстояло через бомбовый люк в нижней части фюзеляжа.
Сначала все шло нормально. Кругом была тьма, только немного светлело небо, да зелеными огнями горели приборные панели. Вдруг по небу метнулись хвосты прожекторов, и через несколько секунд ухватили наш самолет. Стало нестерпимо светло. По курсу и и в стороне стали вспыхивать разрывы снарядов, заглушаемые ревом моторов, но пару раз раздавались и явственные хлопки. Пилот резко рвал машину вверх или кидал вниз, стараясь вырваться из клещей прожекторов. Для нас, людей сухопутных, это было испытанием : скамейка то уходила из под нас, то с чудовищной силой давила снизу, казалось сплющивая нас в какое то подобие груши. Все это длилось может быть секунд 20-30, показавшиеся вечностью. Около полуночи мы должны были прибыть на место, где треугольник костров должен был указать место для десантирования. Я внимательно следил за часами и вглядывался через плечо штурмана, занятого заменой в автоматической пушке расстрелянной ленты, в черную бездну. Костров не было видно, но вдруг замелькали огоньки, затем заблестела водная поверхность, а спустя мгновенья сверкнули в лунном свете многочисленные железнодорожные пути. Ничего подобного на карте местности, куда мы летели, не было. Первая мысль, которая пришла мне в голову, было то, что самолет был подбит, и сейчас идет на посадку на территории СССР. Я еще не успел проанализировать эту догадку, как под колесами застучали кочки полевого аэродрома, и когда я наконец выбрался наружу, и удивившись внезапно наступившей тишине, осмотрелся, то я понял, что мы вернулись на свой аэродром, который покинули несколько часов назад. Позже, когда мы всей гурьбой пришли в барак, выяснилось, что действительно самолет получил повреждения, отчего был вынужден вернуться. На другое утро нам пришлось снова разгрузить самолет. На плоскостях и в фюзеляже насчитали 14 пробоин. Экипаж остался чинить машину, а наш сопровождающий пошел сообщать о случившемся в Ригу. Оттуда, подтверждая мои опасения, пришло распоряжение, в случае неуспеха повторной попытки, возвращаться назад.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава