Меня не освободили по амнистии, меня не освободили по реабилитации. Я освободился досрочно – «по зачётам». Четыре года зачётов – это надо было заработать. Это не туфта и приписки, это напряжение всех сил, это риск потерять здоровье, а то и жизнь. Четыре года своим хребтом. Мог быть придурком, мог быть фельдшером. Мог сидеть в нарядчиках. Но - по зачётам, 4 года.
Когда стремишься к свободе, идёшь к ней каждый день, ждёшь её каждый час, думаешь только о ней, то этим и держишься, этим и живёшь. Но когда долгожданное случается, оно обрушивается с такой силой, что оказывается, можно просто умереть. Как сейчас помню. Мы пришли с работы. По внутреннему радио, как обычно, что-то сказали. Я не уловил даже, что именно.
14 января 1955 года – назвали 14 фамилий, Сновский – на освобождение. Я не поверил. Я задёргался, со мной чуть истерика не была. Я начал всех расспрашивать. Хорошо, что ровно через минуту – повтор текста. В числе 14-ти фамилий Сновский – на освобождение.
Всё. Всё…
Ко всем прочим документам мне выдали и такую бумагу:
ХАРАКТЕРИСТИКА
Сновский А.А., находясь в отделении п/я «ч» 224/2 показал себя с положительной
стороны. Работал бурильщиком на Руднике, производственные нормы выполнял на
150-170%, является передовиком производства. Имеет несколько благодарностей от
администрации отделения. В быту вёл себя хорошо. Нарушений трудовой дисциплины и
внутреннего распорядка НЕ ИМЕЛ.
Характеристика выдана для предоставления при поступлении на работу.
Печать и подпись начальника отделения (Сакун)
22 января 1955 г. п/я «ч» 224/2
В Норильске, уже освобождённым, я узнал, куда я должен прийти. Добрался до зоны освобождённых, там они скапливались. Хочешь, чтоб тебя бесплатно отправили – иди в графике. Куда-то ушёл, напился, загулял – всё: «Мы тебя не отправляем. Сам уезжай, как знаешь!» Раньше давали деньги на отправку. И многие, прежде всего ворьё, что делали? Пропивали. Оставались тут, на севере, бандитствовать, воровать, прозябать.
Потом власти сделали иначе. Освободился – приходи вот к такому-то часу на вокзал – мы тебя отправляем. И офицер прямо сажает тебя на рейс по списку. Я узнал, что назавтра я должен быть отправлен грузовыми «Дугласами» (до Красноярска летали «Дугласы» грузовые, по-нашему ЛИ-2). Я сразу поехал на поезде из Норильска в Дудинку. Зашёл в знакомый домик к эстонцу, бывшему архитектору Таллинна Адольфу Франциевичу Маннермаа. У них в доме я и оставлял на сохранение мои вещи. Попрощался. Сел на поезд, вернулся в Норильск. Но была уже ночь. Нож вора Пашки Безродного, хранившийся у меня в корешке медицинского справочника, спас, потому что за мной от вокзала 3 тени увязались следом.
Я иду один по дороге к бараку освободившихся. Три человека на расстоянии идут за мной. Я сбросил мешок, вынул нож, встал. Они ушли, растворились в кромешной тьме полярной ночи. Я подошёл к бараку, наступил на нож ногой, сломал. Ручку в одну сторону, нож в другую сторону. Всё! Я – вольный.