В.К.Гавриленко. Казнь прокурора. Документальное повествование
В августе, пока Жиров находился в Крыму, Хмарин провел операцию по обнаружению троцкистов в Управлении народно-хозяйственного учета (УНХУ) облплана. С помощью Вьюгова были арестованы начальник отдела Михаил Афанасьевич Бавыкин, который учился вместе с женой Жирова в Новосибирском плановом институте и был там членом парткома, Михаил Арсеньевич Коваленко, ранее работавший в Ленинграде, где его исключили из партии за троцкистские настроения и направили в ссылку в Хакасию. В эту же группу, по мнению работников госбезопасности, входили Никита Федорович Шишкин, начальник бюро переписи УНХУ, Гавриил Григорьевич Горбунов, инспектор райплана Саралинского района, и Никита Тарасов, тоже исключенный из партии, двое последних - ссыльные. Никаких доказательств антисоветской деятельности этих людей материалами расследования установлено не было, все обвинение было построено на основании признаний обвиняемых, которые пришлось долго выколачивать, прежде чем они были подписаны. Зато «признания» включали не только советскую агитацию и несогласие с политикой партии, но и проведение вредительской деятельности в области планирования и учета, а Коваленко еще «признался» в подготовке террористического акта против руководителей партии и государства. Этим «признанием» они подписали себе смертный приговор, юридически оформленный выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР, которая постоянно работала в Красноярске
Бавыкин, Коваленко и другие были расстреляны, но копии их «признаний» остались в УГБ и тиражировались позднее во многих делах, возбужденных в 1937 году. Эти протоколы от 3 и 5 ноября 1936 года дамокловым мечом нависли над судьбой Татьяны Жировой и Евгения Николаевича Четверикова, который принимал на работу Бавыкина. Однако Хмарин не торопился. Сначала он сделал представление в обком партии об обнаружении контры в УНХУ. В результате Усть-Абаканский райком ВКП(б) 29 августа 1936 года исключил Татьяну Никандровну Жирову из партии, в которой она состояла более шестнадцати лет. Бюро обкома партии 11 октября 1936 года отклонило апелляцию Жировой и утвердило решение райкома. Согласно протоколу и постановлению бюро ОК, Жирова обвинялась в том, что она скрыла от парторганизации информацию о троцкистской деятельности Бавыкина во время учебы в Новосибирском плановом институте; в январе 1936 года в характеристике Коваленко не указала факт исключения его из партии в Ленинграде, да еще дала ему отпуск сразу за два года, в результате чего он, заняв у нее 500 рублей, выехал из Абакана.
Кроме того, весной 1936 года Жирова якобы способствовала расселению троцкистов в некоем доме весной 1936 года и организовала в красном уголке облисполкома шахматный кружок, где за шахматной доской троцкисты имели возможность осуществлять контрреволюционную деятельность. Кто и почему написал в обком партии про эту «шахматную контрреволюцию», сейчас установить невозможно. Можно лишь предположить, что в УГБ такими буржуазными играми, как шахматы, не увлекались и, в отличие от работников УНХУ, у них не было времени на это пустое и, видимо, «троцкистское» занятие.
Но основной смысл дела заключался в том, что Хмарину удалось сделать еще один важный шаг к достижению главной цели — уничтожению прокурора. Ведь Татьяна Жирова была секретарем партийной организации облисполкома, и можно было представить, какой шок вызвало ее исключение из партии среди работников облпрокуратуры.
Когда арестовали ее работников, Татьяна прибежала к помощнику облпрокурора Карагусову и просила разобраться. Карагусов сказал, что арест производил Вьюгов и он не имеет права ревизовать действия исполняющего обязанности облпрокурора. Пройдет год, и 12 декабря 1917 года сам Карагусов по фальсифицированному Хмариным представлению будет исключен из партии за контрреволюционную деятельность. Зная, что назавтра его арестуют, он из служебного пистолета покончит жизнь самоубийством. Найти его дело так и не удалось. Да и реабилитировать Карагусова как жертву произвола по действующему законодательству невозможно — ведь он не был арестован, ему не успели предъявить обвинение и в него никто не стрелял. Единственной эпитафией Карагусову стала статья в областной газете «Советская Хакасия», которая через день после трагедии сообщила читателям, что замаскировавшийся враг народа, боясь разоблачения, покончил жизнь самоубийством. Вскоре и руководители редакции сидели в камерах смертников НКВД.
Василий Карагусов родился в Большой Сее в бедной хакасской семье, рано начал работать, а когда в 1920 году его отец умер, все хозяйство легло на плечи пятнадцатилетнего подростка. В 1924 году он вступил в комсомол, был направлен в совпартшколу, в 1926 году стал секретарем Чебаковского райкома комсомола, а в марте 1928 года партия направила его на профсоюзную работу, где он дослужился до заместителя председателя облсовета профсоюзов. После создания МТС Карагусов был направлен директором Уйбатской МТС. С ноября 1931 года он - председатель Ширинского райисполкома, а в 1932-1933 годах — председатель Усть-Абаканского исполкома. В январе 1934 года он стал помощником областного прокурора. Вся жизнь Василия Семеновича была как на ладони. И только слишком богатое воображение могло сделать его врагом народа.
Дело по УНХУ имело далеко идущие последствия: оно давало Хмарину выход на Е.Н.Четверикова, члена бюро обкома партии и одного из руководителей области. Жирова была начальницей УНХУ всего восемь месяцев и на работу так называемых троцкистов принимала не она. Кроме того, по показаниям расстрелянных Бавыкина и Коваленко, среди участников контрреволюционного заговора Жирова была и жена первого секретаря обкома партии Анна Моисеевна Гальперина, работавшая начальником облместпрома. Это был прямой подкоп под Сергея Евгеньевича Сизых. В кругу своих приближенных Хмарин называл эту операцию «Разведка по тылам противника». Бавыкин и Коваленко его уже не интересовали. От разведки пора было переходить к фронтальному наступлению.
Оглавление Предыдущая Следующая