ДО Ивана Говорченко редактора в “Советской Хакассии” менялись довольно часто. И
виной тому стукачество. Оно, “родимое”, попортило жизнь многим журналистам.
Одной из таких жертв стал известный писатель Алексей Черкасов. Автор трилогии,
посвященной старообрядцам Сибири (“Хмель”, “Конь Рыжий”, “Черный тополь”), как и
Александр Бушков (читайте в № 168 от 7 сентября 2010 года), тоже работал в
областной газете, только заведующим отделом сельского хозяйства. Как-то раз он с
коллегами по работе отправился в “Голубой Дунай”. Так в народе прозвали питейное
заведение на улице Хакасской. Посидели они там какое-то время и пошли дальше.
Проходя мимо театра (теперь это Центр культуры и народного творчества имени С.П. Кадышева), один из них предложил заглянуть в буфет. Черкасов не захотел. “Пусть буфет горит синим огнем!” — крикнул Алексей Тимофеевич, не придавая значения сказанному. Казалось бы, что такого, человек навеселе, мало ли чего сболтнешь! Однако сия фраза сыграла ключевую роль в жизни писателя. По словам Марии Чертыковой, он был арестован “за попытку сжечь культурное учреждение”.
Однако имеется еще одна формулировка обвинения. По данным красноярского общества “Мемориал”, 21 марта 1942 года Черкасова обвинили в том, что он “систематически проводил контрреволюционную агитацию клеветнического и пораженческого характера”. С объявлением приговора, кстати, никто не торопился. Шли месяцы, и только в мае 1943 года свершилось чудо. И краевая прокуратура, и краевой суд дело закрыли. В 1950-е годы Алексей Тимофеевич был реабилитирован полностью.
Это, напомним, те сведения, которые дает красноярский “Мемориал”. Но есть и другие данные, рассказывающие о неизвестных страницах жизни Алексея Черкасова. Возьмем, к примеру, статью Галины Эйснер “Дом писателя на Паровозной”, опубликованную в № 8 газеты “Красноярский рабочий” от 28 февраля 2007 года. В ней черным по белому пишется о том, что Алексею Тимофеевичу в те дни грозил даже расстрел. Кабы его не признали невменяемым и не отправили лечиться в Красноярскую психиатрическую больницу, мир так и не узнал бы о писателе Черкасове. Но вместо расстрела, по иронии судьбы, он “нашел” жену. Точнее, Полина Москвитина нашла его сама. Работала она цензором НКВД. По долгу службы ей приходилось читать письма больного Черкасова к матери. Переписка настолько впечатлила девушку, что она решила познакомиться с Алексеем, придя как-то раз в психбольницу. С ее легкой руки он был освобожден. А с ее “помощью” собранный в библиотеках материал о старообрядцах лег в основу той самой трилогии “Сказание о людях тайги”. Кто помнит, продолжение “Хмеля” — “Черный тополь” и “Конь Рыжий” написаны в соавторстве с Полиной Дмитриевной.
Этот срок был не единственным в жизни Алексея Черкасова. Уроженец деревни Потапово, тогда еще Даурской волости Енисейской губернии (она сейчас покоится под водами Красноярского моря), испытал на себе всю мощь сталинских репрессий еще в 1937 году. Выпускник Красноярского агропедагогического института работал агрономом в одном из колхозов Северного Казахстана. Он был арестован 11 ноября райотделом НКВД. Причина — “проведение контрреволюционной агитации, направленной против политики ВКП(б) и мероприятий Советской власти, и незаконное хранение огнестрельного оружия”. Назначенная ему мера наказания — 10 лет лишения свободы. Так “враг народа” и “турецкий шпион” отправился строить Волго-Донской канал. Через два года, правда, с него сняли судимость и даже выплатили компенсацию за все время заключения (поспособствовала “кампания против клеветы”, которую на посту наркома внутренних дел проводил Лаврентий Берия), однако радоваться свободе, как вы уже знаете, пришлось недолго.
О тех годах Алексей Тимофеевич вспоминал так:
“Я прошел 33 тюрьмы, повидал отбросы человеческие всех рангов и степеней, но не стал моральным уродом благодаря вере в новое предназначение... Эти дни я не потерял даром. Для того, чтобы стать писателем, пишущим о живом человеке, надо было побывать и в заключении, и повидать людей, чьи мысли и дела — все внутреннее содержимое — видны как на ладони. Ну а там, куда меня ведут, оно еще виднее”.
ОДНАКО не журналистика, а писательство стало делом жизни Алексея Черкасова. И оно, к слову говоря, сопровождалось определенными трудностями. Судите сами: в 1934 году был написан роман “Ледяной покров”, который он послал самому Максиму Горькому. Тому рукопись понравилась. А чтобы воплотить все написанное в книгу, понадобилась некоторая доработка. С этой целью Горький и вызвал Черкасова в Москву. Жил начинающий писатель в доме классика целых три месяца. Подготовленная к печати рукопись даже ушла в типографию, но до читателя она так и не дошла. Весь тираж был изъят и уничтожен. Тогда это стало для него ударом, но на фоне всего того, что происходило дальше, все это можно с уверенностью отнести к безобидному щелчку судьбы.
“Ледяной покров” так и не увидел читателя. Как, впрочем, и другой роман — недописанный “Мир, как он есть”. Зато поклонникам творчества сибирского прозаика, который отметил бы 2 июня этого года свое 95-летие, остались такие произведения, как “День начинается на Востоке”, “Лика”, “Человек находит себя”, “Ласточка”, “Синь-тайга”... В 1967 году за роман “Черный тополь” Алексей Черкасов был награжден орденом “Знак Почета”.
Алексея Тимофеевича не стало 13 апреля 1973 года. Он умер в Красноярске, но похоронен был в Симферополе. Памятник на могиле писателя, говорят, помог поставить Константин Симонов.
По воспоминаниям жителей Курагинского района (здесь проходило детство писателя), Алеша рос довольно задиристым мальчиком. Любил подраться, а особенно — посмешить окружающих, за что его в родной деревне прозвали клоуном. Начнет порой что-нибудь изображать, привлечет к “процессу” коня Архимандрита. Все хохочут — и ему весело. Видимо, тогда-то он и исчерпал отпущенный ему судьбой лимит веселья.
"Хакасия" 8 октября 2010