Пояснения читателя к статье «Мёртвая дорога» («СГ», 1 и 2.III.89г.)
В многочисленных письмах, полученных редакцией после опубликования статьи «Мёртвая дорога» (1 и 2 марта) и обзора «По следам «Мёртвой дороги» (5 июля), встречаются такие, которые приходят и из мест заключения. Для их авторов наши публикации явились поводом не только что-то добавить к напечатанному, но и рассказать о своей жизни, отнюдь не простой, как может показаться с первого взгляда. Одну из таких исповедей мы публикуем сегодня.
Прочитав в газете статью Добровольского «Мёртвая дорога», хочу кое-что уточнить и вступить в полемику. Оговорюсь сразу, образование моё 4 класса довоенного периода.
Так вот, случай массового побега произошёл на участке между станциями Сейдой и Чум Северной магистрали. Я в то время находился на участке Харп, в 40 километрах от Лабытнанги. С организатором этого побега, подчёркиваю – побега, а не восстания, я в своё время был на пересылке в Лабытнанги. Фамилия его Белов. Участник войны, в звании полковника, срок 25 лет. Был он бригадиром погрузочно-разгрузочной бригады.
Разоружив с бригадой конвой и переодевшись в форму, он привёл бригаду в лагпункт. Все действия говорят за то, что это были люди военной выучки. Отключили телефонную связь с другими лагпунктами, завладели ВОХР, то есть военизированной охраной лагпункта. Ведь в то время на вооружении МВД, тем более на 501-й стройке, радиосвязи не было. Да и сама охрана состояла из таких же заключённых под названием самоохрана, имела она на вооружении трехлинейки и автомат «ППШ». Предложили: кто хочет, может уходить, а кто не хочет, может оставаться.
Да, этот побег по своей массовости был единственным, хотя по Гулагу и были случаи, когда уходила бригада, но не в таком количестве. В остальном всё описано правильно, за исключением самого Белова.
Был поднят Уральский военный округ. Живыми не брали. А самого Белова не поймали. Но вы имеете доступ к архивам, там, по-моему, всё это должно быть описано. По слухам, в группе, которая шла в сторону Воркуты, был и Белов. Имела она цель освободить «бергаловцев», среди которых у Белова были друзья. «Бергаловцами» мы звали тех каторжан, у которых в отличие от нас, не было фамилий, а только номера. В основном люди военные, хотя были среди них те, кто сотрудничал с немцами, а также дамы, которые были в публичных домах и обслуживал немецких солдат.
Что касается начальника стройки Барабанова, то он был человеком своего времени. Жесток, но справедлив. Кто трудился добросовестно и перевыполнял норму, для того он делал всё, что было в его силах. Победителей, рекордсменов ждал стол с вином.
При консервации 501-й я попал на Волго-Дон в Туйдутово, а по амнистии 53-го года с зачётом рабочих дней освободился. Но, как поётся в нашей арестантской песне:
«Приехал в город, позабыв его названье,
Хотел на фабрику работать поступить,
Но мне сказали – вы отбыли наказанье,
Придётся здешний адресок вам позабыть.
Бродил от фабрики к заводу.
Один я слышал разговор.
Так для чего я добывал себе свободу,
Когда по-старому, по-прежнему я вор?»
В 1954 году судьба меня свела с начальником стройки Куйбышевской ГЭС, генералом Комзиным, в моём сознании он остался замечательным человеком и к человеку труда так же, как и Барабанов, относился замечательно.
Дальше были Ангарлаг, зона затопления Братской ГЭС, и опять, 27 лет спустя, Харп. Но уже не 501-я стройка, а особый режим, и опять начальник, но теперь современный Кафтанко, у которого понятие «жалость» отсутствует, и все его методы – только репрессия.
Однако и он к работягам был справедлив. Я в лагерной жизни нахожусь с 1945 года, так что мне сейчас седьмой десяток, и везде я трудился физически. За своё поведение был и в крытых тюрьмах, но такой, как Тобольск, нигде не встречал. Лилась кровь. И, слава богу, что её закрыли.
Но не всё в прошлой жизни было плохо. Возьмём 50-й год. Был Лаврентий Павлович (враг народа). Перевёл лагеря на хозрасчёт, стали за работу платить деньги, открыли коммерческие столовые. Пришёл Круглов. Жизнь в лагерях стала лучше, я имею в виду материальную сторону. Пришёл Щелоков в 61-м году, вменил в систему лагерей режимы содержания: кому 7, кому 5 рублей, а особый режим – 3 рубля. С людей стала сыпаться шелуха, пошла дистрофия. Тогда ввели дополнительный паёк – 300 граммов хлеба. Сейчас хлеб выбрасывают на помойку, за исключением зон лесоповала. Так, спрашивается, за кого люди, далёкие от политики, будут молиться богу? Конечно, за таких, как Круглов. Кстати, судьбу Берии мы знаем. А вот чем провинился Круглов, неизвестно.
В настоящее время нахожусь в тубзоне. Ни на что и ни на кого не жалуюсь. На прожитую жизнь тоже. Я её прожил, по своим понятиям, честно. Раз посвятил её преступному миру, и не изменял ему. Подчёркиваю, старому миру. Современный, по моей идеологии, неприемлем, ибо я дитя войны. Но справедливости ради хочу задать один вопрос: у меня стаж 30 с лишним лет, но по закону он недействителен, а почему? Ведь пользы государству мой труд принёс не меньше, чем тех, кто трудился на свободе. Конечно, с голоду не умру, раз в войну не умер, но в богадельню идти не хочется – всё тот же режим, а он мне надоел. Как мне прожить остаток жизни, чтоб не воровать? Правда, кроме кошелька, украсть я не способен ничего.
И.ПЕТРОВ
«Строительная газета» №213(8980) 16.09.89