Бунт

«История - есть политика, опрокинутая одной стороной в прошлое, а другой нацелена в будущее»
В.Д.Успенский – автор романа «Тайный советник вождя»

Это было давно. Как сейчас помню середину 60-х годов прошлого уже века. Я в ту пору служил ротным командиром в автотранспортном полку в одном из дальних гарнизонов, расположенных среди бескрайних казахстанских степей. В это время создавался ракетно-ядерный щит СССР. Мы обеспечивали это создание любой ценой, порой даже ценой здоровья, а иногда и жизни солдат и офицеров. Напряжение было колоссальное. Люди постоянно находились в экстремальных условиях. Не всегда и не все выдерживали этот темп и режим службы. В полку были случаи дезертирства, суицида, участились случаи пьянства среди офицеров.

В одну из зимних ночей 1966 года я был вызван в полк штабным посыльным. На территории полка происходило необычное оживление. Были включены все прожекторы, всюду суетилась офицеры, сержанты полка, бегали посыльные, отдавались какие-то команды. Стало ясно, что полк был поднят по тревоге. Но тревога была какая-то необычная. Из казарм команциры выводили свои подразделения без оружия, с одними противогазами и бегом отправлялись в автопарк. У казарм (бараков) 4 и 6 рот было темно и не было никакого движения, какое обычно бывает при объявлении тревоги. Эти казармы были окружены плотным кольцом вооруженных солдат комендантской роты и разведывательного батальона. Оттуда доносился шум, звон разбитого стекла, какие-то истерические выкрики.

На КПП полка нас встречал начальник штаба подполковник Чернов. Он быстро ввел нас в обстановку, рассказал, что в 4 роте возникли беспорядки, солдаты перепились и бунтуют. К ней готова присоединиться 6 рота, нужно все подразделения срочно вывести за пределы части в автопарк, где заняться запуском машин и подготовкой их к рейсам, ждать там дальнейшей команды. Приказано было также оружие личному составу не выдавать, обеспечить его сохранность и выставить к нему дополнительную охрану из проверенных и надежных людей. Он нам объяснил, что командир полка полковник Ведерников со своими заместителями находится на месте событий, что в полк прибыли по его вызову дополнительные подразделения для наведения порядка. Присутствующий здесь же командир 6 роты капитан Цветков (мы его звали просто Славиков) мгновенно оценил ситуацию и бегом бросился, как, впрочем, и все мы, в расположение своей роты. Нужно отметить, что Слава Цветков в роте пользовался непререкаемым авторитетом. Eгo ценили и уважали солдаты, его слово было для них законом. Да и среди офицерского коллектива он показал себя незаурядной личностью, начитанным, умным, грамотным офицером, хорошим товарищем. Даже начальство прислушивалось к его мнению.

С его появлением в казарме сразу стало тихо. Дальше разговоров и споров дело не пошло, никаких беспорядков не было. Непонятно было, кем и для чего люди были подняты самовольно. Цветков моментально взял ситуацию под свой контроль и организованно вывел свою роту в автопарк.

А тем временем события развивались своим чередом. Мы вывели свои подразделения в парк в полном соответствии с распоряжением начальника штаба. Здесь мы занялись своим привычным делом, но не было обычных шуточек, розыгрышей… Лица солдат выражали недоумение, озабоченность, настороженность, все как-будто задавались вопросами: «Что произошло? Что все это значит? Что будет дальше?» Мы часто бегали на КТП парка к дежурному и ловили малейшие новости из полка. А произошло вот что: 4-й автотранспортной ротой командовал капитан Иконников, один из так называемых «седых боевых капитанов». Выходец из «сынов полка» военных лет, будучи сверхсрочнослужащим, он закончил 6-месячные курсы младших лейтенантов, после чего был направлен в полк, где и служил, поднимаясь по служебной лестнице от командира взвода до ротного, постепенно спиваясь и деградируя. Жена с детьми от него уехала, не выдержав тяжелых условий гарнизонной жизни, устав от запоев мужа и беспросветности. Тогда такое случалось довольно часто. Оставшись один, он продолжал пить, но на службу ходил, справляясь с обязанностями не без помощи его подчиненных. Он частенько появлялся по ночам в пьяном виде в роте и начинал разборки и «тренировки» в «подъем – отбой», чтобы, как он говорил, «служба медом не казалась». Солдаты-водители, измученные долгими трудными рейсами, тяжкими солдатскими буднями и замордованные муштрой пьяного командира-самодура, долго терпели все это. Но однажды январской ночью 1966 года после очередного ночного визита своего нетрезвого командира, когда он с шумом, матом, мордобоем затеял очередные «тренировки», с каким-то садистским упоением «воспитывал» своих подчиненных, нервы у кого-то не выдержали. Кто-то вырубил свет в казарме, после чего в Иконникова полетели табуретки, сапоги и все, что попадало под руку. По инерции он продолжал что-то кричать, но поднявшийся шум и улюлюканье под свист заглушил его крики. Он попытался скрыться в канцелярии роты, но ему это не удалось. Его сбили с ног и пинками катили до самого выхода, не давая подняться. Наконец, подхватив его за руки и за ноги, раскачав, с криками и воплями сбросили с крыльца на снег.

Сразу протрезвев, капитан попытался встать на ноги, но со стоном опустился на землю. Как оказалось позже, ему сломали одну ногу. Превозмогая боль, он медленно полз к штабу полка. Через некоторое время его догнал дежурный по его роте сержант Кудухов. Он сумел сбежать с ключами от оружейной комнаты, так как опасался, что эти ключи у него могут отнять и оружие может быть пущено в ход. Он помог Иконникову добраться до штаба полка и доложил дежурному по полку о происшедшем. Перед дежурным по части Иконников предстал в одном сапоге, в окровавленной и разорванной одежде, без погон и ремня. Говорить и стоять на ногах он не мог, поэтому его уложили на топчан дежурного, после чего был вызван дежурный фельдшер из полковой медсанчасти для оказания помощи пострадавшему. Но травмы были серьезные и усилий фельдшера было недостаточно. Дежурный по полку капитан Миненко отправил Иконникова в гарнизонный медсанбат на дежурном автомобиле в сопровождении фельдшера и сержанта Кудухова, предварительно забрав у последнего ключи от оружейной комнаты, а сам поспешил в расположение 4-и роты, чтобы выяснить обстановку и при необходимости принять меры. Но его дальше крыльца не пустили, несколько раз бросили обломки табуреток, высказали много непотребных слов в его адрес и адрес командования и существующих порядков, после чего велели убираться вон.

Видя, что разговоры бесполезны, и что он ничего поделать не может, капитан Миненко вернулся в штаб, немедленно доложил по телефону о происходящем командиру полка, отметив, что и вокруг 6-й роты неспокойно. Получив указания от командира, он начал действовать.

А в это время в 4-й роте события развивались не лучшим образом. Свет так и не был включен, да он никому не был нужен в сложившейся ситуации, но зато были зажжены керосиновые лампы в ленинской комнате (такие в ротах всегда были в резерве на случай отключения электричества). Откуда-то появилась канистра со спиртом, у кого-то нашлись остатки дорожного сухого пайка, и началась почти поголовная пьянка. Тут же объявились неформальные лидеры, которые тех, кто не хотел участвовать в беспорядках, а также всех сержантов заперли в бытовой комнате, откуда те успешно сбежали через окно, на котором не было решеток. Решетки были на окнах в оружейную комнату, где хранилось оружие солдат и сержантов, а также и боеприпасы к нему. Двери были двойные, обитые железом и усиленные арматурой запоры. Так что без ключей открыть их можно было, разрезав автогеном. И как не пытались их взломать буйные пьяные головы, это им не удалось. Трудно себе представить, что бы могли натворить эти люди, попади к ним в руки оружие в тот момент. Пьянка шла вовсю. Уже песни кто-то запел, где-то в темных углах кого-то били, всюду раздавался мат, крики, звон разбитого стекла. Это били плафоны на потолке, зеркала в бытовке, некоторые застекленные стенды в ленинской комнате.

Вскоре появился командир полка и его заместители. Вначале они пытались навести порядок своими силами. Командир с замполитом пошли к бунтующей роте. К ним присоединился и замполит батальона, куда входила 4-я рота. Их встретили руганью, угрозами и посыланиями далеко-далеко. Замполит батальона майор Альтман в ответ тоже начал им угрожать, чем подлил только масла в огонь. В ответ полетели палки, обломки мебели и другие предметы.
Оценив обстановку, командир полка принял решение поднять полк по тревоге, вывести из расположения полка личный состав и вызвать дополнительные подразделения из гарнизона для ликвидации беспорядков. Вызванные рота разведбата и комендантская рота быстро оцепили место ЧП, никого не пропуская кроме компетентных людей. В полку осталась одна бунтующая 4-я рота. Узнав, что прибыли вооруженные подразделения для их усмирения, солдаты 4-ой роты подняли невообразимый рев. Из казармы раздавался треск ломаемой мебели, грохот и звон бьющегося стекла. Громили все подряд. Но постепенно спиртное и усталость начала сказываться. Некоторые уже спали пьяным сном, другие в пылу буйства били окна и кидались обломками в сторону оцепления, откуда в ответ раздавались автоматные очереди холостыми патронами. Это делалось для воздействия на психику и моральное состояние погромщиков.

Начальства понаехало много, много было команд, порой противоречащих друг другу, излишней суеты и бестолковщины. Прибыл и командир ракетного соединения со своим начальником политотдела и многочисленной свитой. Обо всем уже было доложено в Москву. Противостояние длилось до самого утра. Уже под утро из разбитого окна ленинской комнаты повалил дым и показались языки пламени. Начинался пожар по всей видимости от керосиновых ламп. Медлить было уже нельзя, поэтому был отдан приказ на штурм казармы, которая была взята в считанные минуты. Пожару не дали разгореться, возгорание локализовала и устранили. Из казармы начали выводить солдат, способных передвигаться, других, спящих мертвецким пьяным сном, выносили и складывали в солдатском клубе, выставив здесь же охрану. Выведенных солдат отправляли прямо на гарнизонную гауптвахту, а избитых и покалеченных при штурме в медсанбат или гарнизонный госпиталь. Оружие и боеприпасы из оружейной комнаты были изъяты и помещены на складе, благо, что ключи были у дежурного по части. Тех пьяных дебоширов, которые были уложены в клубе, по мере трезвления отправляли тоже на гауптвахту или медсанбат, если были травмы. Каково же было всеобщее удивление, когда среди этих упившихся «ухарей» были обнаружены и опознаны неформальные лидеры и зачинщики беспорядков. Ими оказались члены комсомольского бюро роты во главе с его секретарем ефрейтором Кузьменко. Все они были избраны в свое время с подачи и по рекомендации замполита батальона майора Альтмана. Для него это был удар «ниже пояса».

Ну, а мы в парке, запустив и подготовив автотранспорт к выходу, ждали команды и она поступила. Тревоге был дан отбой, нам предписывалось прибыть вместе с личным составом в полк и заниматься в соответствии с распорядком дня, что нами неукоснительно было выполнено.

У разбитой казармы 4-й роты стояла охрана, суетились особисты и следователи военной прокуратуры. Окна зияли темнотой, рамы были выбиты почти везде, болтались на остатках петель двери, всюду валялись обломки мебели, какие-то бумаги, растрепанные подшивки газет, в некоторых местах на снегу краснели пятна крова. На это зрелище долго еще любовались солдаты и офицеры полка, обсуждая и комментируя увиденное.

Потом состоялся «разбор полетов» и воздано каждому по делам его. 4-я рота была расформирована и только к весне была восстановлена из нового пополнения. Капитана Иконникова под суд не отдали, пожалели, но после излечения изгнали из армии без всяких льгот и привилегий. Получили строгие взыскания командир полка, его заместители и другие должностные лица. Майора Альтмана, как проявившего политическую близорукость исключили из партии и тоже уволили без всяких почестей. В отношении непосредственных бунтарей и по факту происшествия было возбуждено уголовное дело. Все зачинщики (восемь человек) были осуждены на разные сроки заключения: от 3 до 9 лет. Порядка 15ти после суда были отправлены в Новосибирский дисбат. Остальных поотправляли в разные подразделения, в основном - тыловые, лишив доверия на перевозку воинских грузов. Во всех частях прошла волна собраний, совещаний с обсуждением этого ЧП. «Седых боевых капитанов» начали увольнять ускоренными темпами. Несколько смягчился распорядок дня, меньше стало ненужной муштры.

В нашей истории было слишком много трагического. О многом мы теперь вспоминаем сквозь боль, но вспоминаем, чтобы осмыслить происшедшее и извлечь из него уроки.

На оглавление Вперёд