Проблема исчисления смертности военнопленных. На протяжении долгих лет в отечественной историографии оставался открытым вопрос о количестве японских военнопленных, умерших и захороненных на территории СССР. В архивных фондах содержались и частично вводились в научный оборот разные цифры – от 37 872 до 62 068 чел. [1], что составляло максимально до 9,7 % от общего числа взятых в плен 639,8 тыс. человек. По подсчетам японской стороны количество умерших в советском плену определялось в 60-70 тыс. [2].
В настоящее время для решения этого вопроса мы располагаем солидной архивной базой – опубликованным в 2000 г. собранием документов, среди которых в качестве итоговых следует назвать два:
В первой из них названо количество военнопленных Квантунской армии, умерших во фронтовых пунктах концентрации их в 1945 г. и убитых при попытках к бегству до и во время депортации их в СССР - 16 165 чел.
Во второй названо общее число умерших в плену – 61 855 чел. Таким образом, за вычетом числа умерших до прибытия на советскую территорию, количество умерших в плену за период пребывания в СССР с 1945 г. до начала репатриации составило 55 720 чел. Это число может быть увеличено примерно на 1 тыс. чел, часть которых была передана в органы СМЕРШ в 1945 г., а другая была осуждена военными трибуналами за совершение преступления (всего среди них насчитывалось подданных Японии 1030 чел.) [5].
По данным МВД СССР и российских исследователей основными причинами смертности военнопленных в СССР были: ранения и болезни, полученные в ходе боев, лишения в период многодневной транспортировки в лагеря ГУПВИ, непривычные суровые климатические условия и как следствие высокая заболеваемость, некачественное и скудное питание, тяжелый физический труд, смерть от несчастных случаев на производстве и в быту, самоубийства, убийства пленными друг друга по бытовым, политическим, уголовным и другим мотивам, убийства конвоем при попытке к бегству. Все эти причины, которые подробно будут рассмотрены ниже, имели место и в Красноярском крае и послужили причиной смерти 1939 человек, что составило 8,4% от общего количества японских военнопленных, содержавшихся в красноярских лагерях в 1945-1948 гг.[6]. Для сравнения: в Бурят-Монгольской АССР по данным О.Д. Базарова смертность составила 6% от общего числа содержавшихся там военнопленных [7].
После прибытия первых эшелонов с военнопленными в Красноярский край в сентябре – октябре 1945 г. руководство лагерных управлений столкнулось с серьезной проблемой, а именно, что делать с огромным количеством раненых, больных и физически ослабленных японцев. Среди прибывших военнопленных было немало тех, кто получил ранения в ходе военных действий, а затем длительное время находились во фронтовых сборных пунктах в Северной Маньчжурии. О том, как там содержались японские военнопленные, красноречиво свидетельствует акт обследования 6 октября 1945г. лагерей военнопленных в районе г. Муданьзян комиссией в составе полковника Н.П. Бобкова, подполковника медицинской службы Г.П. Серякова, капитана С.И. Жуброва и лейтенанта М.Г. Платонова. Было обследовано состояние пяти лагерей японских военнопленных с общим количеством 48 200 человек и двух лагерей интернированных, в которых содержалось 13 100 человек; итоги обследования показали (цитируем с сохранением лексики оригинала):
«Военнопленные размещены в полуразрушенных сараях, исключительно скученно, во всех помещениях грязно, большинство спят почти на голой земле. В результате этого военнопленные не имеют минимальных человеческих жилищно-бытовых условий и живут по-животному… Санитарное состояние на низком уровне, вшивость в лагерях до 80 %, военнопленные не мылись в бане около месяца, дезобработка не проводилась. В лагерях значительное количество истощенных и инфицированных больных, за последние дни появились один случай сыпного, один брюшного тифа. Питание военнопленных исключительно низкого качества. Положенные по норме продукты не выдаются, кормят только гаоляном и чумизой. За последние дни выдавалась конина низкого качества. Хлеб выдается не ежедневно и только в размере до 100 грамм в сутки. Обмундированием и обувью военнопленные в значительном количестве не обеспечены, вследствие этого ходят босые и раздетые» [8].
Стоит отметить, что еще до начала боевых действий в августе 1945 г. Квантунская армия была значительно ослаблена. Во многом это было связано с тем, что в конце войны Япония несла большие потери на Тихом океане, и из Маньчжурии на южные фронты были переброшены наиболее боеспособные части, а остальные доукомплектовывались «тотальниками» (попавшими под тотальный призыв), либо очень молодыми 17-18 лет, либо людьми пожилого возраста. Часть эшелонов, прибывших в Красноярский край (№№ 42199,42151,42187), в большинстве своем как раз и состояла из тотальников, призванных в японскую армию в апреле-мае 1945 г., а до этого освобождавшихся от призыва по состоянию здоровья [9].
А вот как об этом вспоминают сами японские военнопленные:
«Квантунская армия была практически не оснащена боеприпасами. Все оружие отправлялось на юг Тихого Океана, где шли бои. Мы сильно страдали из-за отсутствия боеприпасов и топлива. Чтобы доставить груз, приходилось собственноручно толкать машину по ухабистой дороге. Многие падали замертво от усталости и недоедания. Капля бензина в Хайларе ценилась дороже человеческой жизни». (Из воспоминаний Ивао Питер Сано) [10].
Об этом же пишет и Сато Тосио, который в 1945 г. служил офицером связи в г. Даньдун и принимал новобранцев:
«Очень слабые 18-19 лет, многие из них были больные, плохо обмундированные и обутые, даже холодное оружие у них было из бамбука. Но и у нас тогда продуктов не хватало, питание было очень скудным. Большинство прибывших офицеров также были очень молоды – 19-20 лет, без опыта боевых действий, но все патриотично настроенные и рвущиеся в бой» [11].
Но очевидно и то, что, несмотря на слабое физическое состояние многих солдат японской армии до капитуляции, большинство болезней постигло военнопленных во фронтовых лагерях, в пути следования и в лагерях на территории Красноярского края.
После капитуляции, как было сказано выше, японцы несколько недель содержались в сборных лагерях, после чего были посажены в вагоны и отправлены в СССР. Батальоны № 48 и № 49, состоявшие из 1500 человек каждый, находились в пути следования около двух месяцев.
Как видно из свидетельств японцев и документов ГУПВИ, за долгое время нахождения контингента военнопленных в пути снабжение продовольствием и медицинское обслуживание должным образом налажено не было.
«В вагоне было холодно, отопления не было. Кормили жидким супом, от которого у многих был понос», – вспоминает Сато Тосио [12]
«… Военнопленные больше месяца находились в пути, не получали горячей пищи потому, что эшелоны не были оборудованы кухонными очагами», – свидетельствует архивный документ [13].
Большинство японских военнопленных, прибывших в октябре - ноябре 1945г., были физически ослаблены, среди них было много тяжело больных туберкулезом, пневмонией, дистрофией, авитаминозом [14].
Прибытия такого большого количества больных руководство красноярских лагерей никак не ожидало и поэтому оказалось не готовым к их приему и обслуживанию. Не хватало не только медикаментов, перевязочных материалов, помещений для больных, но, что самое главное, практически не было врачей. В этот период в лагере № 34 работало всего четыре русских врача, обязанности начальников санчасти выполняли фельдшера. На первых порах из-за отсутствия медицинского персонала обязанности начальников лазаретов выполняли японские врачи под присмотром русских медиков. Японские врачи самостоятельно ставили диагнозы, назначали лечение, им же приходилось давать и заключение о смерти [15].
О начальном периоде организации лагеря № 34 вспоминает медицинская сестра Анна Гавриловна Посохина:
«Когда прибыли эшелоны с военнопленными, мы оказались в растерянности: почти все японцы были простывшие, а тяжелых больных просто негде было размещать. Лекарства закончились уже через неделю, а больных становилось все больше. В спешном порядке в лагерных отделениях под лазареты и амбулатории переоборудовались пустующие, но совершенно не пригодные помещения, зачастую даже не отапливаемые, а на улице уже стоял ноябрь, и температура ночью опускалась до – 25 С» [16].
Среди прибывшего контингента имелось не только множество больных дистрофией, туберкулезом и пневмонией, но и больных инфекционными заболеваниями – брюшным и возвратным тифом, дизентерией, что в условиях тесноты и отсутствия возможности изолировать больных от остальных военнопленных грозило обернуться эпидемией [17]. Для предотвращения эпидемии все внимание медицинского персонала было сосредоточено на этих больных. Создавались изоляторы, проводилась дезинфекция пищеблоков и жилых помещений. Все военнопленные ежедневно осматривались «на завшивленность», одежду с обнаруженными паразитами в тот же день пропускали через дезкамеру. Всему медицинскому и обслуживающему персоналу и многим военнопленным были сделаны прививки от брюшного тифа, дизентерии и оспы. Военнопленным было приказано пить только кипяченую воду и мыть руки перед приемом пищи. Среди военнопленных проводились беседы и лекции, которые читали японские врачи. Принятыми мерами вспышку тифа и дизентерии своевременно удалось погасить; с июля по ноябрь 1946 г. в лагерях № 33 и 34 не было зарегистрировано ни одного случая эпидемических заболеваний [18].
В ряде случаев раненые и больные японские военнопленные, ослабленные тяжелой дорогой и плохим питанием, порой еще по нескольку суток вынуждены были пешком добираться до места расположения лагеря. Один из японских военнопленных, попавший в лагерь № 33 на территории Хакасии, так описывает окончание своего двухмесячного путешествия из Маньчжурии в Сибирь:
«20 ноября 1945 г. наш рабочий батальон № 49 был высажен на станции Копьево; на улице было минус двадцать градусов по Цельсию. У нас было много вещей, которые приходилось нести на себе в рюкзаках. Мы шли пешком еще двое суток, многие выбивались из сил, и их нужно было тащить на себе. 21 ноября умер Мого Хэитэ 18-ти лет. После 100 км. смертельного похода 25 ноября наш отряд, наконец, прибыл в лагерь «Трансвааль»[19].
Такие условия транспортировки не могли не сказаться на здоровье военнопленных. Часто больные умирали из-за отсутствия квалифицированной медицинской помощи в пути следования к месту назначения или при перевозке их в госпиталь.
Как видно из актов о смерти, военнопленный Хояма Киогу 1929 г. рождения умер в эшелоне от воспаления легких; Тохокаси Генкичи 1920 г. рождения и Сузуки Кунисаху 1923 г. рождения скончались в пути следования от «активного туберкулеза обоих легких»; Дзауи Масарю 35 лет прибыл в 7-е лаготделение лагеря № 33 18 октября 1945 уже тяжело больным и был сразу же госпитализирован с диагнозом «дизентерия», в пути следования изолирован не был и умер 18 октября 1945г.; Тахакаси Чейнкижи 26 лет, как следует из медицинской карты, заболел в эшелоне, диагноз: «дизентерия, больной резко истощен и ослаблен»; Ичида Тиичи: «пневмония, прибыл больным»; Фурукава Мицуру: «предварительный диагноз: холерный понос, умер 17 ноября 1945г.». Этот список можно продолжать еще долго. В кладбищенской книге лагерного отделения № 1 лагеря № 33 рядом с диагнозом и причиной смерти у 20 % умерших указано, что военнопленный «заболел в пути следования» [20].