Салотопка

Описываемые мною события происходили после Отечественной войны, в конце 40-х – начале 50-х годов в городе Канске. В ту пору здесь размещалось одно из управлений Краслага и лагеря Краслага и Енисейлага. На окраине города в поселке Гидролизного завода (прежнее название Канского биохимического завода) располагался небольшой аэродром, принадлежащий Краслагу. Здесь обеспечивались полеты начальства в дальние лагерные зоны. Был он невелик, не больше четырех-пяти самолетиков стояло: У-2, ПО-2, которые «кукурузниками» называли.

Я тогда был мальчишкой лет десяти-двенадцати, как и мои двоюродные братья и сестры. С войны возвращались наши отцы. Семьи были большие: нужно было прокормить всех. И выделили нам рядом с этим аэродромом гектар земли для обустройства и выписали пиломатериалы для постройки жилья. Работа закипела. Семья была дружная и небольшие домишки из бруса и бревен поставили почти за одно лето, ибо надвигалась суровая сибирская зима, а мы все жили в одном большом сарае, сколоченном наспех из горбыля.

Мы, детвора, тоже помогали, как могли. Было холодно, голодно, многого не хватало. Страна только-только стала приходить в себя после войны. Мы приспособились ходить на рыбалку на озеро, которое располагалось за аэродромом под обрывом. Место было заболоченное. Вечно всегда там затапливало, когда река Кан выходила из берегов. Вот на этих озерах мы и ловили на удочки маленьких гальянов и карасей, если повезет. Наши матери обязательно нас хвалили; рыбку, вычистив, жарили на небольшой чугунной сковороде, заливали яйцами, и мы с чувством исполненного долга уплетали это лакомство за милую душу.

На рыбалку мы всегда ходили своими тропками через аэродром мимо ангара и самолетов. Нас охрана не гоняла, когда не было полетов. Там, уже за аэродромом, на краю обрыва, метрах в ста от ангара – находилось старое кладбище, на котором хоронили погибших и умерших заключенных. Рядом с кладбищем стоял небольшой деревянный домик с довольно широкой и длинной трубой и большим, огороженным высоким забором, двором.

Проходя тропинками через кладбище, мы видели эти обвалившиеся могилы, в которых виднелись прогнившие доски гробов и желтые человеческие кости. Другие могилки нам показались совсем маленькие, словно дети там были похоронены; некоторые же напротив боли большие, как курганы, видимо - братские.

В домике этом вдвоем жили глухонемые старики: дед и бабушка. Было им лет по 70. Жили они очень замкнуто, ни с кем не общались, никуда не ходили. Видимо, всем необходимым их снабжало краслаговское начальство. У взрослых мы спрашивали, что это за домик, кто там живет, что это за кладбище такое? Нам уклончиво отвечали, что это салотопка, что там сжигают и хоронят погибших животных: коров, лошадей, собак и прочую мелочь. А дядя Володя (Владимир Павлович), который пилотом работал на этом аэродроме, нам настоятельно не советовал совать туда свои носы. Мы же, как нормальные дети, конечно же, совали свои носы и интересовались тем, что там происходит. А происходили там удивительные и непонятные вещи…

В летнее время по ночам часто ревели моторы всех самолетов, заглушая все в округе. К этому кладбищу один за другим подъезжали автомобили-студебеккеры, крытые брезентовыми тентами, в которых привозили солдат и заключенных. Рев моторов стоял до 4-5 часов утра, вплоть до рассвета. Весь гидролизный поселок замирал с вечера полностью, только собаки рвались с цепей во дворах и жутким лаем и воем наводили страх на притаившихся жителей поселка.

Утром мы, как обычно, направлялись по своему маршруту к озерам, безмятежно подпрыгивая и догоняя друг друга, держа удочки наперевес и размахивая тарой для будущего улова. Однако в такие необычные утренники охрана нас не пропускала, а в оцеплении стояли незнакомые солдаты, которые пугали нас грозными окриками и автоматами ППШ. Но на то мы и послевоенная находчивая детвора, чтобы добиться своего. Мы всякими правдами и неправдами все-таки добирались до озер. Эти неожиданные преграды и приключения мы превращали в игру в разведчиков и партизан. А уже вечером, возвращаясь привычным путем домой, мы смело шли через это кладбище: патрулей уже не было, а знакомые охранники на нас, как обычно, внимания не обращали. Нам же было очень любопытно, почему нас не пускали утром? Что от нас скрывали? И мы находили ответы на эти вопросы.

Мы видели свежие большие братские могилы, повсюду валялись пустые гильзы от патронов к ППШ. И тогда мы начинали понимать, что здесь, на этом самом месте, расстреливали по ночам людей, заключенных из лагерных зон и канской тюрьмы, и закапывали в братских могилах. Вот почему на полную мощность работали моторы самолетов. Ну, а зимой в дело вступала так называемая «салотопка». Людей привозили также по ночам, также под рокот моторов их расстреливали, но зимой земля была мерзлой и поэтому трупы сжигали в этом домике с широкой и длинной трубой. Оказывается, это был обыкновенный крематорий. Долго после такой работы «салотопки» снег вокруг был покрыт черной сажей и серым пеплом. Запах в ближайшей округе очень напоминал запах жареного мяса. Вот такая это была «салотопка».

Прошли годы. В 1953 году умер Сталин. Канское управление лагерей перевели в Решоты, часть лагерей и зон были ликвидированы и закрыты. Ликвидирован и аэродром на окраине гидролизного поселка. Только улица Аэродромная осталась как напоминание о нем.

Старики, жившие на этой «салотопке», куда-то исчезли, домик пришел в упадок, кладбище тоже поросло бурьяном. Позже, в годы правления Н.С.Хрущева, все на этом месте снесли и сравняли с землей, и буквально на костях в конце 50-х годов была построена городская больница, а позже и вся территория бывшего аэродрома и кладбища была застроена жилыми домами разного типа.

Уже будучи вполне зрелым человеком, в конце 80-х годов, когда горбачевская перестройка была в разгаре, когда во весь голос заговорили о сталинских репрессиях, я обратился в Канский РК ВЛКСМ с письмом к первому секретарю, но ответа не получил. Будучи в отпуске в Канске, я уже в чине полковника, пришел к нему прояснить ситуацию. В кабинете я увидел молодого человека с настороженным, холодным взглядом, полным непонимания и безразличия. Затем я написал в местную газету «Власть Советов», надеясь найти хотя бы у журналистов понимание, ведь провозглашена была гласность. Но, увы! Там на меня смотрели точно такими же глазами.

А ведь я хотел, да и сейчас хочу лишь одного: чтобы там, на этих костях был поставлен какой-нибудь знак в память о загубленных тысячах жизней. У всех людей разные судьбы, разная жизнь, разная смерть. Но ведь перед Богом мы все равны. Я надеюсь, что придет время и все встанет на свои места. Общество переживает сегодня последствия большевистского безвременья. На местах таких вот «салотопок» будут стоять, быть может, и часовни, и храмы, чтобы грядущие поколения помнили и ценили высокое звание - Человек, данное им самим Богом.

На оглавление Вперёд