Здравствуйте, сотрудники редакции и читатели газеты! Уже много времени прошло с того дня, когда я прочитала публикацию Игоря Таскина "Жестокость нельзя оправдать". Но она всё не забывается.
Пишу, чтобы поблагодарить Игоря и всех людей, которые в своё время помогали депортированным немцам, а сейчас помнят о том, как несправедливо обошлись с целым народом.
Дело в том, что на одной из барж ехала моя мама. Ей было 22 года, она плыла в неизвестность с трёхлетним сыном и двумя золовками. Высадили их на пустынном берегу между Дудинкой и Диксоном. Был август, по таймырским меркам - поздняя осень: по ночам уже стояли заморозки, да и днём температура поднималась чуть выше нуля. Барак успели построить только для администрации (для меня так и осталось загадкой, кого мама имела в виду под этим определением), для себя люди рыли землянки сами.
Параллельно женщин обучали рыболовству, разделке рыбы, вязанию сетей. Мужчин не было, кроме бригадиров и этой самой администрации. Всех немецких мужчин ещё дома отделили от семей и увезли в неизвестном направлении, как позже оказалось - в трудовую армию. Моему дяде было 15 лет, когда он оказался на Урале, в трудармии. Работали на лесоповале, режим был лагерным, только что без вышек и колючей проволоки.
В первую же таймырскую зиму умерли почти все маленькие дети (сын моей матери тоже), больные и престарелые люди. Их никто не лечил, медицинской помощи не было никакой. Только один раз в месяц приезжал фельдшер, привозил хвою, чтобы люди варили отвар и так боролись с цингой. Для сравнения: у отца в лагере был лазарет, в котором порядочный и сострадательный доктор (просто повезло людям) спас много жизней.
А на таймырском берегу люди выживали, как могли, помогая друг другу. Бригадирами были рыбаки из других регионов СССР, оказавшиеся на Таймыре по оргнабору. Я не очень поняла, что это такое, но, по маминым словам, оргнабор выглядел примерно так: человек приходил в военкомат с просьбой послать его на фронт, а ему говорили, что фронт пока без него обойдётся, а вот на Таймыре некому ловить рыбу, там нужны хорошие рыбаки.
Среди бригадиров, конечно, встречались разные люди, но, в основном, они все неплохо относились к немцам. Кстати, мама говорила, что с ними были и женщины из Прибалтики. Если наши происходили из рабочего и крестьянского сословия, то прибалтийки - из аристократического. Беда сближает, поэтому женщины нашли общий язык: немки учили аристократок работать, а представительницы Прибалтики обучали их тонкому рукоделию.
Бригадир, рыбак с Азовского моря, немолодой уже человек с башкирской фамилией, однажды спас маме не только здоровье, но и жизнь. Она получила на рыбалке во время шторма очень тяжёлую травму. Мама теряла сознание от боли, а когда приходила в себя, молила всех богов о смерти, потому что работать не могла, а освобождение от тяжкого труда никому не давалось. За невыход на работу можно было попасть под расстрельную статью. Бригадир нашёл двух знахарок: одну - среди немок, а вторую - в соседнем долганском стойбище.
Много лет спустя мама с добрым юмором рассказывала, как эти женщины, не зная языка друг друга, проводили осмотр ран, а потом советовались между собой с помощью жестов. Они сделали всё, что могли, и вынесли вердикт: маме надо было лежать хотя бы 2 недели.
И тогда бригадир завернул её в тулуп, погрузил в лодку и повёз на соседнюю точку. Когда мама начала возражать, сказав, что их обоих расстреляют, если об этом узнает начальство, этот человек сказал: "Если бесчеловечно обращаются с нами, это не значит, что мы должны так же относиться друг к другу. Что бы с нами ни случилось, дочка, мы должны помнить, что мы люди".
Неделю абсолютно незнакомые люди каждую ночь перевозили маму с точки на точку. Больше бригадир рисковать не мог, начальство должно было приехать с инспекцией, но за эту неделю мама понемногу начала вставать. Потом бригадир нашёл повод и отправил её чинить сети, чтобы оградить от самой тяжёлой работы.
К слову сказать, у отца в лагере соседом по нарам был молоденький паренёк, попавший под трибунал за отказ выполнять бесчеловечный приказ. Он проходил срочную службу на Таймыре. Его подразделение должно было конвоировать колонну немцев на Хазетайское (Хантайское? - прим ред. сайта) озеро в ноябре (зима в разгаре). В колонне были женщины, дети и несколько стариков.
Сам по себе переход проходил с большими потерями, а приказ предписывал делать всё, чтобы до места дошло как можно меньше немчуры. Паренёк и ещё несколько солдатиков отказались выполнять приказ, помня, что они люди, за что и попали под трибунал. Удивительно, но их не расстреляли, а определили в лагеря.
О многом мама, конечно, не рассказывала, но с возрастом я поняла, что в мутные времена самой страдающей стороной являются женщины. Во-первых, их терзает тревога за детей. Во-вторых, им приходится переносить не только физическое и моральное, но и сексуальное насилие. Думаю, по этой причине моя мама 2 года отказывалась выходить замуж за моего отца, она не хотела иметь с мужчинами никаких дел. И по этой же причине хотела утопить начальника, который приехал с инспекцией и имел глупость заснуть на корме баркаса, разомлев на июльском солнышке.
Моя мама к тому времени была звеньевой рыболовецкого звена, кроме неё в звене было ещё 7 женщин. Вот эти женщины и не дали ей взять грех на душу. Схватили за руки, за ноги и шёпотом кричали: "Остановись! Нас же всех расстреляют!" Когда пелена ярости сползла с глаз, мама устало махнула рукой и сказала: "Ну и чёрт с вами, пусть дальше издевается над вами и вашими дочками".
Относительно немецких диверсантов у мамы была своя версия. Кому-то было на руку уничтожить урожай, который в 1941 году уродился небывалый. Немцев увозили, а за составами тянулся шлейф дыма. Это сотрудники НКВД поджигали поля с пшеницей. Именно этот факт обсуждался, когда в гости к нам приходили мамины приятельницы. Они не жалели себя, не горевали о потерях, а вот простить Сталину гибель хлеба, который был так нужен фронту и Ленинграду, не хотели. Такое это было поколение.
Ну а в отношении предательства... Думаю, ни одна нация не может похвастаться тем, что у них предателей не было. Зато знаю, что многие немцы воевали на фронтах и в партизанских отрядах в то время, когда их родные находились в трудовой армии и ссылке. Первый муж моей мамы, немец по национальности, служил срочную, когда началась война. Он прошёл всю войну, но для этого ему пришлось написать отказ от жены и сестёр. Между прочим, одна из сестёр была партийным работником.
Ну вот, рассказала, что было за теми кострами, которые видели речники по берегам Енисея осенью 1942 года. Ничего хорошего: горе, унижения, болезни, издевательства, каторжная работа, смерть - часто как избавление. Это как же надо было ненавидеть саму жизнь, чтобы полстраны посадить в лагеря и обречь на мучения!
Пишу это письмо, чтобы поблагодарить всех людей, которые поддерживали депортированных, неважно какой национальности. Жизнь - штука жёсткая и непредсказуемая. Значит, надо учиться противостоять этому, помнить уроки истории. Люди должны уважать друг друга, не позволять никому разъединять народы. К сожалению, сейчас как раз нехорошие времена настали.
Вспоминается когда-то прочитанная фраза: "Россия выстояла после войн и голода, но не выстоит после испытания деньгами". Неужели?!
Мама моя жива, ей 92 года. Видимо, те знахарки запрограммировали её на долгую жизнь. Земной поклон им, тому маминому бригадиру и всем добрым людям!
Ольга ИЛЬИНА. Красноярск.
Красноярский рабочий 16.03.2012