Друзья мне прислали газету «Красноярский
рабочий» (20.06.92). В списке арестованных
студентов СибЛТИ я стою под номером «8» —
Хоменко Константин Герасимович. 1918 г.
рождения, арестован 22 июня 1937 г. Как видите,
прошел все круги ада и выжил. Как я узнал
позже, следователь Лапицкий признался за
меня в содеянных контрреволюционных делах (ст.58,
58, 19-58) с указанием, что завербовал меня в
шпионскую организацию упомянутый в той же
статье студент 3-го курса рабфака Зац.
Заца арестовали в два часа ночи 15 февраля 1937 года, через несколько дней после этого состоялось партийно-комсомольское собрание. Из выступления Арона Моисеевича мы узнали, что Зац приехал в СССР из Харбина честным человеком, но после его отъезда его родственники, оставшиеся в Харбине, связались с японской разведкой и стали получать от Заца шпионские сведения. После этого сообщения были выступления студентов типа «раздавить, как клопов», но вдруг на трибуну поднимается студент Клейман и громогласно заявляет, что это неправда, такого не может быть. «Мы вместе с Зацем состояли в подпольной комсомольской организации в Харбине, — сказал он. — За это преследовались и не раз избивались в полиции». Наступила страшная тишина. Ночью Клейман исчез.
30 октября 1937 г. я предстал перед Военной коллегией Верховного Суда СССР. От своих показаний я отказался — как от вынужденных — и еще сказал, что я за свою жизнь не видел живого жандарма, а мне приписывают «реставрацию капитализма». «Выйти!» — было сказано мне. Минут через 15-20 ввели снова и объявили приговор: ввиду недоказанности виновности дело отправить на доследование. И вот я в 46-й камере-одиночке внутренней тюрьмы, в той самой камере, в которой до суда сидел скрипач Алексей Алексеевич Рахлецкий. Какова его судьба — не знаю, но ведь они были скрипачи: четыре профессора играли на скрипках — и этот квартет превратили вдруг в «эсеровский центр». Думаю, доля их горька...
В одиночной камере сидел я девять месяцев, вторично показаний не подписал. Со мной в камере находились Василий Павлович Шевелев – Лубков – известный руководитель партизан в Кузбассе. При строительстве в Красноярске мельничного комбината был начальником. За это награжден орденом. А также полковник авиации, бывший командир 44-й авиабригады Василий Георгиевич Рязанов. После 15 лет мытарств он был освобожден, войну закончил гвардии лейтенантом, дважды Героем Советского Союза, последнее время командовал воздушной армией в Киеве, умер в 1951 году. С его женой и сыновьями поддерживаю связь до сих пор.
17 июля 1938 года я снова стоял перед Военной коллегией Верховного Суда Союза ССР в составе Китина, Кондратьева и Калашникова. Суд скорый: признаешь, нет, и — все. Через 15-20 минут приговор: 8 лет тюремного заключения, 5 лет поражения в правах с конфискацией и т.д. И пошло... Сначала Златоустовская срочная тюрьма, с 21 июля 1939 г. — на Колыме в Сусуманском районе, п.Аркагала и Кадыкгон, которые вспоминает в своих рассказах Варлам Шаламов. С Шаламовым в 1941-1942 гг. жил в одном бараке, работал на одном участке в угольной шахте, иногда приходилось вдвоем с ним толкать одну и ту же вагонку. Освободился 29 сентября 1946 г., вместо 8 лет пробыл в заключении 9 лет 4 месяца. При освобождении сразу же закрепляли за прежней работой — работал бурильщиком, заочно учился, работал горным мастером, инженером по технике безопасности, начальником буровзрывных работ шахт.
С 15 июля 1968 года в должности горного мастера вышел на пенсию и поселился на постоянное жительство в Киеве.
С 10 по 24 мая 1992 года побывал в городе юности — Красноярске. Приезжал в крайсобес по поводу компенсации за каторжные годы. С большим теплом вспоминаю о работницах Железнодорожного собеса, с какой оперативностью они решили мой вопрос, как будто я у них один. Большое им спасибо.
Очень сожалею, что не знал о такой организации в Красноярске, как «Мемориал», интересно было бы встретиться. У меня есть добавления к вашему списку. После получения срока и до отправки в Златоуст сидел в камере еще с одним рабфаковцем СибЛТИ, не названным Мариной Волковой. Это Николай Лесков, очевидно, на год или два моложе меня, срок у него был то ли 20, то ли 25 лет. В этой же камере сидел и его осужденный на 15 лет отец. Работал он парторгом строящегося бумажного комбината, во время существования Дальневосточной республики был даже министром. Коля Лесков тогда в дневнике заметил, что Гитлер уничтожает только своих врагов, а Сталин всех подряд — и врагов, и друзей. Дневник выкрали и передали куда надо. Что случилось с ним дальше, не знаю. А «Мемориал» города Красноярска благодарю за то, что воскрешает из забвения имена репрессированных. Низкий поклон за это.
Константин Хоменко,
Киев
«Красноярский рабочий», 31.10.1992 г.