В стране все полеты запрещены

Наступили снова дни летной тренировки, учебных стрельб и воздушных боев. Раз в неделю теоретические занятия в классе, вечерами - политзанятия, посещения с семьями гарнизонного дома Красной армии, кино, танцы, самодеятельность. Но длилось это недолго, всего несколько недель. Однажды на утреннем построении личному составу объявили, что всякие полеты по всей стране запрещены на неопределенное время. Никакого объяснения причины прекращения всех полетов в приказе наркома обороны не давалось, попытки некоторых летчиков после зачтения приказа задать вопрос, чем вызвано запрещение полетов, резко обрывались.

- Вам что, не ясен приказ?! - спрашивал начальник штаба бригады. - Командирам эскадрилий приступить к теоретическим занятиям с личным составом. Разойдись!

С этой минуты, где бы ни находились летчики и авиатехники, разговор постоянно начинался и кончался вопросом: в чем причина запрещения полетов по стране? Но ответа никто не давал.

Прошло дней десять. Придя на аэродром, я спешно направился к месту обычного построения, к своему удивлению, заметил, что на линейке еще никто не подошел, летчики же группами стояли в разных местах, о чем-то негромко разговаривали между собой.

- Почему задержка с построением? - спросил у старшего лейтенанта.

- Ждем командира эскадрильи, - ответил тот, одновременно молча протянув мне сегодняшнюю центральную газету от 10 июня 1937 г. Я сначала намеревался ее возвратить, не собираясь перед построением заниматься чтением газет, но старший лейтенант настойчиво совал ее, указывая пальцем на крупный заголовок: "СООБЩЕНИЕ". В нем говорилось, что органами НКВД арестованы Тухачевский М.Н., Якир И.Я., Уборевич И.П., Корк А.И., Путна В.К., Эйдеман Р.П., Фельдман Б.М., Примаков В.М., что следствие по их преступным деяниям, в соответствии с Постановлением ЦИК СССР от 1-го декабря 1934 г., ведет НКВД.

Я едва успел дочитать Сообщение, как раздалась команда начальника штаба:

- Становись!

Командир эскадрильи Кулдин, окинув взглядом строй летчиков и авиатехников и убедившись, что все находятся здесь, одеты как подобает, распорядился проводить теоретические занятия под руководством начальника штаба.

- А вы, товарищи Фукс, Баланов и Кузнецов, останьтесь здесь.

Мелькнула мысль: "Вероятно, отмена отъезда эскадрильи в Испанию после первомайского парада была по причине ареста высших военных руководителей страны".

- Вам предстоит лететь в командировку на несколько дней. Сейчас пройдите к самолетам, воентехники уже там, посмотрите, как готовят самолеты, а потом зайдите в штаб бригады за получением задания.

- А можно узнать, какое будет задание?

- Узнаете в штабе.

Всем троим известие было, как снег на голову: полеты-то запрещены по всей стране, а тут вдруг дают задание. У своих самолетов мы застали кроме воентехников, инженера и оружейников. Увидев, что последние деятельно хлопочут возле пулеметов на крыльях самолетов, закладывают пулеметные ленты, мы еще больше удивились, а тут еще и кислородные маски принесли. В штабе ответили, что о цели полета будет известно на месте командировки. Мы снова и снова шли к самолетам, чтобы удостовериться, что подготовка их к полету идет нормально. Между делом зашли в буфет, слегка перекусили. Наконец, время вылета было назначено, и нам разрешили на час отлучиться домой за вещами.

- Почему ты поздно пришел на обед? - спросила Валя, встречая меня у самых дверей. - Я так беспокоилась, так беспокоилась, что тебя нет, даже голова разболелась.

- Ну что ты, дорогая, все время напрасно волнуешься, куда я денусь, цел буду до самой смерти.

- Как же не беспокоиться, ты же мой муж. Как это ты терпел столько времени без обеда, посмотри, уже целый час прошел.

- А я поел в столовой, в моем распоряжении было несколько свободных минут.

- Для кого же я готовила? - обиделась она. - Ну хоть немного поешь, в столовой хорошо не накормят, а у меня суп с пельменями, рагу, компот. Ты попробуй, только начни, обед замечательный, ци-мус!

- Ну если "цимус", то давай. - Я действительно не был голоден, но обижать жену отказом поесть то, над чем она колдовала в течение нескольких часов, не мог, еще только вытирал руки, как она мимо прошмыгнула с миской, из-под крышки которой тонкой струйкой вырывался пар, - суп до сих пор подогревался на плите.

Пока ел, жена сидела рядом, не сводя с меня глаз. В руках держала газету, которую взяла с письменного стола. Выждав, когда, покончив с рагу, приступил к компоту, сказала:

- Ты читал сегодняшнюю газету?

- Еще нет.

- А о Сообщении знаешь? - при этих словах протянула газету.

- Да, да, дай-ка, подробно не удалось прочитать.

- Скажи, Витя, как по-твоему, все это правда?

- Валя, я не знаю. И никто не скажет, что знает.

Я встал.

- Ну а теперь, Валя, перейдем к делу.

- К какому это делу?

- Ты меня так атаковала обедом, что я даже забыл, зачем пришел.

- Как "зачем", разве не на обед?

- Валя, я лечу в командировку на несколько дней, пришел сказать тебе об этом и взять летное обмундирование и необходимые вещички.

Она удивленно посмотрела на меня, не сразу соглашаясь поверить, что я не шучу.

- Но ты же говорил, что полеты запрещены.

- Говорил. Но сегодня неожиданно получил задание с двумя летчиками вылететь в командировку.

- А куда? - невольно вырвалось у нее.

- Валя, а правило помнишь?

- Другим женам мужья всегда говорят, а у тебя постоянно секреты от меня.

- Обещаю, как только возвращусь, рассказать, где был.

- Витя, а может быть, их не расстреляют, помилуют, а? Как ты думаешь? - продолжая укладывать вещи, спросила она.

- Можно было бы питать малую надежду, Валя, если бы в Сообщении не упоминался зловещий закон от первого декабря 1934 года.

- А о чем он?

- Этот закон под названием "О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов" введен в действие росчерком пера Калинина после убийства Кирова. По нему дела должны рассматриваться в десятидневный срок, суд проводится без участия прокурора и защиты, обвиняемые не имеют права на кассационное обжалование и ходатайствовать о помиловании и, главное, приговор приводится в исполнение немедленно после оглашения.

- Неужели их уже... - встрепенулась Валя.

- Ежовские палачи ждать себя не заставят. И все же не хочется верить, что их уже расстреляли.

- Ну а как же дедушка Калинин подписал такой закон, как это можно ни обжаловать решение, ни просить о помиловании? Я все же думаю, что наш вождь Сталин не допустит расстрела маршала Тухачевского и всех командармов, его слово решающее.

- В том-то и дело, что его слово решающее. Оно уже было, это слово, еще до суда...

- Ты думаешь...?

- Валя, я опаздываю, давай попрощаемся, и я побегу.

Зайдя в штаб бригады, спросил, есть ли какие-нибудь дополнительные указания, получил разрешение на вылет и направился к самолетам, где меня ожидали Кузнецов и Баланов, подойдя к ним, заметил, что Баланов чем-то расстроен.

- Что случилось?

Баланов промолчал. За него ответил Кузнецов:

- У него, товарищ командир, неприятность произошла.

- Какая неприятность?

Баланов продолжал молчать, тогда я пригрозил:

- Вы расстроены, в таком состоянии я вас в полет взять не могу, расскажите, что произошло.

Угроза отстранения произвела моментальное действие:

- Мы с Кузнецовым были в столовой, когда туда пришли инженер и воентехники, они доложили, что самолеты полностью готовы к вылету. А когда мы с ним пошли на стоянку, смотрю, из кабины моего самолета вертикально вверх торчат два хромовых сапога. Что за черт, думаю, кому это захотелось по-глупому шутить? Подхожу ближе, вижу, что это не просто сапоги, а где-то там ниже есть и туловище, мой техник остался в столовой, стало быть, тут копается кто-то чужой, и я крикнул: "Какой хрен моржовый залез в мой самолет?!" Вдруг из кабины на землю спрыгнул человек и сказал: "Не хрен моржовый, а комиссар бригады, товарищ лейтенант".

Я чуть не лопнул со смеха от его рассказа.

- Да, вам смешно... - смущенно промямлил Баланов.

- Вы бы посмотрели, на кого он был похож в это время, - тоже смеясь, вставил Кузнецов. - Увидев ромбы в петлицах комиссара, Баланов чуть не упал в обморок.

Я еще больше рассмеялся.

- Ну а потом что сказал комиссар?

- Он только сказал: "Прикажите своему технику, чтобы тщательно удалил пыль из кабины, она же забьет вам глаза в полете" и ушел.

- Вы хотя бы извинились перед ним?

- Я вдогонку крикнул: "Извините меня, товарищ комиссар, я думал, что это летчик Агафонов залез, он очень похож фигурой на вас сзади, и сапоги у него такие же". Комиссар обернулся: "Не волнуйся, лейтенант, я сам виноват, нечего мне было в самолет лезть с проверкой состояния в отсутствии хозяина".

- Ну, вот видите, все в порядке, а вы волнуетесь.

- А мне все равно стыдно перед ним, - закончил Баланов.

Я успокоил его, сказав, что через год-два он может этот случай рассказывать уже как анекдот.

Синоптики обещали хорошую погоду по всему маршруту полета. Воентехники доложили о готовности самолетов, оружейники - об укомплектованности боевыми патронами. Погода была ясная, солнечная. На земле было жарко, душно, когда же звено поднялось в воздух, мы почувствовали приятную прохладу, фонари закрывать не стали. Сделав круг над аэродромом, звено легло на маршрут, попутно набирая высоту. Впереди, насколько видел глаз, просматривались дороги, реки, населенные пункты, дымящие трубы заводов. Четкие очертания горизонта на фоне синего неба вырисовывались далеко впереди, я был уверен, что в полете осложнений по погодным причинам не будет.

Что означает этот неожиданный полет, эти кислородные маски, полные комплекты пулеметных лент, полевой бинокль, висящий у меня на груди? Граница? Не так-то она близка от места, куда летим. А может, все связано с решением трибунала? - вдруг мелькнула мысль. Кстати, был ли Тухачевский на банкете в Кремле 2-го мая? Если его одиннадцатого мая освободили от должности заместителя наркома обороны, то подкоп под него наверняка делался заранее, и Сталин не допустил бы его на банкет, впрочем, трудно за него ручаться, коварству Сталина нет предела, он мог его и допустить, а ночью арестовать (Допрос Тухачевского до суда производил лично Сталин).

А вот связь этого события с отменой командировки в Испанию явно налицо. Еще накануне первого мая Ворошилов, в целях ознакомления с моральным состоянием летчиков эскадрильи, подробно интересовался мелочами, проявляя особую заботу о питании в столовой, а четвертого мая командировку вдруг отменили, что же изменилось за четыре дня?

Мельком оглянулся на летящих рядом летчиков, спросили условным знаком - поднятием большого пальца руки, - все ли у них в порядке и, получив тем же способом утвердительный ответ от них, уточнил курс, высоту и скорость полета.

Можно ли вообще верить Сообщению? Могли ли маршал Тухачевский, командармы Уборевич, Якир и другие быть врагами власти, за которую сражались в войне, ради которой укрепляли армию? Нет, этого не может быть, неправда. Перед глазами возник плакат: теперь та ежовая рукавица, надетая на руку Ежова, виделась рельефно выступающей наружу из плаката, она даже больше напоминала первобытную палицу с острыми шипами на конце. Прав был Пилипенко, что этой своей шкуркой зверька Ежов пользуется только на плакатах, другие у него методы и средства, арест маршала и командармов - дело его рук. Ну ничего, Ворошилов тоже народный комиссар, он заступится за своих соратников и подчиненных, поговорит со Сталиным, тот скажет Калинину, на президиуме Верховного совета приговор будет отменен, не могут расстрелять таких, всему народу страны известных военачальников.

Так рассуждая, у меня вдруг молнией мелькнула мысль.

"Да, да, - шептал я, - это поэтому с ними расправляются Сталин, Ежов и члены политбюро!" И еще раз вспомнив фамилии подсудимых, повторил про себя: "Именно за национальное происхождение их приговорят к смерти". Я не мог больше остановиться в мыслях об истинной причине их ареста и суда над ними, их восемь человек, и только один из них русский. Сопоставив их арест с другими фактами расправы над различными национальностями СССР, я пришел к твердому убеждению, что причиной ареста являлась их национальность (На заседании Военного трибунала 11-го июня 1937 г. обвиняемый В.Примаков в своем последнем слове сказал:
"Я составил себе суждение о социальном лице заговора, то есть, из каких групп состоит наш заговор, руководство, центр заговора. Состав заговора из людей, у которых нет глубоких корней в нашей Советской стране, потому что у каждого из них есть своя вторая родина. У каждого из них персонально есть семья за границей. У Якира - родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича - в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман связан с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной…"
Пытаясь спасти себя, Примаков использовал любимое средство Сталина ШОВИНИЗМ. Но Примакова расстреляли.).Об этих показаниях Примакова я узнал лишь через пятьдесят лет из газет, на за это время я испытал на самом себе убеждение, к которому пришел в полете в Ржев по специальному заданию (От автора)

Подлетая к аэродрому, заметил большую группу людей, стоящих вблизи посадочного знака, и, по-видимому, готовившихся встречать звено истребителей, я перестроил звено в правый пеленг, распустил летчиков.

Как только летчики зарулили к посадочному знаку и выключили моторы, к нам приблизились некоторые из встречающих, один из них передал, чтобы все трое подошли к комбригу. Я представился ему. Он сказал, что с тех пор как были запрещены полеты по стране, в районе нескольких километров от аэродрома, судя по сообщениям, поступающим в штаб из этих мест, там систематически появляется самолет на небольшой высоте. Местная авиационная часть самолетов-истребителей не имеет, поэтому командование было вынуждено просить штаб округа прислать группу истребителей.

Нам был приготовлен обед, потом мы заступили на дежурство у самолетов. Здесь же толпились местные летчики, воентехники, инженеры.

Два дня все летчики, авиатехники, все командиры и мы втроем жили одним вопросом: что происходит там, в Москве, где судят всем знакомых заслуженных военачальников?

В ожидании сообщений притихли все, весь народ Советского Союза притих: неужели маршала и командармов расстреляют? Не может того быть, чтобы они были виновны в том, что им приписывают! И всю ненависть и презрение народ обращал на НКВД и его главаря Ежова. Но передовые люди знали истинного виновника расправы над маршалом и его сподвижниками, им был Сталин, в очередной раз спрятавшийся за спину своего холуя Ежова и преступного аппарата НКВД.

Двенадцатого июня утром нам на стартовую линию принесли газету. Вслух я прочитал своим летчикам Сообщение (Назначенный Сталиным членом Суда генерал-полковник Е.Горячев перед открытием заседаний застрелился):

"Вчера, 11 июня с.г., в зале Верховного Суда СССР специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР в составе ее председательствующего - Председателя Военной Коллеги Верховного Суда Союза ССР Армвоенюриста т.Ульриха В.В. и членов Присутствия Заместителя Народного Комиссара Обороны Алксниса Я.И., Маршала Советского Союза т.Блюхера В.К., Маршала Советского Союза т.Буденного С.М., Начальника Генерального штаба РККА Командарма 1-го ранга т.Шапошникова Б.М., Командующего войсками Белорусского Военного округа т.Белова И.П., Командующего войсками Ленинградского Военного округа Командарма 2-го ранга т.Дыбенко П.Е., Командующего войсками Сев. Кавказ. округа Командарма 2-го ранга т.Каширина Н.Д.... в закрытом судебном заседании рассмотрело в порядке установленном законом от 1-го декабря 1934 г., дело Тухачевского М.Н., Якира И.Э., Уборевича И.П., Корка А.И., Путны В.К., Эйдермана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова В.М...."(Спустя несколько месяцев члены суда Блюхер, Алкснис, Белов, Дыбенко были переданы суду как враги народа и расстреляны. Позже они были реабилитированы)

"Сообщение" было коротким и заканчивалось: "...приведен в исполнение". Я передал газету Кузнецову, который вместе Балановым еще раз прочли "Сообщение".

Первые два дня прошли на стартовой площадке спокойно. Никаких звонков по полевому телефону, проложенному от штаба к самолетам, не поступало. По-прежнему здесь постоянно были люди, спрашивали, рассказывали, шутили. На третий день, утром, на старт по телефону поступило сообщение из штаба: "Внимание! Из района полигона сообщают, что там пролетел самолет и на бреющем удалился в северном направлении". Я немедленно скомандовал: "По самолетам!" Но оба летчика, решив, что неспроста звонит телефон, уже до команды вскочили в самолеты и заводили моторы. Короткий взлет на форсаже с небольшим набором высоты, летчики во все стороны поворачивали головы, ища неизвестный самолет, Баланов с Кузнецовым то и дело вопросительно смотрели на меня, не вижу ли я цель. Но нет, нигде никаких признаков самолета никто из нас не заметил. Почти час длился полет с удалением от аэродрома на значительное расстояние в попытках обнаружить самолет. Но все было безрезультатно. Едва самолеты приземлились и стали подруливать к линии старта, где для заправки постоянно дежурил бензовоз, как навстречу бежал начальник штаба. Махнув рукой, чтобы летчики остановились, и, вскочив на подножку моего самолета, он крикнул:

- В том же районе снова самолет!

Бензина в баках оставалось мало, но времени на заправку не было. Мы быстро развернули самолеты против ветра и строем взлетели, направляясь в сторону полигона, теперь уже без набора высоты, почти бреющим полетом, чтобы легче было обнаружить объект на фоне неба. Звено сделало облет района полигона и за его пределами, и снова полет оказался безрезультатным. Из-за отсутствия бензина в баках срочно повел звено на посадку. На земле летчиков ожидало командование бригады.

Несколько дней по два-три раза в день поступали сигналы о появлении неизвестного самолета, командование терялось в догадках о происхождении таинственного самолета, все было поднято на ноги, чтобы изловить его.

Однажды, в яркий солнечный день, один из постоянно присутствовавших многочисленных летчиков, то и дело выпроваживаемых командованием со стартовой линии, заметил на небе что-то похожее на летательный аппарат. Все задрали кверху головы, пытаясь разглядеть это "что-то". Наконец, многие увидели "его". По общему мнению, самолетом оно быть не могло, скорее всего, это был воздушный шар, впрочем, если самолет забрался на такую немыслимо большую высоту, очертания его могли и скрадываться. Но было не до рассуждений, был объявлен немедленный взлет.

- Приготовить кислородные маски, быть готовым к стрельбе! - распорядился я. - Звено полетело в западном направлении, чтобы отрезать путь предполагаемому объекту. Через бинокль, висящий на шее, я зорко следил за объектом, но мелкая тряска самолета не давала возможности как следует рассматривать объект. Но удивительное дело: по мере подъема расстояние между истребителями и объектом не уменьшалось, а между тем он удалялся на запад, сохраняя постоянную дистанцию. Стало трудно дышать, стрелки высотомеров перешли за цифру шесть километров и ползли выше. Летчики еще на пятикилометровой высоте надели кислородные маски, теперь и я свою надел.

"Однако так можно и перелететь государственную границу, надо дальнейший подъем продолжить в восточном направлении, объект почти над головой, хотя и очень высоко". Звено развернулось на сто восемьдесят градусов.

Что за чертовщина! - произнес я, когда, взглянув вверх, обнаружил, что объект тоже двинулся на восток.

Посчитал, что это в пользу истребителей. Однако дело вперед не продвигалось, с трудом, на полном форсаже самолеты скребли последние десятки метров, после цифры семь на высотомерах устойчивость самолетов уменьшилась, ведомые летчики, допуская резковатые движения при управлении, проваливались вниз, из-за чего отстали от ведущего на сто-двести метров. Бензина оставалось на пятнадцать-двадцать минут полета, но это не страшно, с такой высоты можно спланировать на расстояние 40-50 километров с неработающим мотором, тем не менее надо было прекращать полет. Я развернул звено в сторону аэродрома. Взглянув вверх, обнаружил, что и объект повернул в ту же сторону.

- Что за мистика!

Едва самолеты сели и зарулили на свое обычное место, как истребителей окружили со всех сторон ожидавшие на земле и стали расспрашивать, что собой представляет объект на близком расстоянии и почему его не сбили. Очевидно, неудача была вызвана малым потолком самолета. Решили наблюдать с земли за дальнейшими действиями объекта, комментируя, доказывая, споря при этом. Наблюдали час, другой, третий, объект все дальше двигался на запад и, наконец, исчез из виду.

На следующий день объект снова появился приблизительно в том же месте. Руководство бригады совместно с летчиками-истребителями стали решать, что делать, не повторять же вчерашний бесполезный полет. Как-то неожиданно возникло предложение: а не звезда ли это?

- Какая там звезда может быть днем, да еще при ярком свете солнца? - сказал кто-то со стороны.

- Как сказать, - ответил я, - отец, бывало, мне говорил, что если хочешь увидеть звезду днем, лезь в колодец и оттуда увидишь много звезд.

- Но тут-то не колодец, а аэродром, никакого углубления нет, - возразил уже другой летчик.

В конце концов, командир бригады решил найти специалиста по звездам. Он поручил начальнику штаба найти такого специалиста немедленно, пока объект еще не скрылся.

Все с нетерпением ожидали прибытия начальника штаба со специалистом по звездам. Наконец, показался легковой автомобиль М-1, подъехал прямо к самолетам. Из автомобиля вышел седенький старичок в очках, державшихся на проволочках, загнутых за уши, в поношенных пиджаке и брюках черного цвета. Осторожно вылезая с помощью начальника штаба из автомобиля, он прихватил с собой длинную подзорную трубу и стал ее устанавливать возле крыла ближайшего самолета. Начальник штаба шепнул командиру бригады, что, как ему сказали городские руководители, единственным специалистом по звездам у них числится преподаватель географии школы второй ступени, которого он и захватил дома во время обеда.

- Кто у вас тут старший? - спросил специалист. - Что мы будем с вами определять?

Он говорил таким тоном, как обычно в школе начинает урок по своему предмету. Поскольку в военных чинах он не разбирался, ему было все равно, кто поставит перед ним задачу.

- Мы хотим, чтобы вы определили, что за объект находится над нами, - сказал я.

- Это где именно? - спросил специалист.

- Да вот этот, - показали руками в небо стоящие вокруг люди.

- Сейчас попробуем определить, - с готовностью согласился он, устанавливая трубу в направлении неба. Потом долго прицеливался, удлинял и укорачивал тубус, протирал линзы - то переднюю, то заднюю, снова глядел в небо через свою допотопную школьную трубу и наконец извиняющимся голосом произнес:

- У меня со зрением не совсем дела обстоят хорошо, как вы, вероятно, уже заметили. Поэтому я попрошу кого-нибудь из вас смотреть в трубу и рассказывать мне, что вы там видите, обрисовать объект словами. Возможно, мы тогда решим с вами, что видим.

К подзорной трубе подскочил Кузнецов. Он долго смотрел, направляя трубу в разные стороны, крутил тубус, пробовал даже заглянуть на небо с обратной стороны трубы.

- Итак, что мы там видим? - спросил сведущий специалист по звездам.

- Например, я - ничего не вижу, - ответил тот.

К трубе стали подходить другие, которые, как они заявляли, в школе числились отличниками по географии. Но и они ничего не могли рассмотреть в трубу. Тогда преподаватель признался:

- Видите ли, эта труба старинная, в нашей школе она существует очень давно, и она бы еще долго прослужила, если бы не негодные мальчишки, которые все крутят, вынимают линзы, чтобы во время урока наводить солнечные зайчики на девчонок. Может быть, даже одной линзы внутри трубы и не хватает, я не уверен.

Деловито собирая свою трубу, спросил:

- Чем еще я могу вам помочь?

- Скажите, пожалуйста, - спросил начальник штаба, может быть видима какая-нибудь звезда или планета в дневное время?

- Видите ли, я сам по профессии преподаватель географии, всю жизнь этим занимаюсь. К сожалению, в астрономии я не во всех подробностях разбираюсь. Могу вам порекомендовать обратиться за разъяснением в Академию Наук, там, видимо, знают.

Поблагодарив за дельный совет, извинившись за то, что его побеспокоили, начальник штаба отвез специалиста по звездам домой, заканчивать обед.

Телеграмму в Академию Наук составили тут же на аэродроме, она была предельно краткой:

"МОЛНИЯ" Академия Наук СССР.
"Просим сообщить запятая может ли быть видима дневное время звезда или планета районе нашего города точка".

Два дня командование и истребители с нетерпением ожидали ответа из Академии Наук, но он так и не пришел.

Но зато, как снег на голову, прямо на стартовую линию прибыл... начальник Военно-воздушных сил товарищ Алкснис. Приехал он в гарнизон поездом. Все, кто был поблизости, и те, кто заметил при въезде его на аэродром, собрались вокруг него, нетерпеливо ожидая, что он скажет. Однако он сам начал расспрашивать командование бригады и меня о том, что тут происходит, что, где и кто видел, имея в виду вызовы истребителей в район полигона и другие обстоятельства. К счастью для присутствующих, Алкснис ни одним словом не коснулся вопроса о "звезде", о телеграмме в адрес Академии Наук, видимо, ему об этом ничего известно не было. Все стоящие вокруг об этом молчали, и неслучайно. Накануне вечером, когда стемнело, я сходил в библиотеку и попросил дать почитать литературу общедоступную - о звездах и планетах. Вот бы раньше почитать, не пришлось обращаться в Академию Наук с элементарным вопросом. А все дело-то в Венере! Мне было известно со школьной скамьи, что Венера - самое яркое светило после Солнца и Луны, что она сама по массе равна земной, были известны еще некоторые сведения о ней. Но теперь узнал - и это было главным в данной ситуации - что ее можно увидеть и в дневное время, что, если из летящего самолета смотреть на Венеру, то будет казаться, что она точно с такой же скоростью удаляется от наблюдателя.

- Так вот оно что, а мы... - вслух, к удивлению библиотекаря, произнес я.

Утром об этом "открытии" рассказал присутствующим на старте.

Затем Алкснис приказал продолжать патрулирование в районе аэродрома, полигона и в необходимом удалении от них.

Большая толпа окруживших его летчиков, воентехников, командиров разных рангов с затаенным волнением ожидала, когда начальник ВВС Алкснис расскажет подробности о суде 11-го июня. Осмелев, один из присутствующих, спросил:

- Товарищ командарм, вы состояли членом Верховного суда над группой военных. Вы можете рассказать, как проходило судебное заседание, что говорили обвиняемые?

Без сомнения, направляясь сюда из Москвы, Алкснис был уверен, что ему будут задавать такие вопросы, как, безусловно, ему их и в самой Москве там и тут задавали. Сейчас он не торопился отвечать на заданный вопрос, было заметно, что он чувствовал затруднение и пытался уйти от прямого ответа, вступив в разговор с командиром бригады. Но задавший вопрос, выждав некоторое время, повторил:

- Нам интересно знать, что говорил, например, маршал Тухачевский и другие обвиняемые, в том числе Якир и Уборевич.

По-видимому, поняв, что от ответа ему не уйти, Алкснис сказал:

- Что могу сказать? Тухачевский после зачтения приговора, произнес: "Да здравствует товарищ Сталин!"

Решив про себя, что и так уже лишнего сказал о суде, он добавил:

- Ну а вообще-то, вы, вероятно, читали в газетах о подробностях судебного заседания...

Присутствующие неопределенно слегка кивнули в ответ, про себя подумав: о каких подробностях Алкснис говорит, кроме сообщения о судебном заседании 11-го июня и сообщения о казни 12-го июня, никаких "подробностей" в печати не было, если не считать последовавшего затем потока, ничем не подтвержденных, тяжелых обвинений в сопровождении с гнусными ругательными словами. Он знал, что все слова, произносимые им тут, станут через ежовских агентов известны сегодня же Сталину, чья рука составила список, кому из маршалов и командармов сидеть на скамье обвиняемых, а кому выносить приговор о расстреле своих коллег.

А через пять месяцев, 23-го ноября этого же года: "Был теплый зимний день, муж позвонил, что он задержится, и вечером надо идти на прием в посольство. Он просил приготовить выходной костюм. Муж пришел домой около 10 часов вечера в хорошем настроении. Быстро переоделся, шутил, смеялся. Так как спешил, а мы жили на восьмом этаже, я вызвала лифт. Яков вошел в лифт, улыбнулся, помахал рукой - и больше его я не видела..."

Алксниса не видела больше не только жена, а и авиаторы Военно-воздушных сил. Жена Алксниса вместе с десятилетним сыном Имантом была сослана в Красноярский край. Можно не сомневаться, что "приглашение" Алксниса в некое "посольство" в 10 часов вечера было обычной провокацией НКВД, выходя из дома, он прямо у подъезда попал в лапы черного ворона, доставившего его на Лубянку.

Что касается неизвестного объекта, то он так и остался, загадкой для всех, сигналы на старт больше не поступали. Впрочем, вообще не ясно, был ли это самолет, и какой марки, откуда появился. Не был ли это НЛО, впервые появившийся в пределах СССР? Была ли вся история с объектом, поднявшая на ноги всех чинов, начиная со Сталина и военных штабов, простой мистификацией или же умело задуманной провокацией определенных лиц? Это неизвестно.

Мы возвратились домой. На следующий день командир эскадрильи Леонид Кулдин приказал всему составу явиться в штаб.

- Я получил в штабе бригады следующую бумагу, - начал Кулдин, разворачивая приказ, - после прочтения этого важного документа каждый должен расписаться в нем об ознакомлении. Приказ подписан наркомом обороны и наркомом внутренних дел, читаю:

"Об освобождении от ответственности военнослужащих, участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без утайки рассказавших обо всем ими совершенном и о своих сообщниках.

Приказ № 082 от 21 июня 1937 г.
В ряде военных округов имели место явки с повинной лиц командного, начальствующего и красноармейского состава, замешанных в деятельности контрреволюционных фашистских и вредительских организаций или знавших об их существовании, но не сообщивших об этом органам Советской власти.

Рассмотрев эти случаи чистосердечного раскаяния в своей преступной деятельности и добровольного, полного и всестороннего сообщения о ней командованию и органам Народного комиссариата внутренних дел, а также полностью назвавших всех своих сообщников и лиц, о преступной деятельности которых им было известно,

ПРИКАЗЫВАЕМ:

1. Командирам, начальникам, военным комиссарам, военным прокурорам и особым отделам ГУГБ НКВД СССР военнослужащих, участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях и без утайки рассказавших обо всем, как ими совершенном, так и назвавших всех своих сообщников и единомышленников, задержанию и аресту не подвергать и против них уголовного преследования не возбуждать.

Соответствующее распоряжение всем органам прокуратуры одновременно с этим дается прокурором СССР т.Вышинским.

2. Военным советам округов (армий, флотов) немедленно доносить народному комиссару обороны СССР обо всех случаях добровольной явки с повинной раскаявшихся преступников, виновных в участии в контрреволюционных заговорах против Советского правительства и назвавших всех своих единомышленников и соучастников, а также лиц, им известных, как враги народа.

Одновременно представлять свои соображения как о возможности в каждом отдельном случае оставления раскаявшегося и прощенного преступника в рядах РККА, так и о дальнейшем его служебном использовании в армии.

Настоящий приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, кораблях, складах, штабах, управлениях и учреждениях Рабоче-Крестьянской Красной Армии,

Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза К.Ворошилов.
Народный комиссар внутренних дел СССР генеральный комиссар государственной безопасности Н.Ежов"("Казнь Тухачевского и опубликованный приказ по армии наркома обороны Ворошилова, фактически призывавший к доносительству, вызвали лавину, от которой нельзя было найти защиту. Любой наказанный солдат, любой недовольный подчиненный мог свести счеты с неугодным офицером, донеся на него. И каждый, кого осуждали, тянул своих близких, знакомых за собой, навстречу тяжелой судьбе... В течение года офицерский корпус Кр. Армии сократился наполовину, а его верхушка была ликвидирована почти полностью". ("Заговор против Тухачевского" Пауль Карел // За рубежом. - 1988. - № 22)).

Всем ясен приказ? - спросил Кулдин, взглянув на сидящих в зале.

Царило молчание.

- Тогда подходите к столу и расписывайтесь под приказом.

- А если я контрреволюционной деятельностью не занимаюсь, мне тоже расписываться? - спросил Пилипенко.

- Расписываться всем, - приказал комэск.

В это время в дальнем углу послышалось:

- На дураков рассчитывают оба наркома, так и побежали виновные каяться, да их тут же арестуют.

- Прекратить разговоры, приказы не обсуждаются, - сказал Кулдин.

С этого дня полеты по всей территории СССР были возобновлены. Но мне не пришлось в последовавшие дни осуществлять программу полетов своего отряда. Через неделю после возвращения из командировки со звеном из Ржева получил новое полетное задание.

Командир эскадрильи Кулдин вызвал меня в штаб и зачитал приказ Военного округа о командировании меня на подыскание посадочных площадок на территории округа.

- Товарищ майор, пощадите хоть вы меня, заступитесь перед вышестоящим начальством, - взмолился я.

- Я, товарищ Фукс, ничего поделать не могу. Командир бригады приказал послать именно вас на самолете У-2 с летчиком Бондаренко на обследование состояния посадочных площадок для предстоящих летних полевых учений. Приказ четкий и, как вы понимаете, обсуждению не подлежит, - ответил комэск Кулдин.

- Но я сильно отстану от тренировочных полетов и стрельб на И-16, неужели нельзя еще кого-нибудь послать подыскать посадочные площадки?

- Кроме вас, на поиски подходящих площадок полетит еще один самолет У-2 из другой эскадрильи, так что страдать придется не только вам с Бондаренко. К тому же посылать на такое задание не всякого можно, молодого не пошлешь. Я пытался возразить по поводу вас, но ответ был категорическим. Ну ничего, вы справитесь меньше, чем за неделю, - успокаивал комэск.

- Желаю успеха, - Кулдин улыбнулся, крепко пожал мою руку на прощание.

На следующий день Бондаренко в передней кабине, а я во второй, на самолете У-2 вылетели на выполнение полученного задания.

Полет проходил нормально, погода хорошая, видимость - лучше быть не может, и мотор работал безупречно.

Я оглянулся. Справа сзади за нами по-прежнему тащился У-2.

"Зачем штаб военного округа дал указание лететь двум самолетам по одному и тому же маршруту? Не доверяют? Нам обоим, мне и Бондаренко, или только мне? В чем заключается роль того второго самолета, его экипажа?"

Мне, как немцу, не доверяют? Но если бы не доверяли, не послали бы с этим заданием. Да и не поручали бы выполнение задания на перехват мифического самолета в Ржеве. Скорее всего, в верхах не прошел страх после расправы с Тухачевским и другими военачальниками.

За несколько дней было проверено с десяток посадочных площадок. Наиболее подходящая по размеру была вблизи Минска. Вся она находилась под посевами культурной травы для корма скота близлежащего колхоза, трава выросла по грудь взрослого человека, в это время косари вручную косили с одного края площадки траву для колхоза, поговорил с ними, поинтересовался, нет ли под этой травой каких-нибудь ям, косари заверили, что никаких препятствий на поле нет.

Предыдущая Оглавление Следующая