Волна репрессий, захлестнувших страну в тридцатые годы, не миновала и далекую
Эвенкию. Созданный в 1930 году национальный округ еще только начинал
обзаводиться всеми необходимыми институтами, становиться, что называется, на
ноги, как от его руководства, правоохранительных органов свыше стали требовать
усиления классовой борьбы.
В редакцию газеты «Эвенкийская жизнь» в конце 90-х попал любопытный документ. Это копия 56-страничного машинописного доклада, почему-то названного «кратким анализом» о состоянии преступности по Илимпийскому району Эвенкийского автономного округа в целом и с. Кислокан в частности за 1960-1969 годы. Как явствует из подписи, авторство этого труда принадлежит тогдашнему прокурору округа Н. Елагину.
Зачем и по какому поводу был сделан этот классический доклад, но никак не краткий анализ, мы не знаем. Но первые его 22 страницы, как и полагалось по тем временам, отведены борьбе вождя мирового пролетариата В.И. Ленина за установление «строжайшего революционного порядка в первом в мире социалистическом государстве». И лишь во второй половине доклада прокурор переходит к местному материалу, весьма, между прочим, насыщенному фактами, примерами из истории округа.
Как сообщает Елагин своим слушателям, к моменту узаконения Эвенкийского национального округа на первом окружном съезде Советов в июле 1931 года «…основная масса оленей и средств добычи пушнины… находились в руках местных богачей, которые эксплуатировали беднейшие массы» (я и далее нередко буду прибегать к цитированию этого документа, изобилующего, в свою очередь, цитатами из первоисточников тридцатых годов, - это как нельзя лучше позволит донести до читателя дух и атмосферу тех времен).
В стране между тем полным ходом идет раскулачивание, самых смышленных и трудолюбивых крестьян лишают всего нажитого добра и ссылают в холодные края, на стройки социализма.
А в этих холодных краях, в Эвенкии, например, с раскулачиванием пока – никак. И в Красноярский краевой комитет ВКП(б) из Эвенкии отправляется справка «старейшего работника округа А.С. Воронина (сентябрь 1934 г.): «Органы суда и прокуратуры в округе работают явно неудовлетворительно. Так, например, кочевые суды при кочевых советах, как правило, не работают. Правильное проведение революционной законности не обеспечено. Еще имеются в отдельных местах родовые права (судит и разбирает дела между туземцами «старшинка»)… Органы НКВД очень слабы. Учета паразитических элементов в округе не ведется, характеристика политического состояния в округе не дается».
Партийный секретарь и прокурор заняты выяснением отношений между собой. Воронин по этому поводу докладывает в крайком партии: «Между секретарем ОК ВКП(б) т. Чернявским и прокурором т. Кузнецовым имеются ненормальные отношения, последнему ОК не дал необходимых условий для работы и впоследствии это очень обострилось, оба беспрерывно пишут в край жалобы друг на друга, прокурор секретаря называет «грязным авантюристом», а секретарь прокурора «оппортунистом»…
Достается и судам. На бюро Байкитского РК ВКП(б) в качестве проявления «мягкотелости» судьи Мирошко приводился пример вынесения им в Байкитском нарсуде приговора за растрату работникам факторий Хромову и Капельницкому – всего лишь лишение свободы соответственно на 2 года и на 6 месяцев. Первый растратил 2500 рублей казенных денег, второй – 1000 рублей. За это их, видимо, следовало расстрелять.
На бюро также особо отмечалось, что все рассмотренные этим нарсудом в 1933-1934 годах 17 уголовных дел были заведены исключительно на русских (работников торгово-заготовительных организаций).
А за что было судить аборигенов, если, по приведенному в докладе Елагина воспоминанию бывшего работника НКВД Н.М. Проновича: «…коренное население, эвенки и якуты, в те времена вели спокойный образ жизни. Кражами они не они не занимались.
Единственными за ними были недостатки, они, особенно пастухи, убивали и кушали колхозных оленей, за это их привлекали к уголовной ответственности очень мало. А по части краж вещей или др. имущества, они этим не занимались и, наоборот, помню один такой случай: бухгалтер Ессейского рыбзавода, фамилию его не помню, зимой 1944 г. получил в Госбанке деньги и, пьяный, по дороге утерял, а эвенки, двое, нашли эти деньги, почти полный куль, и они привезли эти деньги и сдали в милицию».
Увы, сегодня таких людей в Эвенкии уже не сыщешь. Но вернемся к тридцатым годам. Кстати, тогда эвенки домашних оленей без надобности не забивали, и их поголовье достигало 58 тысяч (сегодня – не более четырех тысяч). Как отмечалось в докладе Елагина, 59 процентов этого поголовья оленей содержалось в «кулацких хозяйствах», удельный вес которых составлял 8 процентов: 59 процентов хозяйств аборигенов было отнесено к батрацко-бедняцким, 33 процента – к середняцким.
Сами аборигены еще не знали, что большие начальники-«люча» (русские) разделили их на кулаков и бедняков-батраков. Просто жили себе в тайге, одни были половчее, умели хозяйствовать, другие – не умели или не хотели.
И вторые шли пастухами к первым, чаще всего это были родственники, и вместе вели хозяйство, поскольку у каждого пастуха в стаде была своя доля оленей. Конечно, случались между ними конфликты, но они без лишней волокиты получали свое разрешение у собственных «судей» – родовых старшин.
Но богатеев надо было раскулачивать – так требовали большевистские руководители, строители социализма на Севере. И такие попытки предпринимались.
В том же Байкитском нарсуде рассматривалось дело на «кулака Гаюльского Якуни» – ему было присуждено уплатить работавшему на него в течение десяти лет батраку (фамилия, к сожалению, не приводится ) 3600 рублей. И приговор суда невозможно было исполнить по той простой причине, что батрак не хотел уходить от своего работодателя, как и брать с него денег.
Так и заявил неоднократно посещавшему его нарсудью Мирошко: «Мне присужденных денег не надо, и я от Гаюльского Якуни не уйду, что мне надо, я от него получил… что хотите со мной делайте, я от него не уйду».
Еще по одному делу против того же Гаюльского судья Мирошко взял да и передал материалы в кочевой совет «… с предложением к совету немедленно взыскать 50 оленей с кулака… кулак, конечно, безоговорочно на предложение к/совета 50 оленей батрачке Баяки выдал».
Вот такой странный судья работал в Байките в тридцатых годах. Его за «неразбор дела на кулаков» обвинили в правом оппортунизме. Что с ним было дальше, мы не знаем. Но вот эти упреки, обвинения в адрес правоохранительных органов Эвенкии в мягкотелости, конечно же, со временем возымели свое действие.
Репрессии начались и здесь…Мы еще не располагаем полным списком всех осужденных, которых можно отнести к жертвам политического террора: в Эвенкии таких списков просто нигде нет, как нет никаких упоминаний о репрессиях 30 годов и в докладе Елагина.
Но некоторые списки репрессированных – на 18 человек, и все по одному делу, - прокуратура Эвенкийского автономного округа в конце 90-х годов прошлого века заполучила из Красноярска и передала в «Эвенкийскую жизнь» для публикации.
Как объяснил тогдашний прокурор Эвенкии В.В. Ботулу, все 18 человек были осуждены по зловещей ч. 2 ст. 58 УК РСФСР – за антисоветскую агитацию и пропаганду.
Жители заполярных факторий Ессея (единственное на территории Эвенкии якутское поселение) и Чиринды, в большинстве своем уже пожилые люди, малограмотные и не знающие русского языка, обвинялись в том, что якобы восхваляли царский режим, при котором им жилось лучше, чем в советские времена, порочили политику ВКП(б), высказывались против колхозного строя. Одним словом – контрреволюционеры. А раз так, то окружной суд 21 июля 1939 года выдал разоблаченным «врагам народа» на всю катушку: двое из них были приговорены к расстрелу, остальные получили по 10-15 лет лагерей.
- Однако предварительное и судебное следствие было проведено необъективно, имело тенденциозный, обвинительный характер, - рассказывал Владимир Васильевич Ботулу. – Приговор голословен, достоверными фактами не подтвержден. На самом деле эти люди при общении между собой и окружающими вели обычные разговоры о материальных трудностях жизни на Севере, высказывали по этому поводу свое мнение. Разговоры их призывов к свержению советской власти не содержали…
Тем не менее, чьих-то доносов по услышанным разговорам хватило на то, чтобы совершенно необоснованно и жестоко осудить мирных людей – эвенкийские служители Фемиды, похоже, хотели освободиться от прежних обвинений судебных органов в мягкотелости, примиренчестве. И явно переборщили.
Это стало очевидным после кассационной жалобы осужденных (бедняги в то время были уже в красноярской тюрьме, а там им более опытные сотоварищи по камере подсказали, что надо делать) в Москву.
Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 26 сентября 1939 года дело эвенкийских «контрреволюционеров» направляется на новое судебное следствие, а вынесенный им необоснованно жестокий приговор отменяется – да, и такие прецеденты в те годы случались, вопреки устоявшемуся мнению о предельной жестокости
Лишь на третьем по счету судебном заседании по этому делу окружной суд (обвиняемые к тому времени уже были этапированы обратно в Туру) вынес окончательный приговор по делу восемнадцати. Был первый день лета 1942 года. Приговор – зачет в отбытие наказания по 4,5 года тянувшегося следствия и лишение гражданских прав на предстоящие 5 лет, - молча выслушали лишь десять изможденных человек. Остальные восемь к тому времени поумирали.
В тот же день после освобождения оставшиеся в живых, но так не понявшие, в чем же их вина и за что они пострадали, пешком отправились к себе домой, на север Илимпии - это сотни километров по глухой тайге и лесотундре.
Самому старшему из них, «кулаку и единоличнику» Ивану Петровичу Ботулу, исполнилось тогда 69 лет, самому младшему, сыну «кулака-трудпереселенца» Павлу Павловичу Казанцеву – 25.
Впереди у них была отчужденная жизнь с ярлыками «врагов народа». И ярлыки эти с них официально снимут, как с сотен тысяч других безвинно пострадавших, уже посмертно, в 1991 году по Закону РФ «О реабилитации жертв политических репрессий».
Вот он, этот список «восемнадцати», дошедший до нас из тридцатых годов:
1. Соломонов Федор Прокопьевич, 1893 г.р., якут, кулак, член ППО*.
2. Ботулу Иван Петрович, 1873 г.р., якут, кулак, единоличник.
3. Ботулу Христофор Савич, 1902 г.р., якут, кулак, ППО.
4. Хирогир Афанасий Николаевич, 1892 г.р., эвенк, шаман, единоличник.
5. Боягир Дмитрий Михайлович, 1873 г.р., эвенк, кулак, единоличник.
6. Маймага Константин Николаевич 1898 г.р., якут, кулак, член ППО.
7. Ботулу Егор Гаврилович, 1906 г.р., якут, кулак, председатель ППО.
8. Зарубин Митрофан Васильевич, 1888 г.р., русский, кулак, засольщик Ессейского засольного пункта.
9. Ботулу Андрей Савич, 1912 г.р., якут, кулак, член ППО.
10. Маймага Степан Николаевич, 1878 г.р., якут, кулак, член ППО.
11. Хукочар Егор Григорьевич, 1887 г.р., эвенк, шаман, член ППО.
12. Эмидак Лаврентий Семенович, 1877 г.р., эвенк, шаман, член ППО.
13. Ботулу Константин Савич, 1906 г.р, якут, кулак, член ППО.
14. Елдогир Степан Константинович 1902 г.р., эвенк, кулак, единоличник.
15. Эмидак Моисей Лазаревич, 1888 г.р., эвенк, шаман, единоличник
16. Осогосток Николай Матвеевич 1885 г.р., якут, кулак, член ППО.
17. Хирогир Трофим Гаврилович 1888 г.р., эвенк, середняк. Член ППО.
18. Казанцев Павел Павлович, 1917 г.р., сын кулака-трудпереселенца, зав.метеостанцией.
____________
*ППО. Эта аббревитара означает не название какой-либо партии, а расшифровывается как «простейшее производственное объединение», предшествующее колхозам.
Марат Валеев