РЕКВИЕМ ПО ДУХОВНОМУ ГЕНОФОНДУ
Когда окидываешь взглядом состояние красноярской интеллигенции в 40 и более поздние годы, первое сравнение, которое приходит в голову - лес после варварской вырубки. Свалены высоченные сосны, распилены громадные кедры, смят и искорежен подлесок, земля выворочена, обожжена, залита мазутом. Когда еще залечатся все эти раны, когда еще пойдут в рост новые деревья - да и им не будет хватать - то солнца, то тени, то соков из земли, на которой вместо разнотравья растет всякий бурьян. И вырастут они - да не такие, какими могли бы быть.
Какими были бы мы, если бы рядом с нами были такие люди, как Косованов и Крутовский, или если бы нас учили люди, которых учили они. Цепь прервалась. Они ушли в небытие, а мы болтаемся неприкаянные. Не такие, какими могли бы быть. Люди, о которых мы расскажем, были сильны не только своими талантами или своей разносторонней образованностью. Они несли в себе некий эталон порядочности, которая в былые времена была естественной, они никогда не разменивали себя. Если бы они были сейчас рядом, нам было бы стыдно за себя - перед ними, и уже поэтому мы были бы лучше. Но нам стыдиться некого, и потому мы такие, какие есть.
Можете ли вы представить себе Вячеслава Петровича Косованова, потного, со сбитой набок шляпой, сдавленного в очереди и с сахарным талоном в руке? Или Владимира Михайловича Крутовского, торгующего, ввиду безденежья, водкой на углу улиц Маркса и Профсоюзов? А себя можете? Вот то-то и оно... Не говоря уж о том, что не будь они все истреблены, не дошла бы страна до сахарных талонов и блошиных рынков.
Уважаемые красноярцы!
Красноярское историко-просветительское общество "Мемориал" начинает публикацию материалов о трагической судьбе интеллигенции нашего города в тридцатых годах.
Эти сведения собирались по крупицам. Очевидцев событий с каждым днем становится все меньше, да и не исчез еще страх в душах пострадавших людей. Но все же приходят к нам родственники репрессированных, приносят фотографии и документы, рассказывают о пережитом и о том, как много среди них было высокообразованных, талантливых, да и просто порядочных, честных людей.
К сожалению, о многих людях мы знаем слишком мало: нередко - лишь фамилию и факт ареста. Мы будем благодарны всем, кто сможет пролить свет на трагические события тех лет и сообщит нам дополнительные сведения.
Во второй половине 30-х годов Красноярск был довольно крупным культурным центром Сибири. В городе жили и трудились талантливые ученые, педагоги, врачи, инженеры, музыканты. В начале 30-х годов открылись два института - педагогический и лесотехнический (СибЛТИ), был создан Сибирский научно-исследовательский институт лесного хозяйства (СибНИИЛХ). Работали музыкальное училище, городской драмтеатр им. Пушкина, цирк. В городе был Краеведческий музей, библиотеки, несколько техникумов и училищ. Появилось несколько клубов, среди которых особой популярностью пользовались клуб совторгслужащих "Красный Октябрь" (спортзал "Динамо") и железнодорожный клуб им. Карла Либкнехта.
Интеллигенция города была разнородной: местная интеллигенция, родившаяся и выросшая в Красноярске; интеллигенция, заброшенная в наш город революцией и гражданской войной, а также высланная в 20-е годы из Москвы и Ленинграда в административную ссылку и осевшая в городе. Большинство этих людей было знакомо друг с другом, общалось между собой, в зависимости от круга духовных и профессиональных интересов (дорого же им потом обошлось это общение). Многие ученые города были членами Общества изучения Красноярского края. Люди, имевшие музыкальное образование, играли в оркестрах, квартетах, преподавали в музучилище, выступали по радио. Многих объединяла работа в драмкружках при Доме учителя, клубе речников "Красный бурлак" и т.д.
Это были трудные, не очень сытые годы. В большинстве своем, интеллигенция жила материально довольно скромно. Но потребность в духовном общении была огромной. По рассказам старожилов, Красноярск в то время был городом музыкальным и театральным. Во время концертов, музыкальных вечеров, гастролей заезжих столичных групп, залы никогда не пустовали. Горожане любили свой театр, ходили на спектакли, как на праздник. В театре ставились не только драматические спектакли, но и, периодически, оперы и оперетты. Постоянных трупп для постановки опер и оперетт не было, но не из-за отсутствия талантов, а из-за финансовых трудностей.
Интеллигенция в те годы испытывала подъем творческой активности. Устав от кровавых передряг революции и гражданской войны, люди верили (человеку свойственно надеяться на лучшее), что наконец-то наступила спокойная жизнь и можно будет реализовать свои творческие и профессиональные способности.
Но наступил 1936 год и рухнули все надежды. Начались массовые аресты. В душах поселился страх. Чем ярче, интереснее был человек, тем меньше шансов было уцелеть.
Семьи репрессированных выселялись из квартир, жен увольняли с работы и не брали на работу. А если арестовывали и их, детей забирали в детские дома. Они не могли учиться, где хотели. Нам даже рассказывали, как в одной (а может, и не в одной?) из Карасноярских школ детей "врагов народа" - первоклашек посадили на отдельный от других детей ряд... Сколько лет женам и детям "врагов народа" пришлось жить с этим клеймом, в постоянном страхе! Только пережившие знают, что это такое. Бедные жены обивали пороги НКВД, прокуратуры, дежурили у тюрьмы, писали письма, доказывая невиновность мужей и пытаясь хоть что-нибудь узнать об их судьбе. Позднее многие из них получили следующее, весьма странное уведомление: "Сообщаем, что ваш муж ... осужден и выслан за пределы Красноярского края без права переписки". Только через 50 лет стало ясно, что означает "без права переписки" или "приговорен по первой категории". Они означали - расстрел.
Время расставило точки над i. Стало ясно - кто есть кто; ведь были и такие жены, которые поспешили отказаться от своих мужей. Вот образец "отказного" письма (текст подлинный, стилистика и орфография сохранены):
Прокурору Красноярского края
от Г.Н.Л.
Заявление
Я, Г.Н.Л., родилась в Чите в 1905 г. Отец малограмотный, работал сторожем и умер, когда мне было 2 года. Воспитывалась у брата, который живет в Чите, рабочий депо. Мать домохозяйка. В 1934 г. приехала в Красноярск, поступила работать в военный госпиталь медсестрой. Здесь познакомилась с Р. и вышла за него замуж. Не предвидела того, что он состоял в контрреволюционной террористической банде. Считаю его поступок недостойным для гражданина СССР. Я, как его бывшая жена, клеймлю позором совместно со всем человечеством и не нахожу слов выразить свое негодование столь преступным и подлым деянием, каковые совершал и учавствовал в совершении их "мой бывший муж" Р. Я, как честная гражданка великого народа СССР, считаю себя до некоторой степени виновной в том, что не проявила достаточной чуткости и не выявила агента истапо, проживая с ним в течении 3х лет. Теперь я поняла что насколько подло гнусно все эти отщепенцы троцкистско-бухаринской банды только маскировали проводимую свою гнусную работу. Ничуть мне не жаль, но жаль себя что этот мерзавец своим поступком заклятого врага народа положил на меня это грязное пятно, как на бывшую жену. Прошу Вас не считать меня такой же подлой по отношению к окружающим меня честным гражданам ибо сама из рабочей семьи и с гордостью приветствую нашу социалистическую родину борющуюся за создание тех же благ для униженных игом фашизма рабочих всех стран. Пусть враги народа, какими угодно замыслами не стараются поколебать мощь нашей родины, они неизбежно придут к тому же концу к какому пришел подлец и мерзавец "бывший муж" Р.
Г.Л.Н.
Красноярск 13 авг.37 г.
Работники красноярского НКВД не хотели отставать от московских и ленинградских товарищей. В нашем городе были "раскрыты" крупные контрреволюционно-террористические организации, заговоры. Начались ночные аресты. Нет, не на "черных воронах", и не на фургонах с надписью "хлеб", как в столице, приезжали за людьми. В красноярском НКВД, видимо, не было достаточного количества автотранспорта. Приходили ночью "товарищи" в регланах и уводили в неизвестное испуганных, готовых к самому страшному, жертв.
Наступили светлые денечки для доносчиков, сексотов и желающих свести счеты с соседом!
Фантазия следственных органов НКВД была довольно ограниченной. Чаще всего арестованные обвинялись в стандартном наборе преступлений:
Обвинения разнообразились в зависимости от профессии арестованного. Врач - значит, готовил массовые бактериологические диверсии. Педагог - значит, агитировал молодежь. Инженер - значит, выводил из строя оборудование, готовил диверсии.
Запуганные, измученные люди признавались в несовершенных преступлениях, называли соучастниками своих знакомых и сослуживцев. Дела обрастали фамилиями, как снежный ком. Наиболее мужественные перед смертью отказывались от данных под нажимом показаний, но это ничего не меняло ни в их судьбе, ни в судьбе людей, ими названных.
Красноярская тюрьма была переполнена. Следствие велось новыми, советскими методами, ни о какой презумпции невиновности, доказательствах, не было и речи.
Атмосферу допросов легко себе представить, прочитав найденные нами два письма.
Леличка!
Не чувствую за собой никакой вины, но вынужден подписать свои собственные показания такого содержания, какого мне и тебе вместе взятым во сне не снилось. Леля, ты себе и представить не можешь, как тяжело принимать наказание совершенно незаслуженное. В общем, ни одного слова, которое хотя бы на йоту касалось меня. Я совсем чист. Я боролся и довольно долго. Отстаивая правду. Но, увы. Больше сил у меня не оказалось.
Я не спал одиннадцать суток, из которых 3 последних стоя по команде "смирно". Я совершенно обессилел, качался. Помимо этого - толкали, хватали за горло с силой. Угроза наганом перед носом и перспектива не спать, пока не сдохнешь, если не подпишу того, что составил Дмитриев на меня - заставили подписать. Обвиняли меня в троцкизме - завербовали Зуев и Крутский, в терроре против Молокова, будто я с другими членами подготовлял катастрофу его самолета, в диверсии, вредительстве.
Я иду на это средство передачи потому, что ищу
спасение, как погибающий. Действуй через
юридическую консультацию, прокурора,
вплоть до
прокурора СССР Вышинского. При этой пытке я
подпишу все. А о матерных выражениях молчу - самые
отборные и унизительные.
Коля.
Эту записку как-то ухитрился передать жене из тюрьмы Брозинский Николай Григорьевич, работавший до ареста в 1937 году заведующим отделом технического контроля Красноярского авиаремонтного завода.
Красноярскому городскому прокурору
копия: начальнику НКВД
Заявление
Я арестован 2 июля, 4 июля началось следствие. С этого момента начала применяться целая система репрессий с целью вынудить меня написать ложные показания: лишение сна, пищи, даже хлеба, площадная брань, отборная матерщина, запугивание.
Однажды следователь Филиппов замахнулся креслом и чуть не ударил меня. На допросах держит по 4-7 часов без перерыва. Несмотря на мое тяжелое болезненное состояние (туберкулез тазобедренного сустава, одна нога неподвижна - инвалид второй группы).
Меня заставили 23 июля стоять на костылях днем 3 часа и ночью 5 часов. За 22 дня следствия я имел горячей пищи три раза. Около половины дней не имел даже хлеба, за это же время я спал 4 ночи.
С вечера 24 июля меня лишили хлеба и пищи, а в ночь с 25 на 26 посадили меня на круглосуточный допрос по конвейерной системе: ночь допрашивал следователь Коршунов, с утра 26 - следователь Степанов, вечером - опять Коршунов.При этом требовали одно: написать то, чего я не знаю, чего никогда не было. В ночь на 27 я был доведен до полного истощения сил и, чтобы избавиться от дальнейших пыток, написал по указанию и частично под диктовку следователя заявление на имя начальника НКВД с так называемым "чистосердечным признанием".
При этом я заявил следователю, что ни одной буквы правды нет в этом заявлении, на что он ответил: "Пусть будет это ложь, ничего, пишите, нам это требуется.". Тут же был продолжен протокол допроса от 8 июля, где я подписал несколько ответов и в заявлении, и в продолжении протокола я дал ложные показания заведомо в том, что:
1.Якобы я состоял в контрреволюционной организации, ложь,никакой организации я не знаю.
2.Якобы меня завербовал Клячин. Этого никогда не было. Никогда не приходилось мне слышать от Клячина разговоры.
3.Якобы любительские квартеты, на которых я участвовал несколько раз, являются ширмой для нелегальных собраний. Этого никогда не было при моих посещениях.
4.Якобы гражданин Клячин давал мне контрреволюционные задания. Этого никогда не было. Якобы я завербовал работников: Шленского Я.Г., Трошина Г.И. Никого я не вербовал, эти люди невинны.
Настоящим
заявляю, что все эти показания ложные и
вынужденные и я решительно и полностью
отказываюсь от них. Одновременно категорически
протестую против применения произвола при
допросах, мучительных вымогательств ложных
показаний и настаиваю на том, чтобы в дальнейшем
следствие велось в соответствии с советскими
законами.
Самуил Федорович Абоянцев.
29 июля 1937 г.
Комментарии к этим письмам не требуются. Эти, чудом сохранившиеся документы, ярко характеризуют методы ведения следствия. Бедные жертвы! Сколько пережитых ужасов унесли они с собой в могилу!
Ну, а НКВД успешно выполняло план. Хотелось бы познакомиться с теми инструкциями, указаниями и контрольными цифрами по арестам, которые поступали свыше и которыми руководствовалось Красноярское НКВД в те годы, но вряд ли это осуществимо.
Архивы КГБ до сих пор являются тайной за семью печатями.
Что думали эти люди, арестовывая невинных, фальсифицируя дела? Неужели классовая ненависть была так велика, что не могло быть и речи о какой-то там совести или простой человеческой жалости? Нет, скорее всего было лишь чувство опьяняющей власти над людьми, да еще шкурные и карьерные соображения.
Стараясь понять, кого из интеллигенции города в большей степени коснулись репресии, мы пришли к следующим выводам:
1. С установлением в Красноярске власти Колчака была проведена массовая мобилизация в армию мужчин, имеющих образование. Большинство из них служили в армии Колчака год, а то и меньше, в малых чинах. При советской власти все, служившие в белой армии, были поставлены на учет, а в 23-24 годах, поскольку они показали полную благонадежность, их сняли с учета.
В 1937 году почти все эти люди были арестованы и, в большинстве своем, расстреляны.
2.Многие красноярцы с высшим образованием заканчивали Томский университет и медицинский институт. В студенческой среде того времени были широко распространены революционные настроения. Многие студенты вступили в популярную в те годы партию эсеров (о партии большевиков, возможно, им было и неизвестно), вот это-то им и припомнил НКВД в 37-м году.
3.Люди, судимые в 20-е годы за свою принадлежность к дворянскому сословию или состоящие членами различных партий и сосланные в Сибирь в административную ссылку, считавшиеся 'чуждым элементом', тоже были в числе первых арестованных в 1937 году.
4.В Красноярск приехало и обосновалось довольно много жителей Харбина. Эти люди, по мнению НКВД, тоже представляли опасность, так как считалось, что у них остались связи с заграницей, а многие вообще были заброшены как шпионы.
Заканчивая публикацию о репрессиях в среде интеллигенции города, мы прекрасно понимаем, что рассказали далеко не обо всех пострадавших, что их было много и среди других профессий. Но сведения о них разрознены и не проверены, и мы не сочли возможным их опубликовать. Связано это и с тем, что КГБ (ныне МБРФ), не очень охотно сотрудничает с "Мемориалом", не очень жаждет раскрывать свои тайны.
Мы просим читателей, которые могут добавить что-либо к рассказанному нами, связаться с "Мемориалом" по телефонам 21-34-02 (вечером), 27-95-40 (в рабочие дни с 14 до 18).
Марина Волкова, член красноярского общества "Мемориал"
Марина Георгиевна Волкова рассказала о людях, погибших в 30-е годы. Но "Мемориал" располагает не только этой информацией. Мы знаем теперь фамилии работников НКВД, истреблявших красноярскую интеллигенцию. Пусть их почти никого нет в живых (надо полагать, места в аду им были забронированы уже 50 лет тому назад), но страна должна знать своих героев. Печатая список палачей, мы руководствуемся российским Законом о реабилитации от 18.10.91 (ст.18).
Красноярский рабочий, 29.04, 16.05, 20.06 1992г.
Полный список палачей читайте здесь